Продолжая рассуждать о роли этого отношения в общественной жизни, Гаманн причисляет его изучение к задачам государственной важности в условиях развития немецкого языка его времени. «Бесчинство смешения языков», под которым он подразумевает все еще характерную для тогдашней Германии франкофонию в научной речи, употребление многочисленных заимствований в немецком языке и отсутствие осмысленной языковой политики в отношении родного языка, является «делом государственным, которое в царстве истины имеет бόльшее значение, чем самый сочный свежевырытый корень какого-либо слова или бесконечная генеалогия какого-либо понятия» [Hamann, 1821, 130].
В интересах развития и совершенствования не только языка, но и мышления необходимо переходить к употреблению немецкого языка во всех сферах жизни, считает Гаман, и поясняет это следующим образом: «Каждый язык требует способа мышления и вкуса, составляющих его своеобразие: поэтому хвастался Энний, что имеет тройное сердце, почти как Монтень, который хвастался своей душой в три этажа. <...> Кто пишет на иностранном языке, тот должен уметь, как любовник, приноравливать свой способ мышления. Кто пишет на своем родном языке, тот имеет домашнее право супруга, если он им владеет. Голова, которая думает за свой счет, всегда будет совершать вмешательства в язык; автор же, пишущий на счет товарищества, довольствуется предписанными ему словами, как поэт по найму – конечными рифмами (bouts-rimés), вводящими его в колею тех мыслей и мнений, которые приходятся кстати» [Hamann, 1821, 130-131].
Убежденность Гамана в том, что критика языка является метакритикой разума, или, в иной формулировке, критикой знания, – это тот аспект его философии языка, который представляет большой интерес для современной науки. При этом следует признать, что для Гамана характерно специфическое сочетание религиозной мысли и аналитического подхода в методологии, как, впрочем, и для всех мыслителей, которые рассматривали философию как критику языка. Гаманн никогда не исследует никакую проблему философии языка изолированно от контекста своей религиозной мысли, которая у него и сама по себе есть языковое мышление. Это в полной мере относится и к позиции Гамана в развернувшейся в середине XVIII в. дискуссии вокруг вопроса о происхождении языка.
В 1746 г. Этьен Бонно де Кондильяк дал на него свой ответ, выдвинув естественную теорию в «Опыте о происхождении человеческих знаний», который он рассматривал как дополнение к «Опыту о человеческом разумении» Дж. Локка (1690). Пьер Луи Моро де Мопертюи, который был по назначению Фридриха II президентом Берлинской академии наук с 1746 по 1759 гг., опубликовал два сочинения – в 1748 г. «Философские рассуждения о происхождении языка и значениях слов» [Maupertuis, 1768, 259-285], а в 1754 г. «Рассуждение о различных средствах, которыми пользуются люди для выражения мыслей» [Maupertuis, 1756, 349-364], в которых опровергал теории Божественного происхождения языка, выдвинув гипотезу, что язык был изобретен человеком. С критикой трактата Мопертюи «Философские рассуждения о происхождении языка и значениях слов» выступил Иоганн Петер Зюсмильх. В докладе под названием «Попытка доказательства, что первый язык получил свое происхождение не от человека, но единственно от Творца», прочитанном в Берлинской академии наук в 1756 г. и опубликованном лишь спустя десять лет [Süssmilch, 1856], Зюсмильх утверждает, что для успешной дифференциации феноменов окружающего мира мышление нуждается в языке. Без языковых обозначений умственные понятия словно сливались бы друг с другом, и ни одно понятие невозможно было бы помыслить хоть сколько-нибудь ясно, «не мысля одновременно и все другие, с ним связанные» [Süssmilch, 1866, 68]. В его понимании язык предшествует мышлению и является условием мышления. Если бы человек сам себя обучил языку, то для этого – и в этом заключен парадокс – он должен был бы уже обладать разумом, а этот разум возможен только благодаря языку и т.д. Выход из этого заколдованного круга Зюсмильх видит в Божественном происхождении языка.
Эти дискуссии о происхождении языка не носили характера исторического исследования, они затрагивали, скорее, вопрос о сущности языка и исходили, собственно, из независимости мышления от языка. Интерес философов Просвещения к философии языка имел столь ярко выраженную практическую направленность, что они фактически игнорировали вопросы более фундаментального характера, касающиеся отношения языка и мышления. Можно думать, что обсуждение вопроса о происхождении языка скорее просто подтолкнуло Гамана к рассмотрению трансцендентальной функции языка, ничего не добавив к его концепции. Гаманн, по сути, не участвовал в рассмотрении происхождения языка в смысле его самого раннего появления в истории человечества. В «Двух рецензиях касательно происхождения языка» [Hamann, 1823, 1-11], представлявших собой краткий обзор трактата Гердера о происхождении языка, а также в иронично-пренебрежительном ответе на рецензию, опубликованную в 26-м номере «Кенигсбергской ученой и политической газеты» за 1772 г. [Hamann, 1823, 12-21], Гаман не занимает ни одну из сторон. Он не согласен с теорией Божественного происхождения языка Зюсмильха, согласно которой Бог дал человеку язык в готовом виде и научил его пользоваться им. В то же время он отвергает рациональные и эмпирические теории, которые сводят происхождение языка к договоренности между людьми.
Теории, предполагавшие, что мышление предшествует языку, для Гамана неприемлемы. Он подвергает критике даже более умеренный тезис своего друга Гердера, согласно которому язык мог быть изобретен и даже должен был быть изобретен, поскольку сама эта возможность заключена в природе человека. Хотя сам Гаман не представил полностью разработанной теории языка, его взгляд на происхождение языка вполне понятен. Он считает, что язык имеет нераздельную Божественную и человеческую природу одновременно, и убежден в том, что Бог создал человека вместе с языком. Это означает, что в теологически-логоцентрическом понимании Гамана язык есть первичный принцип: «генеалогический приоритет языка» уже содержит в себе разум, всякое говорение – уже мышление и наоборот. Очень важным здесь представляется изучение переписки Гамана и Якоби, которая может и дополнить, и прояснить мысли Гамана о языке, в частности, его утверждение, что разум есть язык, т.е. логос.
Список литературы
1. Гете И.В. Из моей жизни. Поэзия и правда // Гете И.В. Собр. соч. в 10 томах. Т. 3. – М.: Художественная литература, 1976.
2. Briefe, die neueste Litteratur betreffend. Vierter Theil. – Berlin und Stettin: bei Friedrich Nikolai, 1779.
3. Hamann J.G. Beylage zum 37sten Stück der Königsbergschen gelehrten und politischen Zeitung. 1772. Abfertigung der im sechs und zwanzigsten Stück enthaltenen Recension // Hamann’ Schriften. Hrsg. von Friedrich Roth. Vierter Theil. – Berlin, G. Reimer, 1823.
4. Hamann J.G. Briefe von 1779 bis 1784 // Hamanns Schriften. Hrsg. von Friedrich Roth. Sechster Theil. – Berlin: G. Reimer, 1824.
5. Hamann J.G. Briefe von 1784 bis 1788 // Hamanns Schriften. Hrsg. von Friedrich Roth. Siebenter Theil. – Berlin: G. Reimer, 1825.
6. Hamann J.G. Briefwechsel mit F. H. Jacobi. Hrsg. von Friedrich Roth // Friedrich Heinrich Jacobi’s Werke. Vierter Band. Dritte Abtheilung. – Leipzig: Gerhard Fleischer, 1819.
7. Hamann J.G. Briefwechsel mit Friedrich Heinrich Jacobi // Johann Georg Hamann’s, des Magus im Norden, Leben und Schriften. Von C.H. Gildemeister. Fünfter Band. – Gotha: Perthes, 1868.
8. Hamann J.G. Fauete linguis! // Hamann’ Schriften. Hrsg. von Friedrich Roth. Vierter Theil. – Berlin, G. Reimer, 1823.
9. Hamann J.G. Metakritik über den Purismus der reinen Vernunft // Hamanns Schriften. Hrsg. von Friedrich Roth. Siebenter Theil. – Berlin: G. Reimer, 1825.
10. Hamann J.G. Sokratische Denkwürdigkeiten // Hamanns Schriften. Hrsg. von Friedrich Roth. Zweiter Theil. – Berlin: G. Reimer, 1821.
11. Hamann J.G. Versuch über eine akademische Frage // Hamann’s Schriften. Hrsg. von F. Roth. Zweiter Theil. – Berlin: G. Reimer, 1821.
12. Hamann J.G. Zwei Scherzlein zur neuesten Deutschen Literatur // Hamanns Schriften. Hrsg. von Friedrich Roth. Sechster Theil. – Berlin: G. Reimer, 1824.
13. Hamann J.G. Zwo Recensionen betreffend den Ursprung der Sprache // Hamann’ Schriften. Hrsg. von Friedrich Roth. Vierter Theil. – Berlin, G. Reimer, 1823.
14. Hegel, G. W. F. Über Hamann’s Schriften // Hegel, G. W. F. Vermischte Schriften. Zweiter Band. Hrsg. Friedrich Förster und Ludwig Boumann. – Berlin: Verlag von Duncker und Humblot, 1835.
15. Humboldt W. von. Über das vergleichende Sprachstudium in Beziehung auf die verschiedenen Epochen der Sprachentwicklung // Wilhelm von Humboldt. Werke in fünf Bänden. Hrsg. von Andreas Flitner und Klaus Giel. Band 3. – Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1963.
16. Maupertuis, Pierre Louis Moreau de. Dissertation sur les différents moyens dont les hommes se sont servis pour exprimer leurs idées. Berlin // Histoire de l'Academie Royale des Sciences et Belles-Lettres. 1754. – Berlin, 1756. – S.349-364.
17. Maupertuis, Pierre Louis Moreau de. Réflexions philosophiques sur l'origine des langues et la signification des mots // Oevres de Maupertuis. Nouvelle Édition corrigée & augmentée. Tome Premier. – A Lyon, chez Jean-Marie Bruyset, Imprimeur-Libraire, rue S. Dominique, 1768. – P. 259-285.
18. Michaelis J.D. Beantwortung der Frage von dem Einfluß der Meinungen eines Volcks in seine Sprache und der Sprache in die Meinungen. – Berlin, 1760.
19. Monboddo, James Burnett (Lord). Of the Origin and Progress of Language. 6 vols. Printed for J. Balfour, Edinburgh; and T. Cadell, in the Strand, London, 1774.
20. Süßmilch, Johann Peter. Versuch eines Beweises, daß die erste Sprache ihren Ursprung nicht vom Menschen, sondern allein vom Schöpfer erhalten habe. – Berlin, 1756.
21. Trier J. Das sprachliche Feld. / Neue Jahrbücher für Wissenschaft und Jugendbildung, 1934, Nr.10, S.428-449.