Стратегический подводный флот СССР и России прошлое, настоящее, будущее
А. Б. Колдобский, МИФИ, г. Москва
К середине 50-х гг. усилия сверхдержав по созданию современного термоядерного оружия увенчались успехом и в США, и в СССР, а форсированное развитие в обеих странах атомной промышленности позволяло непрерывно увеличивать темпы накопления ядерных боеприпасов. Однако такое накопление (да, в общем, и само наличие ядерных боеприпасов) не имело смысла без средств их доставки. И с этой точки зрения позиция США была несравненно более выигрышной, нежели положение СССР.
Главным фактором, определившим с начала 50-х гг. стратегическое преимущество США, была очевидная возможность осуществить массированный авиационный ядерный удар по СССР с опорой на сеть опоясывающих его территорию американских военных баз. При этом ответного удара возмездия по собственной территории США могли не опасаться – аналогичной системы аэродромов передового базирования у СССР не было, а предельная боевая дальность единственного в то время советского носителя ядерного оружия – бомбардировщика ТУ-4А (копии американского В-29) – не превышала 5000 км. Предложения по ее «искусственному» увеличению, часто довольно экзотические (дозаправка в воздухе и на поверхности океана, создание сети ледовых аэродромов передового базирования в приполярной арктической зоне), практического развития не получили. Лишь после того как в конце 50-х гг. на вооружение советских ВВС стали поступать бомбардировщики ЗМ В.М.Мясищева и ТУ-95М А.Н.Туполева, авиационная доставка ядерного оружия к объектам в глубине территории США с последующим возвращением бомбардировщика стала практически возможной. Однако к тому времени США, с 1954 г. поставившие на вооружение стратегические бомбардировщики В-52 (которые до сих пор являются основой американских стратегических ВВС), ушли на этом направлении гонки вооружений далеко вперед. К 1960 г. сорока восьми советским ТУ-95М, каждый из которых мог нести по две водородные бомбы, США могли противопоставить одну тысячу пятьсот пятнадцать стратегических бомбардировщиков с более чем тремя тысячами ядерных бомб на борту. Впрочем, бесперспективность усилий по достижению ядерного паритета на «авиационном» направлении, вероятно, стало ясна советскому руководству еще раньше.
Ничем не могла помочь в 50-х гг. и ракетная техника сухопутного базирования. Изначальное требование достижения ракетой-носителем этого класса межконтинентальной дальности технологически означало необходимость «форсированного прыжка» через несколько ступеней технического развития, а такой путь никогда не бывает быстрым и гладким. Лишь 20 января 1960 г. в СССР была официально принята на вооружение первая в мире МБР сухопутного базирования – P-7 С.П.Королева, да и количество ее боевых стартовых позиций на обоих объектах базирования (Плесецк, Байконур) даже позже никогда не превышало шести. Пройдет еще более десяти лет, пока сотни МБР М.К.Янгеля и В.Н.Челомея станут основой стратегических ядерных сил (СЯС) СССР.
А тогда, в 50-е гг., для советского политического и военного руководства становилось все более очевидным, что для обеспечения хотя бы принципиальной возможности нанесения сколько-нибудь чувствительного ядерного удара по американской территории без военно-технического освоения океанских просторов не обойтись. Однако при этом путь строительства мощного надводного флота (в первую очередь авианосного) был заведомо тупиковым – как из-за громадных финансовых затрат и необходимости отвлечения огромных сил и ресурсов, совершенно неприемлемых для только-только поднимавшейся из военных руин страны, так и по причине колоссального преимущества американских ВМФ практически по всем количественным и качественным показателям. Это в случае начала масштабных боевых действий, несомненно, привело бы к немедленному уничтожению советского ударного флота задолго до его выхода на боевые позиции.
Оставались океанские глубины. А в описанных выше условиях бескомпромиссного политического и идеологического противостояния СССР и США, непрерывно набирающей темпы гонки вооружений, низкого порога начала военных действий в многочисленных локальных конфликтах, практически во всех случаях затрагивающих интересы сверхдержав, с этим надо было очень спешить. Кстати говоря, вне понимания этого жесткого военно-политического императива времен холодной войны логика ретроспективного анализа военно-исторических событий прошлого вообще, как правило, оказывается смещенной. Пример тому – нынешние стенания «экологов» и «демократических журналистов» по поводу «несоразмерного развития» советского атомного подводного флота «без учета негативных экологических последствий». Сходные претензии можно предъявить, например, фельдмаршалу Кутузову за экологический ущерб, нанесенный русской природе при Бородино вследствие ее обильного полива ружейным свинцом.
Первые проекты. Ядерные торпеды
В отличие от ракет боевые торпеды к началу 50-х гг., когда стали появляться первые ядерные боеприпасы, были вполне заурядным вооружением подводных лодок (ПЛ). Поэтому главным препятствием для казавшегося несложным превращения даже обычных дизельных ПЛ в носители ядерных торпед стало отсутствие достаточно компактной ядерной боеголовки.
В 1951–1952 гг. конструкторы КБ-11 (Арзамас-16) начали разработку ядерной боеголовки для морских торпед в двух вариантах: калибром 533 (Т-5) и 1550 мм (Т-15). При этом, если торпеда меньшего калибра была штатным вооружением ПЛ, то размещение торпедного аппарата для «чудовища» диаметром свыше 1, 5 м было делом весьма проблематичным даже для наиболее крупных советских ПЛ. Однако руководители советского атомного проекта уже знали то, что даже для потребителей – военных моряков – тогда, вероятно, оставалось тайной: 9 сентября 1952 г. лично И.В.Сталин подписал постанов ление Правительства СССР «О проектировании и строительстве объекта 627». Это был проект создания первой советской АПЛ "Кит" (много позже, уже после принятия на вооружение ВМФ СССР, получившей, по классификации НАТО, обозначение «November»). Именно для нее создавалась циклопическая Т-15.
Впрочем, история собственно АПЛ будет рассматриваться ниже. Здесь же отметим, что если проект «малой» ядерной торпеды Т-5 был воспринят военными моряками как минимум с пониманием, то против Т-15 руководство ВМФ возражало категорически, и на то были основания.
Дело в том, что различие калибров торпед отражало, разумеется, не только чисто технические аспекты устройства и размещения системы вооружений. Речь шла о различных концепциях использования оружия. Если вооружение ПЛ ядерной торпедой «нормального» калибра расширяло ее тактические возможности (что, разумеется, приветствовалось военными), то установка на лодку торпеды-гиганта, напротив, резко их сужало, фактически позволяя использовать корабль для выполнения лишь одной боевой задачи – нанесения ядерных ударов по портам, гаваням и приморским городам. Это совсем не нравилось морякам (как мы увидим далее, не только из тактических соображений), но было тем «окном стратегической уязвимости» потенциального противника, мимо которого не могли пройти советские военные планировщики. Слишком уж много не только военных баз, но и крупных городов имеют США и их союзники на океанских и морских побережьях, и последствия таких ядерных ударов, даже с учетом неоптимальных условий подрыва ядерного боеприпаса (нулевая высота на береговой линии), были бы для этих стран воистину катастрофическими.
Тем временем разработка Т-5 (точнее говоря, ядерного заряда для нее) шла полным ходом. 19 октября 1954 г. этот заряд (под индексом РДС-9) был испытан на Семипалатинском полигоне, и в ходе этого испытания произошел первый отказ изделия в истории советских ядерных испытаний. Потребовалась дальнейшая доработка заряда, в ходе которой были выполнены два наземных испытания на Семипалатинском полигоне и одно (21 сентября 1955 г.) – на Новоземельском. Этот взрыв, мощностью 3, 5 кт, стал первым в СССР подводным ядерным испытанием. А 10 октября 1957 г. после успешных натурных государственных испытаний (подводный взрыв мощностью 10 кт при пуске с подлодки на расстояние около 10 км) торпеда Т-5 была принята на вооружение. Она стала первым ядерным оружием ВМФ СССР и родоначальницей ядерных торпед советских и российских многоцелевых ПЛ, предназначенных для решения оперативных и тактических задач морского театра военных действий (в первую очередь для борьбы с крупными наводными кораблями и ПЛ противника). Однако для решения стратегических задач этот род ядерного оружия не предусматривался и в этой статье в дальнейшем не рассматривается.
А вопрос о «ядерной суперторпеде» типа Т-15 позже был поставлен еще раз, причем таким человеком и в таком контексте, что мысль о чрезвычайной сложности жизни приходит сама собой. Речь идет об академике А.Д.Сахарове, который после успешного испытания 30 октября 1961 г. своей «супербомбы» мощностью 58 Мт задумывался о средствах доставки таких зарядов к цели. Было ясно, что громоздкое и неуклюжее «чудовище» («супербомба» имела длину 8 м и диаметр 2 м при весе 27 т) не по силам ни самолету (в режиме реального боевого вылета), ни ракете (во всяком случае ни одной из тогда существовавших или проектируемых). И вот тогда-то… А.Д.Сахаров: «…Я решил, что таким носителем может являться большая торпеда, запускаемая с ПЛ. Я фантазировал, что можно разработать для такой торпеды прямоточный водо-паровой атомный реактивный двигатель. Целью атаки с расстояния несколько сот километров должны стать порты противника. <…> Корпус такой торпеды может быть сделан очень прочным, ей не страшны мины и сети заграждения. Конечно, разрушение портов – как надводным взрывом "выскочившей” из воды торпеды со 100-мегатонным зарядом, так и подводным взрывом – неизбежно сопряжено с очень большими человеческими жертвами. Одним из первых, с кем я обсуждал этот проект, был контр-адмирал Фомин… Он был шокирован "людоедским характером” проекта и заметил в разговоре со мной, что военные моряки привыкли бороться с вооруженным противником в открытом бою и что для него отвратительна сама мысль о таком массовом убийстве. Я устыдился и больше никогда ни с кем не обсуждал этого проекта».