Смекни!
smekni.com

Бегство от свободы (стр. 3 из 9)

Простой народ, которому не досталось ни богатства, ни новой власти превратились в безликую массу. Все человеческие отношения были отравлены этой смертельной борьбой за сохранение власти и богатство. Индивид был охвачен страстным эгоцентризмом, ненасытной жаждой власти и богатства. В результате было отравлено чувство уверенности в себе и ощущения безопасности.

Есть основания для сомнения в том, что полновластные хозяева капитализма эпохи возрождения были так счастливы и уверены в себе, как это часто изображают. По-видимому, новая свобода принесла им не только возросшее чувство силы, но и возросшую изоляцию, сомнения, скептицизм, и как результат всего этого тревогу. Эта внутренняя уверенность, происходящая из положения изолированного индивида во враждебном мире, по-видимому, объясняет возникновение новой черты характера, которая, как указывает Буркхардт, стала свойственна индивиду эпохи Возрождения, в то время как у члена средневековой социальной структуры ее не было или по крайней мере она была выражена гораздо слабее. Речь идет о страстном стремлении к славе. Если смысл жизни стал сомнительным, если отношение с другими и с самим собой не дают уверенности, то слава становится одним из средств, способных избавить человека от сомнений.

В эпоху возрождения зародился современный индивидуализм. Но хотя идея возрождения и оказали значительное влияние на дальнейшее развитие европейской мысли, однако основные корни современного капитализма, его экономической структуры и его духа мы находим не в итальянской культуре позднего средневековья, а в экономической и общественной ситуаций.

Культура Возрождения представляла общество сравнительного капитализма: небольшая группа богатых и обладавших властью индивидов управляла этим обществом, составляла социальную базу философов, выражавших дух этой культуры. Реформация была главным образом религии крестьянства из низших слоев городского общества.

В соответствии с совершенно различной социальной основой возрождения и реформации естественно различие духа этих движений. Рассматривая теории Лютера и Кальвина – протестантство и кальвинизм, давая выражение новому чувству свободы, в то же время представляли собой бегство от бремени этой свободы.

В средневековом обществе экономическая организация городов была сравнительно статичной. В конце средних веков ремесленники были объединены в цехи; мастера были такие, что с трудом зарабатывали себе на жизнь, но в общем член цеха мог быть уверен, что его работа его прокормит. Если он делал хорошие стулья, и т.д., то этого было достаточно, чтобы обеспечить ему жизненный уровень, полагавшийся по традиции его сословию. Отсюда видно, что цехи были основаны на взаимном сотрудничестве и обеспечивали своим членам относительную гарантию существования.

К концу средних веков жизнь стала насыщаться духом беспокойства. Возникло современное понятие времени, минуты приобрели ценность. Труд все больше превращался в наивысшую ценность. Развивалось новое отношение к работе – настолько требовательное, что в среднем классе возникло возмущение экономической неэффективности церковных учреждений. Средневековая социальная система была разрушена, а в месте с нею и та стабильность и относительная безопасность, которую она давала индивиду. Индивид стал одинок; все теперь зависело не от гарантий традиционного статуса, а от его собственных усилий.

Капитал приобрел решающую роль. «Он перестал быть слугой и стал хозяином». С развитием капитала, эти средневековые принципы мало-помалу уступили место принципу частной инициативы. Каждый должен идти вперед и испытать свое счастье: выплыть или утонуть. И теперь другие уже не были связаны с ним общим делом, они превратились в конкурентов, и часто человек стоял перед выбором: уничтожить их или быть уничтоженным самому.

Но все существенные элементы современного капитализма к тому времени уже возникли и начали оказывать психологическое воздействие на людей.

Но мы отбросили лишь одну сторону картины, а была еще другая: капитализм освободил индивида. Он устранил регламентами корпоративной системы, позволил человеку встать на собственные ноги и испытать свое счастье. Человек стал хозяином своей судьбы; он рисковал, но мог и выиграть собственные усилия могли привести его к успеху и к экономической независимости. Деньги доказали, что они сильнее происхождения и касты, и тем самым превратились в великого уравнителя людей.

Но и здесь свобода двойственна как и раньше. Индивид освобождается от экономических и политических основ. Он приобретает и позитивную свободу вместе с активной и независимой ролью, какую ему приходится играть в новой системе, но при этом освобождается от связей, давших ему чувство уверенности и принадлежности к какой-то общности. Он уже не может прожить всю жизнь в тесном мирке, центром которого был он сам; мир стал безграничным и угрожающим. Потеряв свое определенное место в этом мире, человек потерял и ответ на вопрос о смысле его жизни и на него обрушились сомнения: кто он, что он, зачем он живет? Ему угрожают мощные силы, стоящие над личностью, - капитал и рынок.

Не имея богатства и власти, какие были у капиталистов эпохи Возрождения, потеряв чувство общности с людьми и миром, человек подавлен ощущением совей ничтожности и беспомощности. Рай утрачен; индивид стоит один, лицом к лицу со всем миром, безграничным и угрожающим. Новая свобода неизбежно вызывает ощущения неуверенности и бессилия, сомнения, одиночества и тревоги. Чтобы иметь возможность действовать, человек должен как-то избавиться от этого.

2.Эпоха реформации.

Именно на этой стадии развития и возникли лютеранство и кальвинизм. Они были обращены именно к этим слоям населения, потому что выражали и новое чувство свободы и независимости, и чувства бессилия, неуверенности и тревоги, которыми были охвачены представители низших классов.

Что может психологический анализ доктрин, так это показать субъективные мотивы, приводящие человека к осознанию каких-либо проблем и вынуждающие его искать ответы в определенном направлении.

Проблема – это изучение психологических мотивов, присущих не создателю учения, а той социальной группе, к которой это учение обращено.

Разумеется, эти проблемы близки друг к другу, поскольку психология лидера и психология его последователей схожи.

Во-первых, его социальное положение может быть типичным для целой группы, условия жизни которой формируют характеры определенного склада. Во-вторых, случайные обстоятельства его воспитания и личного опыта могут развивать у лидера черты характера, возникающие целой социальной группы в результате ее общественного положения даже в том случае, если сам лидер к этой социальной группе не принадлежит. И наконец, может произойти наложение обоих этих факторов.

Мы знаем, что человек может пытаться устранить противоречия в своих чувствах с помощью идеологической конструкции или прикрыть подавляемую им мысль такой рационализацией, в которой выражается прямо противоположная идея.

Анализ идей должен ответить на два вопроса: во-первых, каков относительный вес определенной идеи во всей идеологической системе в целом: во-вторых, не имеем ли мы дело с рационализацией, которая отличается от подлинного содержания мысли. Мы утверждаем, что его отношение к богу – это отношение подчинения, основанное на ощущении бессилия. Сам он говорит об этом подчинении как о добровольном акте, вытекающем из любви, а не из страха. Логически здесь можно возразить, что в таком случае это уже не подчинение. Но психологически из всей структуры мышления Лютера вытекает, что его любовь или вера на самом деле является подчинением; сознательно он рассуждает о своей «покорности» богу в терминах добровольности и любви, на самом же деле переполняющие его чувства бессилия и злобы превращают его отношение к богу в отношение подчинения. (Точно так же мазохистская зависимость одного человека от другого часто маскируется в сознании как «любовь».) Поэтому то, что Лютер говорит, никоим образом не опровергает того, что он – с точки зрения психоанализа и по нашему убеждению – подсознательно имеет в виду. Мы полагаем, что определенные противоречия в его системе можно понять лишь с помощью анализа психологического смысла его концепций. Если мы хотим понять, что было нового в доктринах Реформации, то сначала нам необходимо рассмотреть существенные теологические принципы средневековой церкви. Несмотря на все общие элементы старой и новой теологии, дух католической церкви существенно отличался от духа Реформации, особенно в отношении взглядов на человеческое достоинство и свободу, на значение поступков человека в определении его судьбы.

В течение долгого периода, предшествовавшего Реформации, католическое богословие придерживалось следующих принципов: человеческая природа – хотя и испорчена грехом Адама – внутренние стремится к добру; человеческая воля свободна в этом стремлении к добру; человеческая воля свободна в этом стремлении к добру; собственные усилия человека способствуют его спасению; церковное причастие, основанное на искупительной смерти Христа, может спасти даже грешника.

Некоторые из наиболее выдающихся теологов – такие, как Августин и Фома Аквинский, - придерживаясь этих взглядов, в то же время выдвигали доктрины, проникнутые совсем иным духом.

О свободе воли Фома говорит, что предположение, будто человек не свободен решать, противоречит самой сущности бога и природе человека. Человек свободен даже отвергнуть благодать, предложенную ему господом.

В течение XII,XIV и XV веков тенденция подчеркивать свободу воли усиливалась в системах Дунса Скотта, Оккама и Биля. Это особенно важно для понимания нового духа Реформации, так как Лютер яростнее всего нападал именно на схоластов позднего средневековья, называя их «свиньям-богословами».