Этимологически русское слово «справедливость» с очевидностью восходит к слову «правда», родственному (или по крайней мере созвучному) слову «праведность», В европейских языках соответствующие, слова указывают на происхождение от латинского слова «justitia» — «юстиция», свидетельствующем (как и в греческом — dikaios) о его связи с юридическим законом. Было бы неверно делать из этого какие-либо выводы, касающиеся особого русского понимания справедливости (что нередко встречается в современной политической публицистике), поскольку в старинном значении слово «правда» означало и установленный закон (ср. «Русская Правда»). В Словаре В. Даля «справедливость» также приравнивается слову «правда», однако в значении «правосудие», а основное слово - «справедливый» помещено в кусте слов, производных от слова «справливать» (т.е. править, прямить, выправлять), и в качестве первых значений имеет: «правильный», «сделанный законно», а затем уже «по правде», «по совести», «по правоте».
Это лексико-семантическое обстоятельство представляет интерес и для раскрытия нравственного значения справедливости, и для понимания справедливости как этической проблемы.
Справедливость является одним из принципов, регулирующих взаимоотношения между людьми по поводу распределения (перераспределения), в том числе взаимного (в обмене, дарении - отдаривании), социальных ценностей. Социальные ценности понимаются в самом широком смысле. Это — свобода, благоприятные возможности, доходы и богатства, знаки престижа и уважения и т.д.
Справедливыми считают исполняющихзакон и отвечающих добром на добро, а несправедливыми — чинящих произвол, нарушающих права людей (лишающих их свободы и имущества), не помнящих сделанного им добра. Справедливым признается воздаяние каждому по заслугам и, соответственно, несправедливым — незаслуженные почести и наказания. В частности, несправедливо получение одними благ за счет блага других и перекладывание на других собственных обязанностей. Справедливым признается исполнение обязательств (накладываемых договором или обетом) и обязанностей, не только ясно выраженных, но и подразумеваемых (либо сложившимся порядком вещей, либо предшествующими отношениями). Справедливы объективные решения и несправедливы — пристрастные.
Уже из простого перечисления социальных ценностей видно, что справедливость — это принцип, регулирующий отношения между людьми как членами сообщества и в качестве таковых имеющими определенный статус, наделенными обязанностями и правами. Поэтому многие мыслители, начиная с Платона и Аристотеля, рассматривали справедливость как социальную добродетель. Современный социальный философ, Дж. Ролз, автор наиболее выдающегося современного труда по этой проблеме — «Теория справедливости», сравнивает справедливость с истиной: как истина является главной добродетелью мысли, так справедливость — первая добродетель общественных институтов. Поэтому через всю историю философии проходит мысль, что справедливость — это то, что содействует общему благу.
Вспомним учение Аристотеля о добродетелях. Справедливость, по Аристотелю, — тоже добродетель, но особого рода: она — «совершенная добродетель», «величайшая из добродетелей», если не сказать «добродетель в целом». Справедливость как бы управляет другими добродетелями. Через закон она предписывает, в каких делах проявляет себя мужественный, в каких благоразумный, в каких сдержанный. Так и несправедливость как бы стоит над остальными пороками. Пороки ведь могут быть несвоекорыстными: таковы трусость, злоба или скупость. Но своекорыстие может проявляться в действиях, которые нельзя отнести к какому-либо из пороков, но человека, их совершающего, мы называем подлым и несправедливым.
От Аристотеля идет традиция различения двух видов справедливости — распределительной (или воздающей, дистрибутивной) и уравнивающей (или направительной, коммутативной). Первая связана с распределением почестей, имущества и других материальных благ между гражданами или, шире, членами какого-либо сообщества. Здесь справедливость заключается в том, чтобы ограниченное количество благ было распределено по достоинству — пропорционально заслугам. Вторая связана с обменом, и справедливость призвана уравнять стороны, участвующие в обмене. Здесь достоинство лиц не принимается во внимание. При этом неважно, осуществляется ли обмен (в широком смысле слова — как взаимодействие) произвольно, как при разного рода сделках (хозяйственных или финансовых), где действие производится по воле участвующих в нем, или непроизвольно, как при разного рода тайных действиях (распутстве, сводничестве, лжесвидетельствова-нии, колдовстве, краже, убийстве), или подневольно, как в случаях навязывания действий (брань, унижение, посрамление, ограбление, пленение, умерщвление).
Хотя справедливость нередко касается распределения благ, она сама от благ не зависит. В частности, справедливость не зависит от благосостояния. Представим ситуацию, когда два работника в одной фирме получают за одну и ту же работу равную плату в 500 рублей. Приходит новый начальник, который «выбивает» дополнительные средства в фонд заработной платы. Зарплата всех повышается. Но один из работников — старый университетский приятель начальника, и ему поэтому назначается большая зарплата. Так что теперь за ту же самую работу один работник получает 1.000 рублей, а другой 1.500 рублей. В целом благосостояние выросло. Но тот, кто стал получать 1.000 рублей при том, что его коллега 1.500 рублей (хотя повышение зарплаты и изменение ставок имело одно и то же условие), оценивает новую ситуацию как несправедливую. Повышение благосостояния не воспринимается нравственным сознанием как достаточное основание для необоснованного нарушения равенства.
Как социальная добродетель справедливость отличается от многих других тем, что степень относительности ее содержания, точнее, конкретно-социальной изменчивости предполагаемых ею критериев, гораздо выше. Одним из первых обратил на это внимание Д. Юм, сделавший вывод о том, что справедливость — «искусственная» добродетель, между тем как милосердие — «естественная». Справедливость предполагает некоторый уровень согласия между членами сообщества относительно принципов, по которым они живут. Эти принципы могут меняться (стихийно или произвольно, по решению людей), но конкретное понимание справедливости зависит от того, какие правила и привычки установились в данном сообществе. И раз они установились, даже как неправильные, справедливость измеряется по ним, и нарушение этих правил, пусть даже во имя восстановления высоких стандартов справедливости, может восприниматься как несправедливость.
К примеру, некий учитель N ставит оценки в зависимости от услужливости ученика. Все ученики класса об этом знают м по мере желания живут по этим правилам. В этих условиях высокая оценка какого-то неуслужливого ученика только по знанию, будет рассматриваться услужливыми как нарушение установленных правил и, стало быть, как нарушение справедливости.
Справедливость как равенство
Справедливость в первую очередь выступает как проблема равенства. Самое простое содержание принципа справедливости заключается в требовании соблюдения равенства. Эта связь справедливости и равенства нашла отражение в одной из первых известных нам формулировок правила справедливости, фиксирующего отношения взаимного воздаяния, закрепленные в институте кровной мести: «Поступай по отношению к другим так, как они поступают по отношению к тебе». Это — правило талиона, известное у нас главным образом по ветхозаветной заповеди «Жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб», однако исторически встречающееся у всех народов на стадии их родового развития. Это правило требует возмездия (мести), но при своей непременности оно не должно превышать нанесенного ущерба.
С мотивационной и нормативной точек зрения, талион был довольно простым правилом. Однако как видно из его формулировок, он устанавливал суровые ограничения на акции мести. Появление талиона было одним из знаков перехода от дикости к варварству.
Правда, еще долго, уже в эпоху цивилизации такие ограничения и любые ограничения на своенравие могли восприниматься как... нарушение справедливости как «природной справедливости». Одно из свидетельств такого рода находим в диалоге Платона «Горгий», в котором софист Калликл прямо противопоставляет природу человека закону и на этом основании утверждает, что настоящему человеку все дозволено. Сократ так резюмирует Калликлово понимание природной справедливости: «Это когда сильный грабит имущество слабого, лучший властвует над худшим и могущественный стоит выше немощного» Сократ в полемике с софистом защищает закон (закон государства), но при этом, не проговаривая этого, исходит из другого, нежели талион, принципа равенства — золотого правила.
Сколь бы скрупулезной ни была регламентация воздаяния в талионе, призванная обеспечить равенство, действительное равенство, восстанавливающее нарушенное положение вещей, невозможно. Однако невозможно при условии, что принимается во внимание не только внешнее распределение благ, но внутреннее переживание возникающих и изменяющихся отношений. Согласно талиону, если убит отец, то сын должен убить убийцу, или отца убийцы, или, в случае отсутствия отца, родственника убийцы, близкого по статусу отцу, или... и т.д. Но восстанавливается ли в отмщении, пусть даже произведенном по строгим правилам, справедливость? Ведь зло, заключенное в убийстве, не исчерпывается гибелью отца, оно — и в глубоком страдании сына, и в самой злой воле убийцы. Возмездным убийством всего лишь совершается отмщение. Но очевидно, что справедливость в полной мере не восстанавливается, так как им не может быть ослаблено страдание сына из-за смерти отца, не может быть подавлена сама злая воля. Воля может измениться лишь в свободном решении, т.е. самоизмениться. Возмездное убийство убийцы делает невозможным исправление злой воли. Однако такая логика относительно равенства и справедливости основывается на ином типе морального мышления, в котором требование «Не отвечай злом на зло», если и не является приоритетным, то, по крайней мере, имеет положительный ценностный смысл и значимо как требование, в котором не род или клан, а личность выступает нравственным субъектом.