В 1927—1931-х годах Выготский работал над программой т.н. “инструментальной психологии”, в соответствии с положениями которой сознание формируется посредством орудий и других экстрацеребральных (работающих вне мозга) “инструментов”, медиаторов, в качестве которых у него выступали в основном слово и знак. Выготский пришел к выводу, что операция употребления знаков лежит в основе развития высших психических функций, система которых образует высший психический синтез, называемый сознанием. Следует отметить влияние марксистской философии на идею орудийного строения функций: так, опосредствующий функцию знак (частный случай “орудий языка”) явился прямым аналогом орудий труда, поставленных Марксом и Энгельсом в центр истории человека, у марксизма была заимствована сама идея специфичной для человека орудийной опосредованное™ его связей с природным и социальным миром, которая Выготским была развита и распространена на связи человека с самим собой.
* * *
Наряду с пониманием сознания как “исторического сознания человека” — сознания предметного и социального, возникающего с появлением речи и характеризующегося системным и смысловым строением [6. С. 366], — мы встречаемся у Выготского с более расширенным значением этого термина, где “сознание” обозначает способ организации психической жизни, определенный синтез, совокупность связей и отношений между функциями, высшей ступенью развития которой является система (т.е. “сознание” в узком смысле этого слова): так, Выготский говорил о сознании новорожденного [2. С. 277—278], сознании младенца [2. С. 281, 295].
Представление о сознании как о синтезе явилось, в частности, и решением Выготским проблемы единства сознания. Например, он описывает, как распад этого синтеза (в основе которого лежит нарушение функции образования понятий — т.е. изменение смыслового строения сознания) при шизофрении ведет к появлению расщепления, дезинтегрированности различных тенденций, “всплывающих из бессознательного” и “проникающих всезнание” [5. С. 195].
Кроме того, подобное понимание сознания позволяет исследователям включить в область психологического анализа феномены т.н. “измененных состояний сознания”. Сам Выготский сделал, на наш взгляд, определенные шаги в этом направлении. Так, он неоднократно указывал на факт появляющихся в ходе развития т.н. “разрывов” в памяти: “Ни одна эпоха нашей жизни ... не забывается так, как годы полового созревания.... Мы знаем, что память лежит в основе того, что психологи называют единством и тождеством личности. Память составляет основу самосознания. Разрыв в памяти указывает обычно на переход из одного состояния в другое, от одной структуры личности к другой. Характерно поэтому, что мы плохо запоминаем свои болезненные состояния, сновидения” [5. С. 242]. Т.е. эти факты Выготский объясняет переходом “к другой системе связей между отдельными функциями” [5. С. 242], иначе говоря, к другой структуре сознания. Тем самым становится очевидной возможность использования теории сознания Выготского для исследования феноменов измененных состояний сознания.
Следует отметить и то, что понимание сознания как способа организации душевной жизни дает возможность представить более полную картину последовательного развития сознания в онто- и филогенезе, включив в нее стадии формирования предпосылок сознания в собственном смысле слова.
Представление о сознании как синтезе является не просто удобным теоретическим конструктом, позволяющим включить в область психологического исследования многие остающиеся за ее пределами феномены, но и важным методологическим принципом, обеспечивающим рассмотрение сознания как самостоятельного целостного образования (что предполагает совершенно особую проблематику). Существующие в отечественной, традиционно марксистски ориентированной психологии объяснительные принципы, используемые при изучении сознания как сущности, предполагали поиск детерминант сознания за его пределами, что часто вело к отказу от поиска его собственных детерминант. Взгляд на сознание как на синтез представляется нам логическим следствием развития Выготским идеи системности: сознание в его концепции выступает как сложно структурированная система, открытая во внешний мир. Поэтому подобное понимание сознания дает возможность включить в концепцию сознания, например, представления о самосознании.
Выготский в своих многочисленных трудах по возрастной психологии, созданных в период с 1931 по 1934 годы и посвященных, в частности, проблемам возникновения, развития и распада высших форм деятельности сознания (его функций), дал развернутую картину системного строения сознания. В этих работах он развивал идею различных “целостнообразующих” факторов на каждом этапе онтогенеза, воплощенную в представлении о существовании в разных возрастах своей доминирующей функции, вокруг которой выстраиваются и которой подчиняются все остальные. Это предполагает различие единиц анализа для каждого этапа развития сознания. Следует отметить, что данная идея сменяющихся системных оснований представляет особый интерес вследствие своей оригинальности, поскольку, как пишет Е.Е. Соколова, ни в одной из школ целостной психологии не приходили к подобным выводам [9. С. 251].
Вторым компонентом строения сознания Выготским названо смысловое строение его. В качестве единицы анализа смыслового строения сознания Выготским было предложено значение. Он рассматривал значение (и понятие как его высшую форму) как средство осознания [5. С. 169]. Значение понималось им как некий эквивалент операции, с помощью которой человек мыслит данный предмет [3. С. 163].
* * *
Необходимо отметить и другие подходы Выготского к проблеме единиц анализа сознания. Несмотря на то, что выбор значения в качестве единицы анализа был очень удачен для его теоретической и экспериментальной разработки, Выготский не прекращал поиска иных вариантов, поскольку выбор значения не вполне согласовывался с одним из важнейших психологических принципов самого Выготского — принципом единства аффекта и интеллекта, за нарушение которого он критиковал прежнюю психологию [3. С. 21]. Поэтому для изучения сознания в работе “Кризис семи лет” (1933) он предлагает другую единицу — переживание (что было очень значимо методологически, но представляло большие трудности для экспериментального исследования) [1. С. 382-383]. Однако эти взгляды Выготского не были в достаточной степени разработаны. Так, одновременно с этим, переживание было представлено им и как единица анализа отношений личн ости и среды [1. С. 382—383].
Однако Выготский предлагал и другой путь реализации принципа единства аффекта и интеллект, который позволяет оставить значение в качестве предмета психологического анализа. Этот путь в самых общих чертах намечается в заключительной, седьмой главе его последнего произведения — “Мышление и речь” (1934). Исследуя проблему внутренних механизмов формирования значения слов, он вводит понятие смысла и обращается к вопросу о соотношении значения и смысла.
Значение слова, по сравнению с его смыслом, согласно Выготскому, представляет собой более устойчивое и менее индивидуализированное образование [3. С. 346-347, 349], так что в некоторых отрывках можно видеть приближение понятия “смысл” по своему содержанию к понятию индивидуального значения (в терминологии Леонтьева). При анализе Выготским планов речевого мышления термин “смысл” получает интерпретацию через обращение к “мотивирующей сфере нашего сознания, которая охватывает наше влечение и потребности, наши интересы и побуждения, наши аффекты и эмоции”[3. С. 357] (но эта интерпретация, на наш взгляд, дается Выготским еще в весьма неявной форме). Вслед за К.С. Станиславским Л. С. Выготский обращается к представлению о подтексте при исследовании понимания смысла речи другого: “За мыслью стоит аффективная и волевая тенденция.... Действительное и полное понимание чужой мысли становится возможным только тогда, когда мы вскрываем ее действенную, аффективно-волевую подоплеку” [3. С. 357].
М.Г. Ярошевский пишет, что смысл становится для Выготского единицей анализа сознания [11. С. 260], поданное мнение, на наш взгляд, представляет собой не просто экспликацию некоторых идей Выготского, но и их развитие с позиций современной психологии. Однако несомненно то огромное значение, которое играло введение Выготским понятия смысла для последующих построений концепции сознания (например, теории А.Н. Леонтьева). Следует отметить и выделенные Выготским законы объединения и слияния смыслов (которые специфичны по сравнению с законами для словесных значений). К сожалению, в отечественной психологии этому не уделялось должного внимания, между тем наблюдаемые Выготским закономерности могли бы помочь объяснению т.н. аффективной логики, работы бессознательного и т.п.
Тем не менее, несмотря на предпринятые Выготским шаги к изучению смысла, категория значения как единицы сознания получила в его концепции несравненно большую разработку.
Значение у Выготского (как и у Леонтьева) является как бы точкой взаимодействия индивидуального и общественного сознания, носителем и средством передачи социального опыта, средством его усвоения конкретным индивидом (на эти представления повлияло марксистское положение о социальной, культурно-исторической обусловленности человеческой психики).
Передача общественного опыта через усвоение значений выступала для Выготского не как постулат, но как проблема — его интересовал сам процесс образования значений.
Согласно Выготскому, общественное сознание находит свое отражение не только в содержании значения и его форме (т.е. строении, структуре понятий), но и влияет на сам ход развития значений, задавая ему направление: “Взрослые, общаясь с ребенком при помощи речи, могут определить путь, по которому идет развитие обобщений, и конечную точку этого пути, т.е. обобщение, получаемое в его результате” [3. С. 149-150J. Т.е. способ мышления как бы подтягивается в результате к задаваемому извне готовому продукту, который должен получаться при формировании необходимого способа мышления. В связи с этим Выготский подчеркивал значимость процесса обучения для появления и развития понятийного мышления.