Очень вероятно, что видевший сон знает о своем сновидении, и задача состоит в том, чтобы дать ему возможность обнаружить это знание и сообщить его нам. Мы не требуем, чтобы он сразу сказал о смысле своего сновидения, но он может открыть происхождение сновидения, круг мыслей и интересов, которые его определили. Вспомните случай ошибочного действия, когда у кого-то спросили, откуда произошла оговорка «Vorschwein», и первое, что пришло ему в голову, дало нам разъяснение. Наша техника исследования сновидений очень проста, весьма похожа на только что упомянутый прием. Мы вновь спросим видевшего сон, откуда у него это сновидение, и первое его высказывание будем считать объяснением. Мы не будем обращать внимание на то, думает ли он, что что-то знает, или не думает, и в обоих случаях поступим одинаково.
Эта техника, конечно, очень проста, но, боюсь, она вызовет у вас самый резкий отпор. Вы скажете: новое предположение, третье! И самое невероятное из всех! Если я спрошу у видевшего сон, что ему приходит в голову по поводу сновидения, то первое же, что ему придет в голову, и должно дать желаемое объяснение? Но ему вообще может ничего не прийти или придет бог знает что. Мы не понимаем, на что тут можно рассчитывать. Вот уж, действительно, что значит проявить слишком много доверия там, где уместнее было бы побольше критики. К тому же сновидение состоит ведь не из одного неправильного слова, а из многих элементов. Какой же мысли, случайно пришедшей в голову, нужно придерживаться?
Вы правы во всем, что касается второстепенного. Сновидение отличается от оговорки также и большим количеством элементов. С этим условием технике необходимо считаться. Но я предлагаю вам разбить сновидение на элементы и исследовать каждый элемент в отдельности, и тогда вновь возникнет аналогия с оговоркой. Вы правы и в том, что по отношению к отдельным элементам спрашиваемый может ответить, что ему ничего не приходит в голову. Есть случаи, в которых мы удовлетворимся этим ответом, и позднее вы узнаете, каковы они. Примечательно, что это такие случаи, о которых мы сами можем составить определенное суждение. Но в общем, если видевший сон будет утверждать, что ему ничего не приходит в голову, мы возразим ему, будем настаивать на своем, уверять его, что хоть что-то должно ему прийти в голову, и окажемся правы. Какая-нибудь мысль придет ему в голову, нам безразлично какая. Особенно легко ему будет дать сведения, которые можно назвать историческими. Он скажет: вот это случилось вчера (как в обоих известных нам «трезвых» сновидениях), или: это напоминает что-то недавно случившееся; таким образом, мы замечаем, что связи сновидений с впечатлениями последних дней встречаются намного чаще, чем мы сначала предполагали. Исходя из сновидения, видевший сон припомнит наконец более отдаленные, возможно, даже совсем далекие события.
13. Что дают слова-ассоциации для анализа бессознательного?
1 Изучение ассоциаций являлось одной из первых тем психологии, приобретавшей облик экспериментальной науки. Испытуемый в этих опытах должен был отреагировать на предъявляемое ему слово-раздражитель первым пришедшим в голову другим словом, т. е. непосредственной вербальной реакцией. Связь между словом-раздражителем и словом-реакцией трактовалась с позиций ассоциативной концепции, предполагавшей, что эта связь детерминирована частотой предшествующих сочетаний этих слов, их смежностью и т. п. Дальнейшее изучение вербальных реакций на предъявляемый стимул выявило, что в ряде случаев наблюдается их необычность, задержка (торможение) реакции и т. п. Это дало основание предположить, что привычный поток ассоциаций нарушается под влиянием аффективной значимости того слова, на которое испытуемому было предложено отреагировать. Сам испытуемый не мог разъяснить, почему его реакция оказалась столь непривычной, странной. Первоначально факт влияния неосознаваемых аффектов на ассоциативное течение представлений был выявлен швейцарским психиатром Юнгом, сблизившимся с Фрейдом в первый период деятельности, но затем разошедшимся с ним. Данные Юнга стимулировали разработку понятия о комплексе - особом психическом образовании, в котором значимые для личности идеи бессознательно и прочно сливаются с аффектами. Понятие комплекса заняло в системе представлений Фрейда прочное место. Кроме индивидуальных комплексов он выделил общекультурные, которые выступают в качестве детерминанты психической деятельности всех людей, принадлежащих к данной культуре.
Существует и более высокая степень свободы ассоциации, когда опускается также и это исходное представление и определяется только вид и род возникающей мысли, например, определяется свободно возникающее имя собственное или число.
Эта возникающая мысль может быть еще произвольнее, еще более непредвиденной, чем возникающая при использовании нашей техники. Но можно доказать, что она каждый раз строго детерминируется важными внутренними установками, неизвестными нам в момент их действия и так же мало известными, как нарушающие тенденции при ошибочных действиях и тенденции, провоцирующие случайные действия. Неизменно подчеркивая, что он является сторонником строжайшего детерминизма применительно к течению психических процессов, Фрейд имел в виду причинную обусловленность этих процессов психическими же силами или факторами. Советская психология отвергает подобное понимание детерминизма. Она рассматривает факты сознательной и бессознательной психической жизни в их обусловленности физиологическими и социальными факторами, не отрицая вместе с тем активность психического и, стало быть, его особую (несводимую к физиологическим и социальным механизмам) роль в регуляции поведения.
Многие другие неоднократно проводили такие исследования с именами и числами, самопроизвольно возникающими в мыслях; некоторые из них были также опубликованы. При этом поступают следующим образом: к пришедшему в голову имени вызывают ряд ассоциаций, которые уже не совсем свободны, а связаны, как и мысли по поводу элементов сновидения, и это продолжают до тех пор, пока связь не исчерпается. Но затем выяснялись и мотивировка, и значение свободно возникающего имени. Результаты опытов все время повторяются, сообщение о них часто требует изложения большого фактического материала и необходимых подробных разъяснений. Возможно, самыми доказательными являются ассоциации свободно возникающих чисел; они протекают так быстро и направляются к скрытой цели с такой уверенностью, что просто ошеломляют. Я хочу привести вам только один пример с таким анализом имени, так как его, к счастью, можно изложить кратко.
При сновидении слово-раздражитель заменяется чем-то, что само исходит из душевной жизни видевшего сон, из неизвестных ему источников, т. е. из того, что само легко могло бы стать «производным от комплекса». Поэтому напрашивается предположение, что и связанные с элементами сновидения дальнейшие мысли будут определены не другим комплексом, а именно комплексом самого элемента и приведут также к его раскрытию.
То, что оказалось возможным при забывании имен, должно удаться и при толковании сновидений; идя от заместителя через связывающие ассоциации, можно сделать доступным скрытое собственное [содержание]. По примеру забывания имен мы можем сказать об ассоциациях с элементом сновидения, что они детерминированы как самим элементом сновидения, так и собственным бессознательным [содержанием].
Неизменно подчеркивая, что он является сторонником строжайшего детерминизма применительно к течению психических процессов, Фрейд имел в виду причинную обусловленность этих процессов психическими же силами или факторами. Советская психология отвергает подобное понимание детерминизма. Она рассматривает факты сознательной и бессознательной психической жизни в их обусловленности физиологическими и социальными факторами, не отрицая вместе с тем активность психического и, стало быть, его особую (несводимую к физиологическим и социальным механизмам) роль в регуляции поведения.
Работа сновидения под влиянием цензуры переводит скрытые мысли в другую форму выражения. Скрытые мысли - это не что иное, как известные нам сознательные мысли нашей жизни в состоянии бодрствования; новый способ их выражения непонятен нам из-за своих многообразных черт.
Если мы распространим наше понимание отдельного элемента на все сновидение, то получится, что сновидение как целое является искаженным заместителем чего-то другого, бессознательного, и задача толкования сновидения - найти это бессознательное. Отсюда сразу выводятся три важных правила, которых мы должны придерживаться во время работы над толкованием сновидения: 1) не нужно обращать внимания на то, что являет собой сновидение, будь оно понятным или абсурдным, ясным или спутанным, так как оно все равно ни в коем случае не является искомым бессознательным (естественное ограничение этого правила напрашивается само собой); 2) работу ограничивать тем, что к каждому элементу вызывать замещающие представления, не задумываясь о них, не проверяя, содержат ли они что-то подходящее, не обращать внимания, насколько они отклоняются от элемента сновидения; 3) нужно выждать, пока скрытое искомое бессознательное возникнет само.
Теперь нам также понятно, насколько безразлично, хорошо или плохо, верно или неверно восстановлено в памяти сновидение. Ведь восстановленное в памяти сновидение не является собственным содержанием, но только искаженным заместителем того, что должно нам помочь путем вызывания других замещающих представлений приблизиться к собственному содержанию, сделать бессознательное сознательным. Если воспоминание было неточным, то просто в заместителе произошло дальнейшее искажение, которое, однако, не может быть немотивированным.