“Мать-объект” способна удовлетворить насущные потребности младенца, а также быть мишенью его возбужденных и безжалостных нападок. Она должна быть способна вынести и пережить оральный садизм младенца.
“Мать-окружающий мир”, напротив, активно ухаживает за младенцем, от нее исходит нежность и спокойное отношение. Она должна предоставить возможность исправления, искупления, возмещения, когда в представлении ребенка должно произойти слияние “матери-объекта” и “матери-окружающего мира” и он должен пережить тревогу и волнение за мать.
На стадии тревоги и волнения делается важный шаг к признанию матери как целостного объекта. Младенец занимает нормальную депрессивную позицию, центральным конфликтом которой становятся сомнение в исходе борьбы между силами “добра” и “зла” внутри и за пределами личности, а также взаимодействие между силами и объектами в структуре “Я-САМ” ребенка, воспринимаемыми им то как несущие “зло”, то как “добро”.
Винникотт отмечает, что во время нападок инстинктивной любви младенца на тело матери у ребенка может сложиться впечатление, что там, где прежде было изобилие, он проделал дыру, отверстие. В отношении своего собственного внутреннего состояния у него появляется тогда чувство, что в нем преобладают ненависть и преследующие элементы. Достаточно хорошая мать все же выдерживает эту ситуацию, остается в результате целой и невредимой в глазах ребенка. Она способна и впредь принимать все то “хорошее” и “плохое”, что предлагает ей ребенок. Если мать понимает и принимает жесты давания ребенка (когда он ей что-то дает), то в отношении проделанной в теле матери дыры у ребенка складывается впечатление, что он добился исправления и восстановления. Винникотт считает, что наглядный пример этому мы наблюдаем, когда младенец во время кормления на груди у матери одновременно вкладывает ей в рот свой палец, чтобы компенсировать, исправить “дыру”, образующуюся в теле матери из-за того, что он забирает оттуда молоко.
Винникотт все время подчеркивал, что родители должны понимать свою роль в воспитании и уходе за младенцем не только в том, что они могут что‑то дать ребенку, но и в том, что они должны быть способны что‑то от него получать.
На основе жестов давания младенец может соединить спокойное и возбужденное представление о матери как о “матери-объекет” и “матери-окружающем мире”, так как он теперь может сам выдержать сосуществование любви и ненависти по отношению к теперь уже целому объекту. Лишь благодаря способности исправления становится возможным переносить личное чувство вины, испытывать тревогу и озабоченность за объект, а также чувствовать ответственность. Надежное присутствие матери и все более увеличивающаяся вера в свои силы в плане возможности исправления и восстановления позволяют ребенку становиться все более смелым при переживании инстинктов Оно. Инстинктивные переживания становятся более интенсивными. Происходит открытие богатого внутреннего мира.
Таким образом, чувство вины - это допущение и принятие всей целостной фантазии орального инстинктивного импульса, которая до этого ничем не сдерживалась и тем самым была формой страха, связанной с амбивалентностью и сосуществованием любви и ненависти. Истоки способности к переживанию чувства вины появляются, когда младенец начинает понимать, что мать после его нападок остается жива и принимает его направленные на исправление жесты. Однако в достаточно хорошей окружающей обстановке нет необходимости переживать чувства вины. Они сохраняются только как дремлющий потенциал. Чувства вины переживаются только, если появляется подавленное состояние, уныние, если нет возможности добиться исправления.
Именно со способностью пережить тревогу и волнение за мать связано начало отношения ребенка к объективно воспринимаемым “объектам‑не‑Я”, к другим людям. Тем самым становится возможным различать между внутренним и внешним, между фантазией и реальностью, происходит становление восприятия схемы тела.
В случае, если ребенок не достигает нормальной депрессивной позиции или не может ее в достаточной мере упрочить, т. е. если он застревает на стадии депрессивного страха и неспособности сопереживать и исправлять, то может сформироваться механизм защиты маниакального характера по типу реактивного образования. Маниакальная защита может проявляться в отрицании страха потери и утраты, в бегстве в омнипотентные фантазии, а также в пренебрежительном обесценивании и умалении значения матери. Если мать сама депрессивна и ребенок идентифицируется с ней в том отношении, что он все время должен делать для матери что-то хорошее, то в результате формируется искаженная установка исправления. К исправлению побуждает в этом случае не вина ребенка, а вина матери.
Важное место в научном наследии Винникотта занимает концепция переходного объекта и переходного феномена. Изучая раннее детское развитие от стадии полной зависимости к постепенно растущей способности ребенка постигать и принимать реальность, развитие от субъективности и омнипотентного контроля к объективности и полноценному объектному отношению, Винникотт описал состояние, которое занимает промежуточное положение между этими полюсами. Винникотт называет это состояние интермедиарным (промежуточным), а позднее и потенциальным пространством, которое становится для ребенка нейтральным, позволяющим ему освободиться от постоянного давления необходимости все время сопоставлять внутреннюю и внешнюю реальность. Винникотт считал, что эта интермедиарная (промежуточная) область познания образуется из основополагающего феномена иллюзорных переживаний и иллюзий у ребенка. В последующем развитии интермедиарная (промежуточная) область познания продолжается в феномене игры, в креативности (творческих способностях), в философии и религии.
Эту область Винникотт описывает уже в самом раннем детстве прежде всего в форме переходного объекта и переходных феноменов. Они помогают приблизить объективный опыт общения с реальностью и приступить к построению отношений между ребенком и окружающим его миром.
К переходным феноменам Винникотт относит уже лепет младенца, а также “напевание себе во сне”. Переходными объектами могут быть собственный большой палец, краешек одеяла, подушка и т. п. Они представляют собой первое собственное владение младенца во внешнем мире, первый “объект‑не‑Я”.
Переходные объекты характеризуют особые признаки. Ребенок пользуется переходным объектом как чем-то, что принадлежит только ему, и претендует на него. Переходный объект страстно любим и в то же время с ним жестоко обращаются. Таким образом, переходный объект должен быть одинаково способен “пережить” как любовь, так и ненависть, временами даже чистую агрессию. При этом он сам не должен изменяться. Переходный объект должен передавать чувство эмоциональной теплоты. С ним часто обращаются так, как будто бы он живой и обладает собственной реальностью. Его потеря вызывает тревожное возбуждение и печаль.
Потребность в переходном объекте возрастает, когда ребенка укладывают спать и когда ребенок чувствует угрозу потери объекта любви. В целом можно сказать, что переходный объект служит для защиты от страхов, прежде всего от депрессивных страхов. У здоровых детей переходный объект особенно глубоко в душе не запечатлевается. Его не забывают, но в то же время о нем особо не сожалеют. Он теряет со временем свое значение, так как переходные феномены становятся все более размытыми и нечеткими, распространяясь на всю интермедиарную (промежуточную) область между внутренней психической реальностью и внешним миром, т. е. на всю социокультурную область.
По Винникотту, переходный объект тесно связан с возбуждением в самом раннем возрасте эрогенной зоны области рта. Часто можно наблюдать, как переходный объект постепенно шаг за шагом формируется из аутоэротических занятий младенца. Время первого появления переходных феноменов относится Винникоттом к периоду между 4-ым и 12-ым месяцем жизни. Обращает на себя внимание тот факт, что у мальчиков и девочек не обнаруживается различий во времени появления переходных феноменов.
Переходный объект отвечает за отдельную составляющую объекта матери, как бы за репрезентации (подобъект) (в основном это грудь), с которым у ребенка устанавливаются первые отношения. При этом особенно важно, что переходный объект в качестве реального объекта - это не реальная грудь, а символическое замещение “внутренней” груди. Таким образом, переходный объект - это первое символическое образование, формирование символа. Используя переходный объект, ребенок показывает, что он способен различать между внешними и внутренними объектами, между первичной креативностью и восприятием. Ребенок способен выделять различия и сходства.
М.Кляйн разработала концепцию о “внутреннем объекте”. В этом смысле переходный объект, по Винникотту, не является ни внешним, ни внутренним объектом, так как ребенок может использовать свой переходный объект только в том случае, если внутренний объект, т. е. грудь, является живым, реально существующим и достаточно хорошим объектом. Переходный объект может выступать на стороне внешнего объекта и служить защитой против депрессивных страхов. Но делать это он может только опосредованно через процесс символообразования. При этом он выступает на стороне внутреннего объекта.
В свою очередь, внутренний объект зависит от поведения внешнего объекта, т. е. матери. Благодаря материнской заботе и способствующему нормальному развитию внешнему окружению для ребенка открывается область иллюзии. Иллюзия начинает появляться у младенца тогда, когда при первых кормлениях мать дает ему именно то, что ему как раз в этот момент больше всего хочется. У ребенка складывается тогда впечатление, что он сам добился удовлетворения своих потребностей своей омнипотенцией, своим всесилием. Таким образом, у ребенка появляется иллюзия, что грудь или мать - это часть его самого, над которой он обладает магическим контролем, а внешняя реальность отвечает его собственным созидательным способностям. Без такой иллюзии невозможен контакт между психикой и окружающим миром. Таким образом младенец создает, а не находит свой собственный, личный окружающий мир, который при благоприятных условиях в некоторой мере похож на объективный мир.