Функционирование этноса – это процесс постоянного изменения его культурной традиции, постоянной смены ее инвариантов, каждый из которых основывается на центральной зоне его культуры, но в каждом случае является отдельным феноменом. В сознании каждого члена этноса, каждой группы внутри этноса, культурная традиция преломляется особым, неповторимым образом, но вместе с тем никогда не представляет собой хаотичного набора разрозненных культурных представлений. Традиция, распределяется между членами этноса, и регулирует действия каждого из них в отдельности, и индивидов, и внутриэтнических групп.
2. Аккультурационный стресс
Кросс-культурный подход предполагает описание социальных структур, процессов и институтов в наиболее широких категориях. Существует несколько основных путей влияния культуры на здоровье, для рассмотрения которых удобно использовать теоретическую «рамку» стресса.
Прежде всего, культурные особенности общества могут индуцировать стресс. Такими источниками стресса выступают различные институты социального контроля, от табу в дописьменных обществах до НКВД в недавнем советском прошлом. Культура может создавать роли, повышенно стрессогенные для индивидов, занимающих соответствующие социальные позиции. Примером в западных культурах могут служить роли профессионального политика и индустриального рабочего.
Изменения в культуре могут приводить к созданию новых профессиональных ролей, для которых отсутствуют нормативные регуляты поведения, выполняющие психологические защитные функции. Примером такой роли в постсоветском российском обществе служит роль бизнесмена (Червяков, Чередниченко, Шапиро, 1992; Смольков, 1994). Кроме того, культурные изменения могут приводить к стрессогенному изменению содержания традиционных ролей. Так, в советском обществе периода застоя мужчины переживали повышенный уровень стресса в традиционной роли «кормильца семьи». После некоторого расширения возможностей для свободного предпринимательства в российском обществе, для экономически успешных мужчин этот источник стресса практически перестал существовать.
В то же время культура создает способы социально приемлемого и одобряемого преодоления жизненных трудностей и кризисов. Хорошо изучено значение похоронных обрядов и ритуалов при потере супруга в английской культуре для нормального течения реакции горя и адаптации к новому социальному статусу одинокого человека. В рамках американской культуры для субкультурной этнической группы евреев социально одобряемым является обращение при кризисе за психотерапевтической помощью, тогда как среди англо-американцев такое обращение значительно менее социально приемлемо, а для итальянцев нормативным является обращение к священнику[4].
Имеются данные и о культурно детерминированных различиях в психологических реакциях преодоления. Сравнительный анализ данных исследований американской и российской популяций показал, что если при переживании стресса наиболее распространенной реакцией преодоления для американцев является «подход» и прямое преодоление, то для россиян – «избегание» и непрямое (внутриличностное) преодоление.
Некоторые психические расстройства, в основном психогенной этиологии, присущи только тем или иным культурам. Большинство же эндогенных и органических заболеваний значительно меньше подвержено в своих проявлениях культурной вариации.
Существует ряд теоретических моделей, описывающих влияние культуры на здоровье и отличающихся по соотношению признаваемой значимости биологических, психодинамических и культурных факторов.
Необходимо отметить, что часто встречающееся отождествление объема понятий общества и культуры, используемое в идеологических целях, для психологии здоровья является неоправданным упрощением. В любом сложном современном обществе сосуществуют многообразные культурные «образцы», в том числе и связанные с болезнью, лечением, сохранением и укреплением здоровья. Этим, в частности, вызваны сложности использования культурного подхода в эмпирическом исследовании здоровья. Поэтому культурный подход чаще применяется для вторичного анализа уже полученных данных и объяснения выявленных различий, чем для программирования эмпирического исследования.
Многочисленные исследования, выполненные в последние годы как по вторичным статистическим данным, так и по результатам опросов населения, по общероссийской популяции и по отдельным регионам дают вполне совпадающие показатели динамики заболеваемости и причин смерти за период экономического кризиса.
С 1991 года на территории России увеличилось число случаев психических расстройств, болезней органов пищеварения, гипертонической болезни и сахарного диабета с их «омоложением», самоубийств, инфекционных заболеваний. Параллельно отмечался эксцессивный рост преступности и криминальной смертности, наркотизации и алкоголизации населения (Комаров, 1991; Афанасьев, Гилинский, 1995).
Данные по Москве говорят о накоплении эффекта хронического стресса в виде роста числа психосоматических заболеваний и психических расстройств, связанных с инфекционной патологией. Больных же с собственно психическими расстройствами изменение социально-экономической ситуации затронуло мало (Иванова, 1991). При оценке этих выводов следует, однако, учитывать специфику накопления и выявления больных (в частности, шизофренией) в Москве. Также для Москвы устанавливается совпадение по годам в уровне смертности от сердечно-сосудистых заболеваний для субпопуляций отдельных районов города и нарастания эмоционального напряжения, вызванного социально-экономическими изменениями (Копина, 1993).
В ряде опросных исследований, проведенных как по общероссийской, так и по региональным выборкам, зафиксированы индуцированная экономическим стрессом тревога, снижение чувства субъективного благополучия и астено-невротическая симптоматика у большей части респондентов (Сычева, 1993; Гордон, 1994; Рукавишников, 1994). Ю. А. Александровский (1992) определяет эти массовые нарушения как социально-стрессовые расстройства и обращает внимание на значение в их формировании затяжного характера и усугубления сложившейся социально-экономической ситуации.
Специального анализа заслуживает влияние экономического кризиса на здоровье населения Санкт-Петербурга. Здесь также отмечается резкий рост преступности, заболеваемости алкоголизмом, нарко- и токсикоманиями и числа самоубийств. За период 1990-1993 годов отмечался и рост инфекционной патологии (дифтерия, сальмонеллез, псевдотуберкулез, лептоспироз), венерических заболеваний, туберкулеза, алкогольных и лекарственных отравлений. Несколько менее было выражено увеличение заболеваемости бронхиальной астмой, сахарным диабетом, гастродуоденальными и алиментарными расстройствами, а также онкологической патологии. Более половины причин смерти составили сердечно-сосудистые заболевания. Возросла смертность от инфаркта миокарда и острой пневмонии. Отмечалось значительное утяжеление течения названных заболеваний. Однако наряду с этим снизился как уровень обращений за амбулаторно-поликлинической помощью, так и уровень госпитализации в соматические стационары (Крылов, 1995).
Как видно из приведенных данных, изменения состояния здоровья населения России в условиях экономического спада отмечаются в направлении, в общем ожидаемом исходя из рассмотренных теоретических моделей и результатов проведенных в странах Запада эмпирических исследований. Вместе с тем выявляются три существенных отличия, требующих особого рассмотрения.
Во-первых, это особая тяжесть повреждающего воздействия стресса социальных изменений на популяцию. Сравнение приведенных данных по Санкт-Петербургу с данными по психиатрической и психосоматической заболеваемости в блокадном Ленинграде, интерпретированными Т. Я. Хвиливицким (1988) с позиций уровня стресса на разных этапах развития военной ситуации, позволяет говорить, по меньшей мере, о сопоставимости патогенных эффектов. Одним из объяснений этого может быть снижение биологических и психологических ресурсов резистентности (сопротивляемости) популяции до начала периода социальных изменений. Другим объяснением служит затяжное действие стресса. Р. Лазарус выдвигает теоретическую модель «повседневных тревог и забот», согласно которой длительно существующие трудности оказывают более сильное патогенное воздействие по сравнению с массивным, но кратковременным стрессом. Эта модель получила надежное эмпирическое подтверждение на материалах базисного исследования в графстве Аламеда. Наконец, стресс социальных изменений может отнюдь не ограничиваться экономическим стрессом, но включать в себя аккультурационный стресс, вызванный необходимостью принятия не только западных шаблонов потребления, но и западной модели политического устройства общества, производительности и связанных с ними социально-политических ценностей. В некоторых неблагоприятных формах аккультурационный процесс, то есть усвоение чуждых данной культуре ценностей, норм и стереотипов поведения, оказывает сильное повреждающее действие на психическое здоровье популяции.
Во-вторых, тип патологии, вызванной стрессом социальных изменений, отличается от предсказываемого моделью Д. Доджа и В. Мартина, а именно включает в себя рост не только психических и психосоматических, но и инфекционных заболеваний. Это может быть объяснено подавляющим (супрессорным) действием переживаемого стресса на иммунную систему, наблюдающимся при пока не выясненных условиях (Ордабаева, 1989).
В-третьих, устанавливается характер обращения за медицинской помощью, отклоняющийся от описанного в западной литературе гомогенного повышения уровней обращаемости и госпитализации. Здесь отражается не столько снижение потребности в лечебно-профилактической помощи, сколько несоответствие между этой потребностью и возможностью ее своевременного и качественного обеспечения (Глуховец, Семенова, 1993). Действительно, как показали данные проведенного нами экспертного опроса руководителей высшего звена управления здравоохранением Санкт-Петербурга, на фоне увеличения числа заболеваний, накопления больных в популяции, утяжеления течения и неблагоприятных сдвигов в структуре патологии ресурсные возможности системы здравоохранения не только не сохранились, но и снизились параллельно ухудшению общей экономической ситуации.