1). для минимизации рецидивов паники;
2). для принятия мер в случае возникновения новых приступов с целью профилактики рецидива развернутого панического расстройства.
Новые перспективы для этого открываются в связи с теоретической дискуссией по поводу контекст-специфических эффектов угасания страха, из чего следует, что экспозицию следует проводить в максимально большом числе контекстов, чтобы распространить приобретенные навыки на все ситуации, в которых может оказаться пациент после окончания вмешательства. Рецидив страха и паники более вероятен, если редукция страха проводилась в каком-то одном определенном контексте, например в присутствии психотерапевта. Мероприятия по поводу возобновления панических проявлений с целью предупредить рецидив развернутого расстройства могут проводиться в соответствии с первоначальной моделью и стратегиями декатастрофизации. В-третьих, большинство современных исследований эффективности вмешательств проводились на базе университетов или исследовательских учреждений при тщательном подборе пациентов (хотя в самых последних исследованиях критерии исключения сведены к минимуму). Соответственно главная задача — оценить, в какой мере методы и результаты вмешательства могут быть обобщены на другие условия и популяции с более выраженной патологией или какими-либо другими особенностями, смогут ли менее опытные и подготовленные клиницисты воспользоваться этими методами и получить сходные результаты. Одно из направлений изучения этого вопроса — выявление предикторов отсева участников вмешательства в исследовательских проектах. Как уже говорилось, в нашем исследовании одиночных и комбинированных эффектов имипрамина и когнитивно-поведенческой психотерапии при ПР с относительно умеренной агорафобией, неблагоприятными прогностическими признаками в плане отсева были низкий уровень образования участников и неблагоприятные условия жизни (как функция низкого дохода семьи). Следовательно, можно ожидать, что в открытых популяциях процент отсева по этим причинам будет еще выше.
Как ни странно, тяжесть патологии и наличие сопутствующих заболеваний не были прогностически значимыми для отсева участников в нашем исследовании. Безусловно, требуется более прямая оценка эффективности этих вмешательств в обычных, не лабораторных условиях. Именно этим занимаются Уэйд с коллегами, использующие систему эталонных тестов для проверки эффективности вмешательства при сравнении результатов, полученных на базе общественного центра психического здоровья и исследовательских учреждений. Пациентам в количестве НО человек была проведена когнитивно-поведенческая психотерапия по поводу ПР/ПРА, которая при необходимости сочеталась с фармакотерапией. Психотерапевты прошли специальную подготовку. Как и в нашем исследовании на базе нескольких центров, завершение курса вмешательства положительно коррелировало с числом лет обучения; процент отсева по причинам иным, чем решение психотерапевта, был практически таким же, как в нашем исследовании (21 и 26%). (Заметим, что эти показатели несколько превышают обычный отсев при использовании когнитивно-поведенческой психотерапии, возможно, из-за применения лекарственных препаратов.) В целом удельный вес пациентов, избавившихся от панических проявлений, и тех, кто по результатам различных измерений достиг нормативного уровня функционирования, был сходен с данными, полученными в лабораторных условиях. Возникает следующий вопрос: можно ли получить такие же результаты в других условиях (например, в амбулаторном учреждении) и с привлечением менее подготовленных психотерапевтов.
Влияние вмешательства по поводу паники на агорафобию
Еще одним важным вопросом является влияние когнитивно-поведенческой психотерапии при паническом расстройстве на проявления агорафобии. Способно ли нацеленное на панику вмешательство само по себе оказать воздействие на агорафобию и есть ли смысл сочетать такое вмешательство с поведенческой терапией in vivo для получения лучших результатов? К сожалению, чтобы ответить на первую часть вопроса, эмпирических данных пока недостаточно, хотя группа авторов не обнаружила положительного влияния на агорафобию четырехнедельного курса когнитивной, нацеленной на панику психотерапии. Возможно, однако, что этого курса оказалось недостаточно: другие исследователи выяснили, что восемь еженедельных сессий, посвященных тренировке дыхания и когнитивному реструктурированию связанных с паникой ошибочных суждений, имели такую же эффективность, как и разъяснение способов проведения самостоятельной экспозиции in vivo такой же продолжительности и комбинация этих двух подходов в равных соотношениях. Аналогичные результаты были получены и в процессе проспективного наблюдения. Кроме того, как уже говорилось, есть основания полагать, что когнитивная психотерапия при связанных с паникой ошибочных суждениях может быть столь же эффективной, как и направляемая экспозиция in vivo с целью овладения навыками.
Что касается второй части вопроса, ряду исследователей не удалось обнаружить дополнительного влияния на агорафобию когнитивного вмешательства, направленного главным образом на страхи физических ощущений. Например, одна группа авторов оценила сравнительную эффективность четырех сессий когнитивной психотерапии, за которыми следовали восемь сессий когнитивной терапии плюс экспозиция in vivo, и четырех сессий ассоциативной психотерапии с последующим проведением восьми сессий экспозиции in vivo. Когнитивная психотерапия не потенцировала экспозиционной психотерапии. Кроме того, тренировка дыхания и повторная интероцептивная экспозиция к гипервентиляции не повышали эффективности экспозиции in vivo при агорафобии. С другой стороны, те, кто сочетал самостоятельную интероцептивную экспозицию с самостоятельной же экспозицией in vivo и тренировкой дыхания, с большей вероятностью достигали 50%-ного улучшения в проявлении фобических страхов и избегания.