Хорошим примером, показывающим возможности эмоционального сознания, является выступления жонглеров в цирке. Им удается манипулировать множеством предметов сразу, причем в отдельных своих трюках они ухитряются использовать все свои конечности, а также голову и шею. И хотя на подготовку таких номеров уходит очень много времени и сил, но результат все же поражает: масса предметов находится в движении или неустойчивом равновесии и не падают на землю.
Отсюда следует простой, но важный вывод: если так можно сказать, интеллектуальное сознание по своей природе “одноканально”, а эмоциональное, напротив – “многоканально” и ему по плечу одновременно управлять десятками, если не сотнями мышц тела человека. Достаточно наглядное тому подтверждение – выступление спортсменов-акробатов: в один и тот же момент времени они контролируют работу большого числа своих мышц, причем делают это на удивление согласованно, точно и изящно. Заметной грациозностью, точностью и изяществом движений отличаются также танцовщики, балерины и многие представители различных видов спорта, (спортивная и художественная гимнастика, фигурное катание и спортивные танцы на льду, прыжки в воду...). То есть как раз те люди, которые великолепно владеют своим телом и ежедневно совершают свои сложнейшие головокружительные прыжки, кульбиты или фуэте. Образ жизни таких людей заметно влияет на их эмоциональное сознание, и хотя это грациозность приобретенная, а не врожденная, однако во многом они сохраняют это качество и после окончания профессиональной карьеры.
Среди животных непревзойденной врожденной грациозностью отличаются представители семейства кошачьих: тигры, львы, пумы, леопарды, рыси и, конечно, обычные домашние кошки. У всех представителей этого семейства великолепно развит вестибулярный аппарат, а телом своим они владеют в совершенстве[35]. Все это, естественно, является следствием их образа жизни. Прогулка по очень узкому верху забора для кошек самое обычное дело, как для людей – по дорожке в парке. О неуклюжих, скованных в своих движениях и плохо владеющих своим телом людях говорят: “как корова на льду”, “как медведь” или “как собака на заборе” тем самым подчеркивая, что собаки, медведи или коровы особой грациозностью не отличаются. Хотя довольно близкие биологические родственники той же коровы – олени и лошади – считаются грациозными животными.
Возвращаясь к теме “одно- или многоканальности сознания”, невольно напрашивается аналогия с компьютерами. Компьютер с одним процессором[36] управляет своими периферийными устройствами, количество которых может исчисляться тысячами, практически одновременно. И хотя в действительности такие компьютеры управляют своими устройствами именно последовательно, но временной разрыв между отдельными командами столь мал, что создается впечатление одновременного или параллельного управления многочисленными устройствами. Что касается “многоканальности” эмоционального сознания, то вопрос: “Сколько “сопроцессоров” оно имеет?” – остается открытым. Возможно, что такие параллельные центры по обработке информации и принятии решений существуют в действительности, а возможно, что эмоциональное сознание вполне “обходится” одним сверхмощным и сверхбыстрым “процессором”.
Из приведенных примеров следуют и другие важные выводы.
Во-первых, мы постоянно используем в своей жизни уровень эмоционального сознания для решения обычных задач, которые требуют навыков, но не требуют постоянного вмешательства интеллекта.
Во-вторых, делать два дела сразу, требующих участия интеллектуального сознания – задача очень трудная для большинства людей.
В-третьих, большую часть своих задач и проблем мы решаем именно в режиме “автопилота”. И только иногда, время от времени, вмешивается “первый пилот”, то есть интеллект, чтобы “поправить курс”, дать разъяснения или изменить задачу.
Это означает, как уже подчеркивалось ранее, что интеллект играет роль высшей командной инстанции по отношению к эмоциональному сознанию, и именно к интеллекту обращается подсознание в трудных для него ситуациях.
Однако так бывает не всегда: часто в самом начале критических и опасных ситуаций к помощи интеллекта мы не прибегаем, а действуем рефлекторно на уровне эмоционального или глубинного сознания. Например, если над головой человека в стену влепится пуля, то чисто рефлекторно он присядет, пригнется, бросится на пол или спрячется за каким-нибудь подходящим и близким предметом – вне зависимости от того, была ли эта пуля шальной или это был прицельный выстрел. Справедливости ради, следует отметить, что иногда в подобных критических ситуациях человек теряется, “застывает столбом” – возможно, это попытка выйти из неожиданного и опасного положения именно с помощью интеллекта. Интеллектуальное сознание гораздо более медлительно и ему, соответственно, требуется больше времени, чтобы проанализировать создавшуюся ситуацию и принять какое-либо решение. Но в целом, вслед за рефлекторной реакцией в ход событий вмешивается и интеллект: как выйти без потерь из столь необычной и опасной для жизни ситуации?
Если бы в подобных ситуациях мы руководствовались только интеллектом (имеется ввиду самая первая реакция), то, скорее всего, мы гораздо чаще получали бы опасные травмы и увечья. Очень часто экстренные, пусть и не совсем правильные и оптимальные решения или действия, гораздо важнее размышлений по этому поводу. Эмоциональное сознание человека сильно уступает интеллекту в плане анализа или поиска решения, но значительно превосходит его в быстродействии.
Лучшим подтверждением сказанному является методика подготовки бойцов спецподразделений. Подготовка, например, десантников кроме боевой, физической, специальной подготовки, приемов рукопашного боя и многого другого, обязательно включает в себя упражнения по отработке именно рефлекторной реакции при возникновении внезапной опасности. Такие навыки (быстро пригнуться, упасть на землю и откатиться в сторону, успеть еще в падении привести свое оружие к бою...) стараются хорошо закрепить и довести до автоматизма на уровне условных рефлексов эмоционального сознания. И именно хорошему усвоению таких крайне необходимых в их службе навыков они часто обязаны сохранению собственной жизни в критических ситуациях.
11. ОСОБЕННОСТИ НАШЕГО МЫШЛЕНИЯ[37]
Самого пристального внимания заслуживает одна весьма любопытная особенность нашего мышления. Если человеку нужно решить какую-либо трудную задачу (необязательно математическую), то сознание делится как бы на две части: одна задает вопросы, а другая – пытается на них ответить. Некоторые люди даже дублируют такой внутренний диалог бормотанием типа: “А если попробовать вот так?.. – Нет, не получается... – А может быть, так?.. – Тоже не годится... – А если вот так?! – Пожалуй, правильно!” То есть, мы спрашиваем сами себя и сами же отвечаем. Какой в этом смысл?
Возможно, что с учетом этой интересной особенности легче всего подойти к самому трудному вопросу, связанному с сознанием человека: что такое мышление, каков его “механизм”? Ведь половина проблем с непониманием “устройства” собственного сознания связана именно с этими вопросами.[38] Итак, какой смысл задавать вопросы самому себе? Может быть, это косвенный признак того, что сознание наше неоднородно и есть в нем как бы два “центра”: один из которых занят формулированием проблем (задач), а второй – пытается найти правильное решение? Этот внутренний диалог может продолжаться долго: часами, днями и неделями (с перерывами, конечно).
Если все это соответствует действительности, то кто “герои” такого диалога? Ответить на трудный вопрос или найти решение сложной задачи может только интеллектуальное сознание – таким образом, с одним из участников диалога все более-менее ясно. Но кто задает вопросы? Однозначно ответить не удастся. Как минимум, возможны два варианта: либо в роли задающего вопросы выступает наше подсознание (эмоциональное сознание), либо... все тот же интеллект, который попеременно играет обе главные роли. Это очень сложный и принципиально важный момент, поэтому стоит остановиться на нем более детально.
1. Если вопросы задает эмоциональное сознание, то хватит ли “ума” у этого уровня сознания для такой работы? Способно ли оно провести анализ ситуации и, следовательно, сформулировать соответствующие вопросы? В целом, такая постановка проблемы хорошо вписывается в настоящую теорию: эмоциональное сознание способно к несложному анализу, осмыслению (пониманию) сути задачи или проблемы и, стало быть, способно и к формулированию общих, основных вопросов. Но тогда проблема приобретает чисто “технический характер” – хватит ли у эмоционального сознания потенциальных возможностей для такой интеллектуальной работы? Прямо ответить на этот вопрос вряд ли удастся, но уместно будет напомнить, что задавать вопросы несравнимо легче, чем отвечать на них. Сравните: “Один дурак способен озадачить своими вопросами сотню мудрецов”.
Это принципиально важный момент. Как поступает человек, если ему что-либо непонятно? Он начинает задавать вопросы (себе или другим – это не суть важно) типа: “что это?”, “кто это?”, “почему?”, “для чего?”, “каким образом?” и тому подобное. Количество же вопросительных слов и словосочетаний в русском языке, точно так же как и во всех других языках, ограничено, следовательно, и количество вопросов тоже не бесконечно. И хотя теоретически можно придумать и задать огромное количество вопросов по поводу даже самого простого предмета или явления, однако далеко не все они будут иметь важный или принципиальный характер, потому что будут находиться в стороне от сути непонятного предмета, проблемы или явления.