Но особенностью игрушки стало то, что в этом виде народного искусства древнее его назначение не забылось, сохраняясь лишь в малопонятных современникам знаках и символах, но на протяжении тысячелетий продолжало вдохновлять новых и новых мастеров на создание маленьких шедевров. И секрет здесь прежде всего в том, кому предназначались вылепленные умелыми руками гончаров звери, животные, люди. Теперь уже никто не станет спорить с тем фактом, что ребенок в своем развитии проходит все стадии освоения мира, пройденные на протяжении тысячелетий человечеством. Подобно тому, как тысячелетия назад глиняная баба – идол языческого женского божества – «оживала» во время свершения над нею магических операций во время того или иного обряда, художественный образ современной игрушки раскрывается только в игре, увидеть ее нравственную ценность можно только в действии. Так же как и человеку далекого прошлого, ребенку игрушки в зависимости от его возраста помогали либо учиться ходить, либо осваивать пространство, либо постигать законы природы и общения внутри его коллектива: семьи, рода, общины, деревни. Игрушка, оказывается, неразрывно связана с общением, формами воспитания детей разных возрастов: ее сюжеты часто повторяют излюбленные темы колыбельных песен, прибауток, сказок о животных, игровых и бытовых песенок, волшебных и сатирических сказок.
Сказывается здесь и та обстановка, в которой и для которой создавалось большинство народных игрушек.
Лучше всего написал о процессе создания северной народной игрушки С. Максимов: в одном из своих рассказов о рыбаках Поморья: «Между делом, при затянувшейся неблагоприятной моряне, досушие мастера работают разные безделушки. Отсюда те модели корабликов, людей, раньшин со всеми снастями, которыми изукрашены палисадники, ворота и светелочные балконы в богатых домах, отсюда же и те голубки, гнутые из лучинок и раскрашенные, которыми любят украшать потолки своих чистеньких зал все богачи прибрежьев Белого моря». Артели рыбаков даже специально нанимали сказителя – старинизма, который обязан был длинными зимними вечерами развлекать артельщиков, рассказывая им былины, сказки, истории. Собирались поморы у огонька лучины, слушали сказителя и резали свои подарки. Под напев былины плавно, ритмичным движением ножа, выявляющим лишь самые общие очертания предмета животного или человека, (иногда топором) вырубались архангельские и поморские игрушки: куклы-панки, кони, птицы». [21, 21-22]
«В результате игрушка, несмотря на малые размеры, обретала монументальность, образ ее, как в лучших творениях деревянного зодчества оказывался то лаконичным и значительным, то легким и лиричным.
Народную игрушку, выполненную из любого материала: будь то глина, дерево, тряпки и т.д. – отличает скромность, упрощенность форм. Такие игрушки не предназначены для созерцания: ребенка интересует в них не внешняя конкретная форма, а их функции, срытые в них импульсы к действию, к познанию, общению, импровизации. Стимулировать фантазию - главная задача игрушки. Ярче всего эта черта народной игрушки проявилась в так называемых «самоделиях» игрушках, сделанных самими детьми из подручного материала.
Если согласиться с утверждением некоторых психологов и этнографов о том, что древнее мифологическое создание, свойственное нашим далеким предкам по-прежнему срыто присутствует в душе каждого нашего современника, тогда понятной становится такая великолепная сохранность в современной игрушке древних мотивов и образов, их блестящая сочетаемость с бытовыми сюжетами из жизни русской деревни начала XX века. Играющему такой фигуркой ребенку предлагалось не только вспомнить и воссоздать в игре мир, ему прекрасно знакомый: отношения в семье, виды крестьянского труда, развлечения и праздники - но и пофантазировать на темы из далекого прошлого, неизменно связанные с циклом календарных и семейных обрядов.
Игрушка становилась непременным спутником детской жизни с самого рождения. В младенческом возрасте ребенок получал игрушки, которые способствовали развитию ориентировочного действия. Погремушки, трещотки, хлопушки, шумные подвески яркой окраски привлекали внимание младенца, помогая ему совершать первые движения. Игрушка издавала мягкий звук – это делало ее более привлекательной: ведь ее можно было и «послушать»! В два-три месяца малыш учился манипулировать ею – тянулся, схватывал игрушку. Развлечение такого рода формировало координацию движений, позволяло уловить результат предпринятых действий: звук!
На Севере (в Архангельской области) в качестве таких погремушек могли быть использованы деревянные и берестяные. Щепные (деревянные) погремушки выполнены из множества планок, образующих кубические камеры, в каждую из которых помещена горошинка, камешек или дробинка. Исследователи видят в этой детской забаве удивительный пример созвучия северной архитектуры и народной игрушки: их общность обряда, восходящего к языческим временам, когда одним из самых распространенных культов был культ дерева.
По мере того, как ребенок подрастал, изменялись и усложнялись игрушки. Теперь они помогали ему учиться ходить, развивали способность ориентироваться в пространстве. Для этой цели служили разные напольные каталки и каталки на палочке. При всей незатейливости игрушка буквально завораживала, оживая в движении, увлекала за собой – и ребенок учился ходить. Когда у малыша появлялась устойчивая и уверенная походка, он начинал играть с другой каталкой – на веревочке. Чаще всего это был конь на колесах. Он следовал за ребенком по пятам покорно воле маленького хозяина, а тот переживал первые ощущения своей силы и превосходства, что способствовало развитию его самосознания. Крестьянский ребенок распоряжался игрушками вполне самостоятельно примерно с двух лет. (Мнение Дайн). Его игровой набор был обычно небогат, зато отличался практичностью.
По мнению психологов, ребенок уже после семи месяцев может действовать с двумя предметами одновременно (всовывать их, вкладывать, вынимать, нанизывать предметы). Такие действия ребенок вполне мог совершать с предметами домашнего обихода: подбирать крышку к туеску, группировать по цвету и величине крашеные яйца, вставлять меньшую корзинку в большую по размеру и т.д. Этим можно объяснить тот минимум игрушек, которым обходился крестьянский ребенок: при описании данного крестьянского быта этнографы часто просто обходили стороной их вниманием.
Постоянно нарастающую потребность в практическом познании окружающей среды ребенок мог удовлетворить с помощью игрушечных орудий: игрушек для бросания и стрельбы – мячей, луков, борон, топоров, тележек, корзинок, прялок и т.д. При этом важным было не столько то, насколько отработаны были соответствующие действия, а то, что ребенок усваивает сам принцип употребления орудий, таким образом приобщаясь к повседневному крестьянскому труду.
Опыт народной педагогики всегда учитывал то, что в определенный возраст возрастали возможности подражания действиям взрослых людей: именно тогда и наступало время осваивать не только игры, но и трудовую деятельность.
Раннее детство крестьянского ребенка (по мнению исследователей) – время нового отношения к миру предметов. Они выступали уже не просто в качестве удобных для манипулирования, но в том назначении, которое закреплено за ними в общественном опыте, что он живет в окружении немногочисленных вещей: не только красивых и привлекательных по форме, но и строго функциональных. Таким образом, набор игр и игрушек детей русского Севера обучал, главным образом, категориям крестьянской эстетики.
Игра является ведущим видом деятельности дошкольника. Особенностью игры (по мнению психологов) детей, начиная с 3 лет, является использование в ней предмета-заместителя реального объекта в качестве опоры для мышления. Главным при этом оказывается то, что ребенок учится мыслить о реальном предмете, используя его знак, носящий то же название – игрушку, выступающую в качестве условной копии реального предмета, полуфункциональный предмет из природных материалов. Предмет-заместитель (игрушка) напоминая и утверждая в сознании ребенка связь, существующую между отсутствующим предметом и обозначающим его словом, по-новому раскрывал словесное содержание действительности.
Этнографы указывают на связь различных детских забав и игрушек с календарными обрядами. В марте дети становились непременными участниками «закликания весны»; их помощниками в этом деле были рукотворные птички из самых разных материалов: теста, глины, дерева. Игрушки участвовали вместе с детишками и в святочных и рождественских колядованиях, масленичных гуляниях, весенних и летних торжествах.
Мир детских интересов существовал в единстве с ритмом времен года, переплетаясь с трудовыми буднями деревни, с ее образами и празднествами. В нем были свои, негласно установленные нормы поведения, свои написанные правила и законы, соблюдались свои игровые традиции. В игрушку вкладывался, подчиняясь законам детского мышления, реальный жизненный опыт, в ней жила преемственность поколений, осуществлялась связь прошлого, сохранившегося в древней символике фольклора и узорочья, настоящего и будущего, только рождавшегося в душе ребенка, понимания мира и его законов». [1, 23-25]