И теперь, когда я вновь обращаюсь к поднятой проблеме и опять задаю вопрос, является ли невралгия тройничного нерва психогенным заболеванием, я могу ответить на него утвердительно, основываясь на однозначных результатах своих исследований. Психическое построение и психическая динамика невралгии тройничного нерва в тщательно изученных мною случаях являются настолько цельными и настолько отчетливо выявляют изображенные выше черты характера, что ссылка на незначительную казуистику отметается сама собой. Столь же большое значение в нашем вопросе имеет следующий факт: не только само заболевание невралгией тройничного нерва придерживается описанных выше основных линий невроза, но и каждый отдельный приступ возникает в ответ на психическое переживание. Попытаюсь разъяснить на примере эти отношения не-
– 101 –
вротической психики и невротического характера с заболеванием и приступом.
Пациент О. Ст., двадцатишестилетний государственный служащий, сообщил, что в связи с невралгией тройничного нерва ему предложили произвести резекцию. Заболевание длилось уже полтора года, возникло однажды ночью на правой стороне и с тех пор проявлялось в ежедневных многочисленных приступах. Через год он был вынужден примерно каждый третий-четвертый день, при особенно сильных болях, впрыскивать себе морфий. При этом каждый раз наступало облегчение. Он испытал разные способы лечения: медикаментозное с применением акотинина, тепловые и электропроцедуры — и все без успеха. Ему сделали также две спиртовые инъекции, значительно усилившие боль. Длительное пребывание на юге принесло ему некоторое облегчение, но и там у него повторялись ежедневные приступы. За это время из-за непрекращающихся приступов он полностью лишился присутствия духа и, чтобы не пришлось пожертвовать своей карьерой, решился на операцию. Только из-за того, что добросовестный хирург не мог обещать ему стопроцентного излечения, он решил спросить также и моего совета.
К тому времени мною уже был накоплен богатый опыт психогенного генеза невралгических приступов и невралгии тройничного нерва, кроме того, я мог также привлечь данные из предыдущих наблюдений. Единая формула, к которой я пришел на основании анализа и сравнения отдельных приступов, выглядела следующим образом: невралгия тройничного нерва, равно как и отдельные приступы, регулярно возникают в том случае, если аффект бессильной ярости соединяется в бессознательном с чувством ущемленности*. Благодаря констатации этого факта мне удалось понять ненормальную психическую установку пациента, страдающего невралгией тройничного нерва, и выявить, что связанные с нею болезненные явления представляют собой эквиваленты аффективных процессов**. Из полученных фактов напрашивается чрезвычайно важный вывод: пациент опасается оказаться униженным и ожидает этого, понятие
* См. формулировку в “Агрессивном влечении”. Можно сформулировать и так: в ситуациях, когда более мужественные люди испытывали бы аффект ярости.
** Пожалуй, нет смысла говорить о поверхностности иных критиков, считающих мои воззрения “интеллектуалистическими”.
– 102 –
унижения у него непомерно расширено, и он — при иных неврозах больше, при иных меньше — порой стремится к унижению и аранжирует его, чтобы вывести из этого убеждение, что он обязан защищаться, поскольку его не ценят, он неудачник и т. д. Эта установка является общей для всех невротиков и отнюдь не характерна только для невралгии тройничного нерва. Если ее редуцировать и свести к детской патогенной ситуации, то становится очевидным психический хабитус нервно предрасположенного ребенка: чувство неполноценности, компенсированное мужским протестом, чересчур обремененным честолюбием и жаждой власти. Анализ вскрывает следующие элементы этой ситуации:
1. Крипторхизм — чувство неполноценности и сомнения в том, сможет ли он с таким дефектом стать настоящим мужчиной. Об этом свидетельствуют воспоминания 6—8-летнего возраста о сексуальных атаках девочек с намерением получить разъяснения о половых различиях. Аффективное воспоминание о детских играх, в которых пациент был героем, или по меньшей мере генералом
или отцом семейства, что в данном случае одно и то же.
2. Мнимое или действительное предпочтение младшего брата (разница в возрасте между ними 5 лет), которому позволялось ночевать в родительской спальне. В этой связи пациент вспомнил о своих попытках тоже попасть в спальню родителей. Чтобы этого добиться, в детском возрасте он использовал многочисленные средства. Во-первых, страх одиночества, который ему иногда удавалось проявлять настолько явно (pavor nocturnus), что мать брала его к себе. Во-вторых, слуховые галлюцинации, которые тоже могли вызывать страх (страх как защита), шорохи, всегда доносившиеся из спальни, которые он приписывал взломщику и шел проверять. Сюда хорошо вписывается игра в генерала и в отца семейства как мужской протест в ответ на свои сомнения в собственной половой роли. (На фотографии, где пациент запечатлен в пятилетнем возрасте, он одет в девичью одежду, на его руке браслет и коралловое украшение вокруг шеи.) Смысл детского поведения и чаще всего встречающийся выход из патогенной детской ситуации проявляется здесь весьма отчетливо: “Я чувствую себя неуверенным, я не на вершине, меня не достаточно признают (предпочитают брата), мне нужно помогать, я
– 103 –
хочу стать таким, как отец, я хочу быть мужчиной”. В противоположность, надо полагать, ложной оценке: “Я не хочу быть бабой!” Довлеющая мысль ребенка: “Я хочу быть мужчиной”, поддерживается противоположной мыслью: “Я бы не мог быть женщиной” или “Я не хочу быть женщиной”*. Третье средство проявилось в недуге, в частности, в болях, для того чтобы возместить предпочтение брата, имитировать отца, достичь равноправия и суметь исполнить свою половую роль и быть уверенным в своей мужественности.
Анализ, как это часто бывает, выявил воспоминания о действительных болях, их утрировании и симуляции. Наше внимание привлек особый род болей: почти всегда речь шла о зубной боли. В этой точке анализа у нас впервые появилось ощущение, что мы приближаемся к пониманию того, почему в данном случае выбор невроза пал на невралгию тройничного нерва. Пациент был энергичным, здоровым молодым человеком, едва ли знавшим иные боли кроме зубных. Напрашивается предположение, что в жизни пациента была фаза, на которой у него произошло отождествление: боль — чувство неполноценности — повышение значимости у окружения.
Динамика его патогенной детской ситуации здесь очевидна: возможность играть навязанную, неполноценную, болезненную женскую роль диалектически привела к усилению мужского протеста. К этому следует также отнести упрямство и своенравие, о которых его мать до сих пор вспоминает с содроганием. Среди многочисленных повседневных отправлений, дающих повод к проявлению детского упрямства, я уже называл еду, умывание, чистку зубов и отход ко сну. Здесь обращает на себя внимание тот факт, что все пациенты, страдавшие невралгией тройничного нерва, которых я помню, в большинстве случаев — в полном соответствии с описаниями разных авторов — страдали приступами во время еды, умывания, чистки зубов и отхода ко сну. Равно как и тогда, когда они ощущали холод. Вскоре после того, как у моего пациента развилось заболевание, он вернулся в деревню к своей матери и тем самым утолил свою старую тос-
* Юлиус Циклер, один из современных психологов, исходя из совершенно других представлений, пришел к аналогичным результатам по поводу противоречивости мышления. См. также: Адлер А. О невротическом характере.
– 104 –
ку по детству. Мать, не зная меры в своей любви и беспокойстве о больном сыне, с опаской следила за его трапезой и всегда заботилась о том, чтобы была теплая вода для умывания. Если в период лечения ему приходилось питаться в Вене, у него возникали сильные боли, в те дни, когда он обедал дома, болей не было. После того, как пациент поправился настолько, что мог опять ходить на службу, ему пришлось снимать в Вене квартиру. В первый же день в новой квартире, как только он стал умываться холодной водой, у него тут же произошел приступ. Ряд других приступов был связан с его жаждой признания в обществе. При этом приступы могли возникать в ответ на действительное, мнимое или предполагаемое унижение. Он всегда должен был играть первую роль и не выносил, если порой его игнорировали во время беседы или если ему приходилось выслушивать разговор между другими людьми. Такая нетерпимость характерна для всех невротиков. Здесь легко распознать схему из патогенной детской ситуации: отец, мать и младший брат, а вместе с ними он как неполноценная персона. Симптом боязни общества и открытых пространств у других невротиков, когда защита от поражений осуществляется с помощью страха, порой также с помощью рвоты, мигрени и т. д., и когда пациентом тоже движет боязнь унижения, в нашем случае был заменен приступами. В других случаях невралгии тройничного нерва тоже можно обнаружить, что больные пытаются изолировать себя от общества, ссылаясь на боли. Никто из них не отрицает, что помимо болей он испытывает трудности в социальной жизни. В некоторых случаях заболеванию невралгией тройничного нерва предшествовали другие симптомы, такие, как мигрень, тошнота, общие, внешне ревматические боли*, ишиас, покраснения и приливы крови к лицу**.
* Ср. теорию Генша о ревматическом происхождении невралгии тройничного нерва.