Мною доказано, что в случаях скольжения необходимо против инстинкта повернуть аппарат в сторону скольжения, чтобы последнее перешло в планирование...
По какой-то ошибке человек позабыл, что в воздухе везде опора и давно ему пора отделаться от привычки определять направления по отношению к земле...»[122].
И. И. Рихтер (1915) в одной из своих работ специально останавливается на вопросе о «целевых представлениях агентов» (в данном случае - служащих железных дорог) и их значении для правильного исполнения ими своих обязанностей. Он подчеркивает, что служащие должны считать целью своей работы не время, проведенное на службе, а степень выполненности своих обязанностей. При этом служащие должны получить «отчетливое представление о хозяйственной роли их в производстве, как бы скромна ни была эти роль, п о степени участия их в достижении вырабатываемых хозяйственных ценностей» [162. С. 233-239]. Подчеркивание приведенной мысли свидетельствует о том, что Рихтер обеспокоен здесь по сути дела такими тонкими образованиями, как содержание профессионального самосознания служащих, управляющего их поведением. При этом для него разумеется само собой, что соответствующие целевые представления могут быть сообщены «агентам», сформированы у них.
Д. И. Журавский (1875), обсуждая сущность умения руководить, ведет речь не только о том, что административной деятельности нужно и можно обучать, но и об особенностях «умственных условий» этой деятельности. Умственную деятельность администратора Д. И. Журавский разбивает на три главных направления: «административное», «хозяйственное» и «контрольное». Он полагает, что умение понимать людей и управлять ими основано на врожденной способности, которая однако развивается занятиями определенного рода: «Очевидно, что занятие вещами или мыслями менее развивает эту способность, чем занятия, успех которых зависит от деятельности других людей» [67. С. 227].
П. К. Энгельмейер (1890) проводил мысль о необходимости упражнения, воспитания специальных видов творческих способностей, свойственных представителям разных профессий. Речь шла не об общей одаренности, но о разновидностях творчества в деятельности поэта, управляющего, конструктора. В каждом случае специальных творческих способностей предполагалось возможным определить относительно простые их составляющие, поддающиеся развитию в особых упражнениях. Например, технику-проектировщику машин необходимо среди прочего «конструктивное воображение», которое можно развить, «упражнять» занятиями в начертательной геометрии. Творческие способности представлялись П. К. Энгельмейеру вариантом «умственной умелости», воспитываемой в упражнениях, аналогично воспитанию «ручной ловкости» [229; 230]. Эта идея близка мысли П. Ф. Каптерева об умственных способностях, как аналоге ручной ловкости [73, С. 364], но реализуется на примере конструктивно-технического мышления - нового объекта для человековедческой мысли того времени. Воспитание технического творчества, по мысли П. К. Энгельмейера, должно стать принципом обучения, а не только почином отдельных педагогов. Обсуждаемые идеи получили развитие в книгах П. К. Энгельмейера «Теория творчества» (1910) и «Творческая личность и среда в области технических изобретении» (1911), а также в докладах съезду русских деятелей по техническому и профессиональному образованию в 1889-90 гг.: «О проектировании машин. Психологический анализ» [229]; «О воспитании в техниках творчества (самодеятельности)» [230].
У учащихся технических школ, по мнению П. К. Энгельмейера, нужно формировать «критический взгляд» для обнаружения недостатков конструкций, подлежащих устранению. Необходима «живость в преподавании, свобода в ответах учеников, в выборе тем, задач»; необходимо «изложение законов и правил, так, чтобы самое правило уже напрашивалось уму ученика, как вывод из сообщаемых фактов» [230].
Апелляция к уму, самостоятельности человека, оптимизм в отношении возможностей его развития - очень характерный штрих передовой общественной мысли рассматриваемого исторического периода. И это нашло обобщенное и несколько приподнятое выражение в следующих словах Д. И. Менделеева: «Насажденная и окрепшая промышленность дает возможность развиться всем сторонам народного гения, если его окрылит и укрепит в самосознании истинная наука» [115. С. 281].
В приведенных ниже отрывках из работы П. И. Христиановича («Опыт устройства общеобразовательной школы с целью большей подготовки учащихся к жизни». М., 1912) выделите основные идеи и сопоставьте их с аналогичными идеями по аналогичному поводу, содержащимися в каких-либо работах авторов нашего времени (по вашему выбору):
О целях обучения школьников труду - «1. Выработать умение работать и вообще научить учащихся дисциплинировать свою волю. 2. Дать некоторые сведения, непосредственно необходимые в жизни. 3. Способствовать физическому развитию. 4. Развивать уважение и расположение к черному труду» [207. С. 13].
«Способность делать дело, это основная сила, так сказать, разум дела. Знание - это результат специального образования. Деловая же или трудовая способность - дело отчасти природы, отчасти школы, во всяком же случае увеличение или уменьшение ее зависит от воспитательной стороны общеобразовательной школы, и поэтому развитие этой способности должно быть одной из главных ее забот» [Там же. С. 13]. Способность эту правильнее называть не трудовой, а именно деловой, так как под первой обыкновенно подразумевается трудовой навык, как бы механического характера, под второй же - способность в обширном смысле слова делать всякое дело, включая туда и всякого рода отвлеченные, научные работы, следовательно - способность не только исполнительного, но и созидательного характера» [Там же. С. 14]. «...Для уменья делать разные дела требуются более или менее одни и те же их основные элементы. В этом отношении является полная аналогия со способностью правильно мыслить: умеющий хорошо думать об одном, может думать и о другом» [Там же. С.15].
В развивающемся капиталистическом хозяйстве России 80-90-х годов XIX в. дело профессионального образования превращается из складывавшегося по вековым традициям в ремесленном производстве в дело, требовавшее рациональной, научной основы. Особые трудности, с которыми сталкивались деятели вновь создаваемых профессионально-учебных школ, состояли прежде всего в том, что требовалась огромная творческая, первопроходческая работа по установлению содержания и методов обучения профессиям. Здесь уже недостаточно было опираться на систематизированный опыт отдельных преподавателей. Нужны были и обобщенные принципы рационального построения программ и методов обучения, ибо иначе нельзя было перенести опыт преподавания одного ремесла, профессии на другие их виды.
Поскольку система неспешного ремесленного и индивидуального обучения заменялась системой организованного воспроизводства кадров профессионалов с определенными сроками обучения и гарантированной профессиональной квалификацией, осознавалась потребность в разработке социально-фиксированных представлений о человеке, труде, факторах успешности труда и формирования профессионального мастерства, т. е. потребность в знаниях о. предмете рассмотрения и воздействия в системе подготовки кадров.
Практика профессионального обучения в профессиональных учебных заведениях сильно стимулировала прежде всего постановку проблемы навыка. Особое внимание этот вопрос привлек, по-видимому, по трем причинам.
Во-первых, секреты профессионального мастерства обычно связывали с доступными глазу исполнительно-двигательными компонентами деятельности, поведения. Сфера практической активности называлась искусством. Сами искусные работники часто не могли (как известная сороконожка из сказки Уолта Уитмена) ни рассказать, ни показать в замедленном темпе то, что они умеют делать - искусство при этом распадалось, исчезало. В этом смысле показательно сообщение преподавателя ремесленного училища А. И. Лоначевского. Речь шла о кузнеце, который всю жизнь делал подковы в совершенстве и при необыкновенной быстроте. А. И. Лоначевский пригласил его в училище, чтобы он показал свое мастерство ученикам: «Что же вы думаете? Не сумел показать! Как только заставишь его делать подкову, то у него руки так и забегают, только в глазах мелькают, ничего не разберешь. Говорю ему: ты медленнее работай, чтобы ученики могли следить, нам ведь не к спеху. Вот он берет молоток и с расстановкой ударяет раз, другой, третий и... сбился! Он не может медленно делать, потому что производит работу только навыком» [108. С. 173]. Сейчас бы психолог сказал, что изготовление подковы и демонстрация исполнительных компонентов трудового действия, а тем более сообщение об ориентировочной основе действия - это совершенно разные деятельности ( с разными целями, средствами, результатами, системами ориентировки и контроля). А. И. Лоначевский волен был видеть здесь нечто иное. Но во. всяком случае ему принадлежит честь предложить мыслящей публике определенное рабочее понятие о навыке, построенное на жизненных примерах его проявления. Он не нашел в психологической и педагогической литературе тех лет однозначного научного понятия «навыка» и отметил, что не знает рецептов, правил обучения навыкам. Он убежден, что «навыки» существуют, но их природа составляет еще пока загадку, поле будущих исследований. Он указывает лишь конечный результат, к которому должно стремиться профессиональное обучение для обеспечения мастерства, предлагал непременно добиваться у воспитанников ремесленных училищ такого уровня овладения профессиональным мастерством, когда работа может выполняться без активного участия сознания, «навыком» - навыки обеспечивают большую производительность труда, и рабочий может получить большее вознаграждение за труд при меньших усилиях. Каких-либо принципов, способов формирования навыков он предложить не мог.