Тест юмористических фраз (ТЮФ) - еще одна оригинальная компактная методика диагностики мотивационной сферы личности, соединяющая в себе достоинства стандартизированного измерительного теста и индивидуализированной проективной техники. Особенностью этой методики является специфический стимульный материал - юмористические фразы, - который позволяет экспериментально реализовать психодиагностические возможности метода тематической свободной классификации. Стимульный материал представляет собой текст из 80 юмористических фраз (афоризмов), из которых 40 фраз однозначно относятся к одной из 10 тем, а 40 фраз являются многозначными. Испытуемые в зависимости от собственной апперцепции усматривают в них то одну, то другую тему.
Сопоставление прямого (опросники) и косвенного (проективные методики) методов диагностики представляется весьма важным. Проективные методики обычно критикуют за трудность валидизации, низкую надежность, отсутствие нормативных данных, влияние на результаты интерпретации личности экспериментатора. Многие из этих критических замечаний приобретают иное значение, когда эти методики используются как инструмент диагностики мотивационной сферы личности, а не диагностики личности в целом.
Многие проективные методики психодиагностики мотивации стандартизированы не только по процедурам, но и по системе интерпретации. Хотя эти методики характеризует низкая ретестовая надежность, однако они имеют высокую надежность кодирования. Спорные вопросы часто возникают из-за того, что методы психомет-рики, разработанные для опросников механически переносят на про-ективные методы. Для того чтобы ретестовая надежность была высокой, требуется, чтобы влияние ситуационных детерминант было минимальным (или вообще отсутствовало). Другая проблема возникает из-за отсутствия значимых корреляций между диагностикой одних и тех же мотивов посредством проективных методик и опросников. Д. Макклелланд, обсуждая эту проблему, относит опросники к респондентным методам, а проективные методики - к оперантным. В оперантном методе человек дает непосредственные, спонтанные ответы на неструктурированный стимул. Ни сам стимул, ни ответ испытуемого не контролируются экспериментатором. В отличие от этого, при респондентных измерениях стимулы специфичны, ответы узко ограниченны. Макклелланд приходит к справедливому выводу о том, что респондентные и оперантные методы измеряют разные стороны мотивов. Выбор методов зависит от целей диагностики, от исследовательских задач, от того, какой аспект мотивации диагностируется. С проблемой диагностики мотивации психолог сталкивается практически всегда, если даже перед ним конкретно не стоит задача психодиагностики мотивации личности.
Итак, подводя итог вышесказанному, хочется еще раз отметить, что изучением мотивации достижения занимались и занимаются психологи разных стран. Методы изучения его достаточно условны и не объективны, но работы в этом направлении ведутся и приносят свои плоды.
Мотив аффилиации
Содержание мотива аффилиации далеко не однородно: сюда включаются потребность контактировать с людьми, быть членом группы, взаимодействовать с окружающими, оказывать и принимать помощь. Г. Мюррей, так определяет потребность человека в аффилиации: «Заводить дружбу и испытывать привязанность. Радоваться другим людям и жить вместе с ними. Сотрудничать и общаться с ними. Любить. Присоединяться к группам». Под аффилиацией понимается, таким образом, определенный тип социальных взаимодействий, содержание которого заключается в общении с другими людьми, которое приносит удовлетворение обеим сторонам.
Как уже отмечалось выше, мотив аффилиации относится к высшему уровню иерархии человеческих потребностей. При этом этот мотив является базовым и фундаментальным для природы человека, сознание которого развивается только в условиях взаимодействия с другими людьми. В определенном смысле аффилиативное поведение (стремление к контакту, привязанности, причастности к группе) свойственно и многим представителям животного мира, что говорит в пользу рассмотрения аффилиативной потребности в качестве врожденной. Но нельзя отрицать и тот факт, что потребность в физическом контакте у животных и потребность в общении у людей имеют различное содержание и направленность.
Эксперимент Харлоу по выявлению факторов, участвующих в становлении связи между детенышем обезьян и матерью, убедительно показывает, что для молодых обезьянок главную роль в развитии привязанности играет приятное чувство соприкосновения с теплым предметом, независимо от того мать это или плюшевый манекен (Обухова, 1999). Для человеческого ребенка также, безусловно, существует необходимость в физическом контакте, но его не может заменить контакт с куклой или даже с животным. В общение ребенка с матерью помимо физического взаимодействия, включены такие факторы, как контакт глаз, улыбка, тембр голоса, смех и т.д. Дефицит такого общения в течение 5- 6 месяцев приводит к необратимым негативным сдвигам в психике ребенка, нарушает эмоциональное, умственное и физическое развитие. Как отмечал Э. Эриксон, «мать создает у своего ребенка чувство веры тем типом обращения с ним, который совмещает в себе чувствительную заботу о нуждах ребенка с твердым чувством полного личностного доверия к нему в рамках того жизненного стиля, который существует в ее культуре»
Таким образом, если потребность в общении и привязанности и не является в строгом смысле врожденной, то формируется она на самых ранних стадиях онтогенеза, что подтверждается данными возрастной психологии. Так, об исключительной роли детско-родительских отношений и ранней социализации в развитии у ребенка аффилиативной потребности говорит австрийский культурантрополог И. Эйбл-Эйбесфельд. На материале изучения культур Африки, Южной Америки и Новой Гвинеи, он приходит к выводу, что «создание вокруг ребенка атмосферы любви и внимания является необходимым условием для формирования полноценного члена любого общества, как воинственно настроенного, так и миролюбивого». Ученый отмечает, что воспитание, лишенное ласки, создает ущербную личность, которая не чувствует привязанность к своей группе.
Американский культурантрополог Р. Ронер на основе этнографических данных выдвинул концепцию социализации, пытающуюся объяснить и предсказать последствия родительского принятия и отвержения для поведенческого, когнитивного и эмоционального развития личности ребенка. Ронер выделил три типа возможного отношения родителей к ребенку:
- понимание, теплое отношение и любовь;
- враждебность и агрессия;
- индифферентность.
Эти типы «в разной степени характеризуют культуры и взаимосвязаны с другими измерениями родительского поведения, в частности с родительским контролем».
Очевидно, что именно стиль отношений в семье закладывает основу для развития у ребенка того или иного вектора развития аффилиативной потребности – с верой в принятие другими или со страхом отвержения.
Процесс развития у ребенка потребности в общении может быть представлен в виде четырех основных этапов:
- появление внимания и интереса ребенка к взрослому;
- эмоциональные проявления ребенка в адрес взрослого;
- инициативные действия ребенка по привлечению внимания взрослого;
- чувствительность ребенка к отношению и оценке взрослого (Лисина,1986).
К концу первого года жизни у детей появляется довольно устойчивое стремление к общению со сверстниками: они любят бывать среди других детей, хотя еще не играют с ними. Со второго года общение со сверстниками расширяется, а у 4-летних оно становится одной из ведущих потребностей. При этом у них возрастают самостоятельность и инициатива, т.е. поведение становится все более внутренне детерминированным (Лисина, 1986).
Таким образом, содержание аффилиативной потребности на разных этапах онтогенеза может быть различным: в течение первых семи лет жизни ребенка оно развивается от потребности в доброжелательном внимании до потребности во взаимопонимании и сопереживании. В младших классах ведущей становится мотивация взаимодействия со сверстниками и формируется устойчивый круг ближайшего общения. В юношеском возрасте постепенно разрушается внутригрупповое общение со сверстниками, усиливаются контакты с лицами противоположного пола, а также со взрослыми при возникновении сложных житейских ситуаций (Кон, 1989). Заметно усиливается потребность во взаимопонимании с другими людьми, что непосредственно связано с формированием самосознания.
По-видимому, потребность человека в аффилиации является универсальной, т.е. свойственной всем людям независимо от их возрастной, гендерной или этнической принадлежности. Но характер и содержание этой потребности, безусловно, варьирует в зависимости от воспитания, условий социализации, типа культуры. Ряд исследований доказывает, что накапливаемый на протяжении жизни опыт общения с другими людьми ведет к обобщенным ожиданиям встретить в них источник поощрения или наказания. Если доминируют ожидания первого рода, то человек будет стремиться к другим людям и доверять им; если преобладают противоположные ожидания, то он будет избегать других людей, относится к ним с подозрением и низко их оценивать. Человек, опыт которого носит смешанный характер и у которого высоки ожидания обоих типов, будет находиться в сфере межличностных отношений в состоянии постоянного конфликта. Тот, у кого оба вида ожиданий низки, будет проявлять в ситуациях межличностного общения безразличие и незаинтересованность (Хекхаузен,1986).
Универсальность потребности человека в аффилиации подтверждают данные сравнительно-культурных исследований. Так, представители индивидуалистических культур значительно чаще, чем представители культур коллективистических, предъявляют жалобы на чувство одиночества и изоляции, зачастую приводящее к депрессии (Стефаненко, 1999). Образ жизни в таких культурах связан, как известно, с приоритетом ценностей индивидуализма и достижения, зачастую приводящих к отчуждению человека от других людей, дефициту общения и дружеских связей. Меньшую распространенность «классических» симптомов депрессии в традиционных культурах ученые объясняют, в частности, «преобладанием в них больших семей, в которых человек получает больше социальной поддержки и меньше рискует потерять отношения любви» (Стефаненко, 1999; с.146).