Смекни!
smekni.com

Введение в психологию целостной индивидуальности, Базылевич Т.Ф. (стр. 28 из 49)

В стадии формирования стратегии поведения (в начале опыта) степень следования вероятности часто наступающего события (показатель N 23) оказалась тесно связанной (к=0,911; р<0,001) с коэффициентом синхрони­зации (N 1) в период подтверждения прогноза о наступлении маловероят­ного события — отсутствия вспышки. В соответствии со смыслом получен­ных соотношений меньшая ориентация человека на выявление высоковеро-


ятного события оказывается связанной с большей выраженностью синхро­низации разных областей в тот период, когда подтвердился прогноз о мало­вероятном событии. При этом в эксперименте имеет место прогнозируе­мый индивидом ход событий, подтверждающий предсказание редкого со­бытия.

Из таблицы также видно, что показатель N 25 оказался в обратной зави­симости от синхронности ПС третьей фазы. Здесь менее выражена ориен­тация на более частое событие среды в начале опыта (когда альтернатив­ные события субъективно остаются еще равнозначными по вероятности, хотя уже начинает осознаваться относительная редкость отсутствия вспышки) связана с усилением синхронизации протекания процессов мозга в случае, если подтверждается предсказание маловероятного события. Со­ответствующий коэффициент корреляции (N 23-8) равен — 0,673 при р<0,05.

Между рассматриваемой в данном контексте дисперсией характеристи­ки N 23 и суммированными биоэлектрическими показателями разного рода произвольных движений выявлены четыре значимые корреляционные свя­зи. Указанная дисперсия соотносится с показателями N 4, 17, 18, 20. В со­ответствии с этими данными можно заключить, что более выраженная «максималистская» стратегия формирующейся вероятностно-прогностиче­ской деятельности соотносится с: 1) более синхронными нейрофизиологи­ческими процессами второй фазы ПС в период подтверждения прогноза о появлении частого события, большей синхронизацией ПА в период прогно­зирования этого же события, однако только в стадии стабилизированного образа действий; 2) меньшей синхронизацией в мозговых процессах треть­ей фазы ПС при подтверждении прогноза о наступлении маловероятного события, а также менее синхронными нейрофизиологическими процессами антиципации фона (по параметру ПА простых произвольных движений).

Так, частота успеха решения задачи, отражаясь в вариативности страте­гии поведения, вместе с тем сказывается на психофизиологических процес­сах антиципации и реализации моторных актов разных стадий сформиро-ванности стратегии.

Характеристика стратегии поведения в период ее стабилизации (N 25) скоррелировала с показателями N 15 и 17. С последним из этих параметров выявлена статистическая связь на 1%-ном уровне значимости. Эти факты свидетельствуют о том, что большая последовательность «максималист­ской» стратегии при ее сформированности соотносится с более синхронны­ми процессами антиципации «фона» и с менее синхронными ПС второй фазы при подтверждении прогноза о появлении часто наступающего собы­тия.


Дисперсия данного показателя оказалась статистически связанной с ин­дексами N 8 (р=0,869, р<0,01) и N 12 (к=0,738, р<0, 05). Это означает, что, чем более вариативна «максималистская» стратегия испытуемого в конце эксперимента, где образ действий уже стабилизирован, тем более синхрон­ны ПС третьей фазы при неподтверждении прогноза об отсутствии вспыш­ки и третьей фазы ПС в ситуациях неподтверждения прогноза о появлении вспышки. Таким образом, характеристики дисперсии стабилизированной стратегии вероятностно-прогностической деятельности отражаются в позд­них компонентах ПС, когда испытуемый уже информирован о неподтвер­ждении своего первоначального прогноза (высоко- или низковероятного) о развитии событий будущего.

Кратко резюмируя результаты исследования, отметим, что индексы синхронного функционирования дистантно расположенных отделов мозга, зарегистрированные в периоды антиципации событий будущего и сравне­ния прогноза с реально наступившим событием, оказываются статистиче­ски связанными с характеристиками стратегии, избранной индивидом при «вероятностном обучении». При этом статистические зависимости показа­ны для процессов сравнения, а также антиципации, реализующей произ­вольные движения и действия в период стабилизированной стратегии пове­дения. Ситуации поиска стратегии не содержат таких связей.

Обсуждение полученных в представленном разделе монографии данных о соотнесении интегративных показателей совместного функционирования областей мозга на разных этапах деятельности с характеристиками страте­гии поведения, очевидно, не может основываться на общности локальной или последовательной активности отдельных уровней нервной системы. Такого рода комплексные объединения симптомов в структуре индивиду­альности в современной науке наиболее полно реконструируются в логике эволюционно-системного понимания развивающихся взаимодействий че­ловека с внешним миром [37]. При таком взгляде находят научное объясне­ние своеобразие реализующих произвольные действия психофизиологиче­ских механизмов, которые могут структурироваться при системообразую­щей роли генотипа. (В частности, известна высокая степень генотипиче-ской обусловленности потенциалов мозга, связанных с разнообразными произвольными движениями, в том числе включенными в вероятностное прогнозирование [97].

Экспериментальные факты свидетельствуют, что включенность геноти-пических признаков в функциональные системы, объективизирующиеся в процессах антиципации, определяется спецификой изучаемого момента развития деятельности, который может быть определен, в частности, в сис­теме координат, включающих стадию сформированности стратегии пове­дения и прогнозируемую субъектом вероятность «успеха» (совпадения


прогноза и реальности) при решении поставленной задачи. Сочетание «крайних» полюсов упомянутой системы координат, если привлечь факто­логию типологических исследований, знаменует выраженность конститу­циональных влияний на индивидуально-психологические особенности. Возможно, в эти периоды потенциальные одно-многозначные и много-мно­гозначные связи между свойствами разных уровней индивидуальности ус­тупают место актуально действующим детерминистическим зависимостям. Так, например, индивидуализированность контура регуляции монотонной деятельности (стабилизированная стратегия, высоковероятный успех реше­ния задачи), а также экстремальных ее ситуаций (несформированный образ действий, маловероятный успех решения задачи), по данным ряда исследо­вателей [15, 37, 60, 106, 143 и др.], структурируется (правда, существенно различным образом) под влиянием типологических особенностей индиви­да.

Отмеченные закономерности, по-видимому, обусловливают постоянное наличие в развивающейся индивидуальности непонятных здравому смыслу «сцеплений» и «слитий» разноуровневых ее свойств, осмыслить которые принципиально невозможно с помощью привычного дедуктивного способа их анализа в контексте «мозаичных» функционально-структурных пред­ставлений о генетически обусловленных свойствах нервной системы с их многочисленными психологическими проявлениями, включающими инди­видуальный стиль деятельности. Познание законов «сцепления» разнооб­разных индивидуальных особенностей требует обращения к эволюционно-системным, структурно-динамическим взглядам на природу индивидуаль­ности. В таком контексте мы можем выделить один из аспектов данного комплекса проблем, связанный с косвенной конкретизацией вопросов ин­дивидуального стиля деятельности (ИСД) и имеющий давние традиции изучения и богатый противоречиями фактологический материал.

Известно, например, что специфика планирования деятельности и кор­рекции ошибок, очередность трудности и дробность выполняемых заданий, преимущественная опора при этом на словесно-логическую или образную информацию, предпочитаемый темп и стереотипность действий, распреде-ляемость усилий при их реализации, характер отдыха — так или иначе мо­гут соотноситься с типологическими особенностями высшей нервной дея­тельности [106, 108, 143, др.].

В данном контексте часто обсуждается вопрос: достигается ли такое со­пряжение путем стихийного приспособления индивида к условиям деятель­ности или же оно требует обращения к научным знаниям консультанта-психолога, располагающего методическими приемами объективного иссле­дования индивидуальности. В этой связи обычно высказываются прямо противоположные мнения.


С одной стороны, считается, что совершенствование психического раз­вития личности с ее социальными по своей сущности детерминантами, ска­зываясь на уровне интеллекта, само по себе способствует нахождению аде­кватного природной основе стиля поведения. (При этом всегда остается не­ясным, каким образом только рефлексивным путем человеку удается по­знавать и саморегулировать сложноиерархизированные комплексы индиви­дуальных особенностей.)

Этому предположению противоречат факты, свидетельствующие, в час-тоности, о распространенной на производстве неадекватности стилевых особенностей трудовых действий, сохраняющейся в течение десятилетий и препятствующей становлению профессионального мастерства [8 и др.]. Вместе с тем указанные воззрения находят подкрепление в наблюдениях естественного развития школьников, которые, несмотря на различия при­родных задатков, достигали равноценных социально значимых результатов благодаря различным приемам организации жизнедеятельности [13].

С другой стороны, произвольное регулирование контура деятельности, по мнению некоторых исследователей, снижает или даже полностью ис­ключает возможность протекания целенаправленной активности в соответ­ствии с типологией человека. В таком контексте в научном обиходе стали возрождаться иллюзорные представления о фантомности конституциональ­ных задатков индивидуальных различий в структуре функциональных ор­ганов, реализующих высокоинтегрированные высшие психические функ­ции человека.