Под системой обычно понимают организованный комплекс взаимодействующих элементов, между которыми сохраняются соответствия во времени и пространстве, а весь комплекс взаимодействует с внешним миром как единое целое [155, с. 8, 9]. Целое при этом определяется как результат взаимодействия частей: каждая часть проявляет себя через другую часть, образуя определенную иерархию (субординацию). Однако, логика рассуждения требует определения части через целое, поскольку целостность не может быть раскрыта только через первичное выделение субординации частей. Если брать категорию взаимодействия как основную в системном подходе, то невозможно понять, почему целое концентрирует в себе качественно новые свойства компонентов. Кроме того, нехитрые подсчеты показывают, что даже такой простой объект, как 400 лампочек, имеющих лишь две степени свободы, обладает множеством их сочетаний, которое выражается астрономическим числом (этот пример часто рассматривал П. К. Анохин, чтобы продемонстрировать бесперспективность подсчета числа возможных взаимодействий как отправного момента реализации системного подхода к изучению органических живых систем).
Попытки снятия отмеченных противоречий с помощью укрупнения отдельных составляющих целого не привели к успеху. Так, малоэффективным для конкретных исследований оказалось введение понятия «элемент», определяемый как компонент целого, обладающий относительной независимостью и самостоятельностью функционирования в пределах данной системы отношений, сохраняющий основные свойства целого [155, с. 8-10]. Эвристически ценная категория «элемент» при ее содержательной интерпретации через «нейрон» (в физиологии поведения [155]) или же через «действие» (в деятельностной парадигме [90, 67, 140]) отбрасывала иссле-
дователя на позиции психофизиологического параллелизма, взаимодействия или же тождества.
Продвижение в поиске способов реализации системного подхода по отношению к сверхсложным динамически развивающимся объектам, анализируемым в их самодвижении и опосредованиях, стало возможно на базе трудов А.А. Ухтомского, И.М. Сеченова, И.П. Павлова, Л.А. Орбели, П.К. Анохина. Основанная ими отечественная естественнонаучная школа психофизиологии инициировала стремление исследователей комплексно рассмотреть единство психического и физиологического в целенаправленном поведении. Все это потребовало творческих усилий исследователей, направленных на поиск новых парадигм психофизиологического изучения формирующейся деятельности, на восполнение недостающих науке знаний о законах целостности организма, индивида и личности в субъекте психической деятельности. Очевидно, реальность взаимосодействия разноуровневых особенностей человека достижению его целей и реализации мотивов деятельности, не исчерпывается уже изученными в дифференциальной психофизиологии условнорефлекторными особенностями высшей нервной деятельности.
А.А. Ухтомский еще в 1938 году отмечал, что условный рефлекс — это лишь частный и особый пример в ряду тех приспособлений, которыми снабжен живой организм для адекватного отражения объективной действительности [153]. Условный рефлекс, оставаясь феноменом экспериментального исследования поведения, не исчерпывает весь широкий диапазон психофизиологических механизмов целенаправленной активности. Так, физиология поведения выделила целый ряд явлений адаптации таких, как им-принтинг, имитация, вероятностное прогнозирование [154, 155].
Работы И.М. Фейгенберга и В.А. Иванникова [154 и др.] показали широкий континуум преднастроечных механизмов произвольного действия. Их специфика — на одном полюсе — детерминирована высокой вероятностью подкрепления условного стимула, а — на другом — выраженной энтропией развития событий будущего.
Ситуации первого типа рассматриваются в контексте условных рефлексов, а периоды жизнедеятельности второго типа связываются с ориентировочной реакцией, изученной Е.Н. Соколовым [141].
Таким образом, многоаспектность, интегративность психофизиологических механизмов деятельности заставляет отбросить суммативные представления о целом. По мысли И.И. Шмальгаузена [170], целое не получается суммированием частей. Оно развивается одновременно с их обособлением по мере прогрессивного усложнения организации. Организм — не сумма частей, а система, т. е. соподчиненная сложная взаимосвязь частей, дающая в своих противоречивых тенденциях, в своем непрерывном движении
высшее единство — развивающуюся организацию. В данном контексте мы должны изучать то, что объединяет части в одно развивающееся целое и что подчиняет их целому, т. е. мы должны анализировать интегрирующие факторы развития и изучать, каким образом эти факторы взаимодействуют и обусловливают согласованное развитие частей в индивидуальном и историческом развитии всего организма [170, с. 10].
Однако, понимание необходимости изучать взаимодействие элементов в системе, как уже отмечалось выше, мало что дает экспериментатору для системных исследований психофизиологических феноменов. Дополняя имеющиеся наработки в области системных исследований применительно к экспериментальной практике, П.К. Анохин полагал, что о живой органической системе следует говорить как о комплексе взаимодействующих элементов При этом, результат предыдущего опыта и цель будущего, которые заранее формируются в акцепторе действия, ученый рассматривал как системообразующие факторы [10, 11].
Обоснованная П.К. Анохиным необходимость перемещения акцента системно ориентированных исследований на взаимосодействии частей целого получению заранее планируемого субъектом полезного результата открыла новую область психофизиологических работ [6, 7, 10, 11, 18, 163-166 и др.]. Указанный цикл работ В.Б. Швыркова, Ю.И. Александрова, И.О. Александрова, Н.Е. Максимовой и других сотрудников лаборатории нейрофизиологических основ психики ИП РАН содержит материалы сопоставления психических и нейрофизиологических явлений через системные мозговые процессы, синхронно развивающиеся в дистантно расположенных мозговых структурах. Полученные данные анализируются в связи с формированием целостных функциональных систем элементарного поведенческого акта. Здесь систематическому экспериментальному исследованию подвергнут новый вид процессов в целостном живом организме. Эти процессы связываются с системными, общемозговыми феноменами или с организацией физиологического при регуляторных воздействиях психического (по-видимому, здесь подразумевается и обратный градиент воздействий).
Таким образом, изучение ЭЭГ и нейрональной активности в поведении открыло возможность познания закономерностей системных механизмов целенаправленного поведения. При этом, методология системного подхода делает центральными такие понятия, как целостность, эволюция, развитие, динамика, иерархия, интегративность, системообразующий фактор, типичность поведения [11, 42, 47, 92, 139]. В свою очередь, типичность определенных форм субъектно-объектного взаимодействия подразумевает наличие жестких звеньев (объединений) в функциональных системах [48, 155], структура которых раскрывает закон связи между элементами целого.
Физиология поведения также свидетельствует, что в живых системах выделяется два основных типа структуры: стабильная жесткая и лабильная вариабельная [155]. При этом, сохранение устойчивости в ходе эволюционных преобразований подразумевает в качестве первичного системообразующего фактора определенную генетическую основу, генетически запрограммированный закон интеграции. Так, например, данный закон определяет рост нейронов в культуре ткани. Наследственные программы развития, а не индивидуальный опыт предопределяют невозможность обучения тритонов, у которых пересекали зрительный нерв и поворачивали глазное яблоко на 180 градусов. В процессе регенерации волокон зрительного нерва переобучение не наступает, тритон видит мир перевернутым [155].
Реализация генетических программ человека в поведении, конечно же, имеет гораздо более сложный характер. Однако, наука уже выявила определенные ориентиры такой реализации, которые обобщены Б.Ф. Ломовым [92]. Анализ данных генетической психофизиологии [97, 99, 102, 122] позволяет заметить, что генотип сказывается в типичности поведения и психики через влияние на индивидуализированность психофизиологических процессов, опосредующих воздействие внешних причин на внутренние условия субъекта психической деятельности.
Применительно к проблемам индивидуальных различий термин «тип», «типологический», отправляясь от работ Б.М. Теплова, обычно используют для обозначения закономерно сочетанного комплекса свойств нервной системы, обусловливающего (при сопряженных субъектно-объектных взаимодействиях) типичность индивидуальных стилей деятельности и — более широкое своеобразие поведения. Как уже отмечалось, указанное значение четко разграничивалось с характерной «картиной поведения» человека или животного, в которой практически невозможно было отделить фенотип от генотипа. Современная психология и у нас в стране, и за рубежом, как правило, использует термин «типологический анализ» в понимании Б.М. Теплова, хотя отдельные работы пытаются выделять типологии на основе вариативных, ситуативных признаков индивида.