Это формальное расширение метода ни' в малой мере не изменило лежащих в его основании понятий. Они полностью остались аристотелевскими. Конечно, математическая формулировка метода только укрепляет и расширяет власть концепций, лежащих в основе. -Бесспорно, это затрудняет видение реального характера понятий, а следовательно, и вытеснения их другими, а это сложность, с которой i-ье пришлось бороться физике Галилея, поскольку аристотелевский способ мышления не был столь укреплен и затемнен математикой.
д) Пределы знания. Исключения. Закономерность считается связанной с регулярностью и рассматривается как антитеза ин-.дивидуальному случаю. До тех пор -пока психолог соглашается со всеми обоснованиями психологических предположений, он рассматривает их как только регулярно действующие, и его согласие с ними принимает такой вид, что у него остается знание некоторого различия между просто регулярностью и полной закономерностью, и он приписывает биологическим и, кроме того, психологическим предположениям (в противовес физическим) только регулярность. Или если закономерность считается только экстремальным случаем регулярности, в этом случае все различия (между закономерностью и регулярностью) исчезают в принципе, хотя необходимость определения степени регуля'рнрети остается.
Тот факт, что закономерность и индивидуальность считаются антитезами, имеет два типа следствий в реальном исследовании. Во-первых, это означает ограничение исследования. Безнадежными считаются попытки понять реальное, уникальное движение эмоций или действительную структуру конкретной личности. Трактовка этих проблем сводится к одним лишь средним
59
показателям, примером могут служить тесты и вопросники. Любой, кому эти методы кажутся неадекватными, сталкивается с упреком в скептицизме или с сентиментально высокой оценкой индивидуальности и мнением, что область, в которой в болышшетве случаев исключено повторение сходных ситуаций, недоступна научному пониманию и требует сопереживающей интуиции. В обоих случаях эта область изымается из экспериментального исследования, так как качественные свойства считаются прямо противоположными закономерным. Способ, каким эта точка зрения продолжает защищаться в дискуссиях no-экспериментальной психологии, напоминает даже в своих частностях аргументы, против которых боролась физика Галилея. В то время спрашивали, как можно объединять в едином законе движение таких качественно различных феноменов, как движения звезд, полет листьев на ветру, полет птиц и падение камня с горы. Но противопоставление закона и индивидуальности соответствует аристотелевской концепции и примитивному способу мышления, составляющим философию обычной жизни, как это достаточно часто проявляется в работах самих физиков, но не в их физике, а в их философии.
Убежденность в невозможности полностью понять индивидуальный случай подразумевает также в дополнение к этому ограничению некоторую слабость исследования: оно удовлетворяется установлением только регулярностей. Требования психологин к строгости положении пе идут дальше необходимости их обоснования «в общем», или «в среднем», плн «как правило».
Говорят, что «сложность» и «изменчивость природы» жизненных процессов делают неразумным требование отсутствия исключений. В соответствии со старой поговоркой «Исключение подтверждает правило» психология не рассматривает исключение как контраргументы до тех пор, пока их частота не очень велика.
Отношение психологии к понятию закономерности поразительно ясно демонстрирует аристотелевский способ ее мышления. Она основана на очень тощей уверенности в закономерности психических событий и имеет для исследователя-дополнительную прелесть отсутствия слишком высоких требований к законности его предположений и к обоснованию их.
е) Историко-географические понятия. Для того взгляда на природу закономерности и роль повторяемости, который, как мы видели, характерен для физики Аристотеля, в дополнение к тем мотивам, которые мы уже отметили, фундаментальную значимость имели и прямые ссылки на действительность в ее историко-географическом смысле. Подобно этому, и это является свидетельством тесной связи, существующей между этими способами мышления, современная психологи» во многом определяется теми же ссылками на историко-географические дай* ные. Исторический уклон психологических понятий опять-таки* не всегда очевиден, а связан с неисторнческими, систематиче-60
скнми понятиями и неотделим от них. Эта квазиисторическая1 направленность, на мой взгляд, является основой для понимания и критики понятийных структур такого типа.
Хотя мы уже критиковали статистический способ мышления, по отдельные использованные им формулы в конце концов не важны для тех вопросов, которые мы обсуждаем. Дело не в том, что берется среднее арифметическое, что исследователь складывает и делит, не это является предметом данной критики. Конечно, эти операции будут продолжать широко использоваться и в будущей психологии. Критика направлена не на то,, что применяются статистические методы, а на то, как они применяются н, особенно, какие случаи комбинируются в группы.
В современной психологии подчеркивается ссылка на исто-рико-географнческие данные и зависимость заключений от частоты действительного появления события. В самом деле, что-касается прямой ссылки на исторические данные, то способ, с помощью которого приходят к заключению о природе одного-, двух- или трехлетнего ребенка путем вычисления статистических средних, полностью соответствует бэконовской коллекции данных случаев сухости в его таблице присутствия. Конечно, в этих усреднениях сделана некоторая, очень грубая уступка требованиям неисторических концепций: явно патологические случаи, а иногда даже те случаи, которые связаны с нестандартным окружением, обычно исключаются. Помимо этого соображения исключение наиболее сильных отклонений, представление, что случаи располагаются в статистической группе, в сущности остается на историко-географичеокой почве. Для группы, определенной в историко-географичеекпх терминах, например для годовалых детей Вены или Нью-Йорка, в 1928 г. вычислены средние данные, которые, без сомнения, имеют огромное значение для историков или учителей, но которые не теряют своей связи с историко-географическими явлениями» если даже продолжить вычисление среднего для всех детей Германии, Европы или всего мира или десятилетие вместо одного года. Такое расширение исторического и географического базиса не уничтошсает специфическую зависимость этой концепции от частоты, с которой индивидуальные случаи происходят в историко-географически определенном месте.
Следовало бы раньше обратить внимание на утонченность статистики, основанной на ограничении историко-географиче-ского базиса, такой, как рассмотрение годовалых детей пролетарского района Берлина в первые послевоенные годы. Такие группировки обычно основаны как на количественных особенностях конкретных случаев, так и на историко-географических определениях. Но даже такие ограничения в действительности противоречат духу статистики, основанному на частоте. Они даже означают методологически некоторый сдвиг в сторону конкретных особенностей. В связи с этим нельзя забывать, что даже при крайней степени утонченности, как, например, при
61
исследовании одного ребенка, реальное определение осуществляется в псторико-гсографическнх терминах или, в лучшем случае, социологических категориях; это происходит в соответствии с критерием, который coqflHHHCT в одну группу такие случаи, которые психологически сильно различаются или даже противопоставляются друг другу. Следовательно, такие статистические исследования не могут, как правило, объяснить динамику затронутых процессов.
Прямая ссылка на исторически данную действительность, которая характерна для аристотелевской теоретической структуры, очевидна и в дискуссии об эксперименте и его близости к реальным условиям. Конечно, можно справедливо критиковать эксперименты, посвященные простым реакциям, основы экспериментальной психологии воли или эксперименты рефлексологии по причине их сильного расхождения с жизненными условиями Но это расхождение во многом основано на стремлении исследовать такие процессы, которые пс представляют из себя индивидуальные особенности в конкретном случае, но которые как «простые элементы» (возможно, простейшие движения) являются общими для любого поведения или которые, так сказать, происходят в каждом случае. В противовес вышесказанному часто требуется приближение к жизненным условиям, как, например, в психологии волн В частности, подразумевается, что исследуют случаи, которые невозможно воссоздать экспериментально, в которых происходят наиболее важные решения в жизни. И здесь также нам противостоит ориентация на историческое значение. Это требование, которое, если перенести его в физику, означало бы, что некорректно исследовать гидродинамику в лаборатории, лучше исследовать величайшие реки мира. Тогда выступают два момента: в области теории и закона —высокая оценка исторически важного и презрение к обычному; в области эксперимента — выбор процессов, которые происходят часто (или являются общими для многих 'Событий). Оба показательны как мера аристотелевского смешения исторических и систематических вопросов, которые имеют от систематики связь с абстрактными классами и презрение ко всей реальности конкретного случая.