Что касается еще одного направления гештальтпеихолопш, сделаем только несколько замечаний. Мы имели дело с формами и группами самых разных уровней твердости. В некоторых случаях все попытки заменить с помощью анализа одну форму другой напрасны. Но расставьте мебель в комнате 0 случайном порядке, н вы увидите достаточно твердые и прочные единицы, отдельные объекты, но не увидите столь же прочных и стабильных групп, которые самопроизвольно образовались бы из этих объектов. Вы увидите, что одна группа легко сменяется другой в зависимости от самых малых изменений в условиях, может быть ваших собственных. Очевидно, что в этом случае влияние изменений в субъективном отношении к полю значительно больше, чемв случае прочных единиц и стабильных групп. Даже силы небольшой интенсивности здесь достаточны для того, что-
174
бы образовать новые группы в поле, которое этому «не сопротивляется» так как его собственные тенденции к группировке малы.
Таким же образом можно рассматривать и проблему науче-ппя. Вспомним одни из обычных способов экспериментирования с животными. Животному предъявляют два объекта н научают выбирать один из них в зависимости от его положения в пространстве, цвета или какого-нибудь другого свойства. Эффект достигается наградой за каждый правильный выбор, и, возможно, наказанием за каждый неправильный. Научение такого рода обычно происходит медленно, и ничто не указывает на то, что сюда вовлечены какие-либо высшие процессы. Кривая научения, которая показывает, как с течением времени уменьшается число неправильных выборов, имеет неправильный характер, но показывает постепенное снижение. Может показаться, что человекообразные обезьяны должны решать такие задачи быстрее. Но это не всегда так. Часто период научения у антропоидов такой же длинный, как и у низших животных. Однако форма научения иногда отличается от формы научения у низших позвоночных.
Когда Йорке (Yerkes, 1916) провел эксперименты описанного типа5 с орангутангами, эти обезьяны долгое время вообще не давали положительных результатов. Но, наконец, когда экспериментатор уже почти потерял надежду добиться результатов, обезьяна после одного правильного выбора неожиданно полностью решила задачу, т. е. никогда больше пс делала ошибок. Она решила задачу в один момент, и кривая научения показывала резкое внезапное падение ошибок. Некоторые результаты моего изучения научения у шимпанзе очень похожи на результаты Йеркса. Иногда подобные явления можно наблюдать у детей, и трудно отделаться от впечатления, что обезьяна ведет себя как человек в сходных обстоятельствах, который внезапно усмотрел принцип решения проблемы и говорит себе: «А, вот в чем дело! Всегда черные объекты!» ~ н больше, естественно, не делает ошибок.
Эти эксперименты нельзя описать, сказав только, как это обычно делается, что животное в такой ситуации научается связывать определенный стимул с определенной реакцией и эта овязь закрепляется. Такое представление о процессе придает слишком большое значение памяти или ассоциативной стороне дела и сводит на нет другую сторону, которая, может быть, даже более важна и трудна.
Несмотря на то что много говорилось против «антропоморфизма» в психологии животных, мы наблюдаем здесь ошибку
6 Для нашего обсуждения не имеет значения тот факт, что эксперименты были па «множественный выбор» вместо более простого сенсорного различения.
175
подобного рода, совершаемую не дилетантами, а выдающимися учеными. Экспериментатор интересуется проблемой сенсорного различения. Он конструирует аппаратуру для предъявления животному стимулов. Когда он видит ситуацию, созданную им самим, эта ситуация для него полностью организована, причем «стимулы» являются главными ее характеристиками, а все остальное образует менее важный фон. Следовательно, он формулирует задачу животного как задачу связывания этих «стимулов» с определенными реакциями, а поощрения и наказания должны подкреплять этот процесс. Но он не осознает того факта, что тем самым он наделяет животного такой же организацией ситуации, какая существует для него, экспериментатора, в связи с научной целью или проблемой. Но почему такая же организация должна существовать в сенсорной ситуации животного? Как мы уже заметили, объективная ситуация может предстать как организованная самым различным образом. Под влиянием интересов прошлого опыта организации могут меняться. И нельзя предполагать, что животное, поставленное .перед новой ситуацией эксперимента «на различение», увидит сразу поле организованным так же, как видит его экспериментатор.
Возможно, в этом отношении восприятие поля животным отличается от восприятия того же поля экспериментатором больше, нежели первое восприятие среза мозга под микроскопом у молодого студента отличается от восприятия опытного невролога. Этот студент не может сразу реагировать определенным образом на различие структур тканей, которые доминируют в поле профессора, потому что студент еще не видит поле организованным таким образом. Причем студент по крайней мере знает, что в этой ситуации его действительные ощущения температуры, мышечного напряжения, звуков, запахов, а также оптического мира вне микроскопа не должны иметь значения. Ничего этого не может знать животное, которое помещают в экспериментальную установку для того, чтобы оно научилось связывать «стимул с реакцией», но которое в действительности подчинено миру сенсорных данных, внешних и внутренних. Какова бы ни была первая организация этого мира, она может не соответствовать специфической организации, существующей для экспериментатора. Здесь возникает ряд очень важных вопросов. Какую роль играет действительная организация ситуации для животного в его реакциях и в процессе научения? И далее, протекает ли научение независимо от этого фактора и возможных изменений в организации поля? Является ли такая организация поля, при которой «стимулы» становятся важнейшими чертами поля, главной частью решения проблемы? Если это так, то требуется ли животному такое большое количество проб' для образования связи между стимулом и реакцией или эти пробы нужны ему для правильной организации поля, которая предшествует правильному связыванию стимула и реакции?
176
Наконец, влияет ли поощрение и наказание на подобную реорганизацию поля? Если нет, как можно на нее повлиять?
Что касается низших позвоночных, то мы не можем ответить на эти вопросы. Но наблюдения Йеркса и мои наблюдений над человекообразными обезьянами 'показывают, что при благоприятных условиях с ними может происходить то, что так часто происходит и с человеком: после некоторого опыта в новой ситуации организация поля внезапно меняется в соответствии с задачей и акценты расставляются правильно. Можно предположить даже, что после этого уже не требуется много времени для установления связи между теперь выделяющимися стимулами и реакцией, если эти две задачи действительно решаются раздельно. Животные в естественных условиях часто научаются удивительно быстро, когда имеют дело с объектами, с которыми они уже привыкли иметь дело и свойства которых для них организованны.
Если в этих наблюдениях что-то есть, то следует пересмотреть нашу теорию зрения. Понятие реорганизации, происходящей под давлением всей ситуации, должно стать одинаково' важным для иаучеиия животных и человека.
Многие психологи скажут, что животное, которое (как оран-гутаиги Йеркса) внезапно схватывает принцип ситуации в, экспериментах на научение, проявляет настоящий интеллект. Если это верно, может быть, другого рода эксперименты будут более соответствовать задаче.
Пример, который часто можно наблюдать в процессе обучения, покажет, что я имею в виду.
Я стараюсь объяснить моим ученикам трудный раздел математической теории, тщательно строя свои предложения с максимальной последовательностью и ясностью. Возможно, в первый раз я не достиг успеха. Аудитория скучает. Я повторяю-снова, и, возможно, в третий раз одно лицо тут, другое там вдруг просияет. Вскоре после этого я могу вызвать одного из обладателей этих лиц к доске и он сможет самостоятельно, объяснить то, что о'бъяснял я. Что-то произошло между отдельными предложениями © уме этого ученика, что-то важное, чтобы сделать возможным и понимание и повторение.
Если мы хотим применить это к экспериментированию с обезьянами, мы, конечно, не можем пользоваться речью и вместо математической «ам следует выбрать другую проблему. Что произойдет, если обезьяна увидит, как человек пли другая обезьяна выполняет какое-то действие, которое в случае, если обезьяиа его повторит, могло бы принести ей большую пользу?1
Подражание новым действиям ни в коем случае не является легкой задачей для обезьяны. Для того чтобы подражание стало возможным, должны быть выполнены определенные условия. Один из шимлаизе, которых я на'блюдал на острове Тенериф, был по сравнению с другими обезьянами глупым. Он видел много раз, как другие обезьяны использовали ящик как под-
177'
ставку для доставания объектов, которые находились довольно высоко. Поэтому я ожидал, что, когда он останется один в подобной ситуации (банан подвешен к потолку, ящик рядом на земле), он будет способен повторить это. Шимпанзе подошел к ящику, но вместо того чтобы подвинуть его в направлении пищи, он либо залезал на него и прыгал вертикально, хотя пища была в другом месте, либо пытался подпрыгнуть с земли и достать банан. Другие обезьяны на его глазах доставали банан, но он не сумел повторить все действие и копировал его отдельные части, которые, не будучи связаны между собой в целостный акт, не помогали ему. Он забирался на ящик, бежал оттуда к тому месту, над которым был подвешен банан, и прыгал к нему с земли. Правильная связь ящика и пищи в этой ситуации для него была непонятна. Иногда он немного сдвигал ящик с места, но так же часто к пище, как и от нее. Только после многих демонстраций этого простого акта он научился выполнять его способом, который нельзя описать коротко. Ясно, что научение при помощи подражания — серьезная задача даже для наименее сообразительных человекообразных обезьян. Достаточно сообразительный шимпанзе, наблюдая это действие, скоро догадается, что движение ящика означает прежде всего движение к месту под пищей, движение будет постигнуто вместе с характерным направлением, тогда как глупое животное вначале видит просто движение ящика, не связанное с направлением к пище. Животное будет наблюдать отдельные фазы действия, но не воспримет их как Ч5асти, связанные со структурой ситуации, лишь принадлежа к которой они являются частями решения. Конечно, правильная организация не дана непосредственно в последовательности сетчаточпых образов, возникающих при наблюдении за действием. С подражанием дело обстоит так же, как с обучением. Когда мы учим детей, необходимо создать благоприятные условия, а ребенок, со своей стороны, должен проявить что-то, что мы называем «пониманием» н что иногда возникает внезапно. Никто не сможет просто вложить это в ребенка.