Смекни!
smekni.com

Детский психоанализ, Фрейд Анна (стр. 15 из 100)

' См.: HeinzHartmann (1950a). стороны, необходимо отметить в расходной части, что ни одно из этих открытий не было сделано прежде чем наблюдатели прошли аналитическую подготовку и что большинство жиз­ненно важных фактов, таких, как последовательность развития либидо и ин4)антильные комплексы, несмотря на их очевидные производные, оставались незамеченными при непосредствен­ном наблюдении до тех пор, пока не были реконструированы аналитической работой.

Существуют также сферы, где местное наблюдение, лонги-тюдные исследования и детский анализ работают в сцепке. Мы получали исчерпывающую информацию, если за детальными записями поведения младенца следовал анализ ребенка в по­зднем детстве и полученные результаты сопоставлялись или если анализ маленьких детей служил прологом для детального лонгитюдного изучения внешнего поведения. Это дает допол­нительное преимущество, заключающееся в том, что в таких экспериментах эти два метода (анализ и непосредственное на­блюдение) служат проверке друг друга.

Фантазии и агрессия

70 Раздел II. Фантазии и агрессия

Фантазии и образы избиения1

В своей статье «Ребенка бьют» Фрейд (S. Freud, 1919) разби­рает фантазии, которые, по его мнению, особенно часто встре­чаются у пациентов, обращающихся за аналитическим лечени­ем в связи с истерией пли неврозом навязчивости. Он считает вполне вероятным, что эти фантазии еще чаще встречаются у обычных людей, которые ввиду отсутствия очевидных призна­ков заболевания не считают нужным обращаться за помощью. Такие «фантазии избиения» неизменно сопровождаются высо­ткой степенью наслаждения и разряжаются в акте аутоэротнчес-кого удовлетворения. Я считаю само собой разумеющимся, что вы знакомы с содержанием статьи Фрейда, включающей опи­сание фантазии, реконструкцию предшествующих ей стадий и их происхождение, а также Эдипова комплекса. В дальнейшем изложении я буду неоднократно возвращаться к этой статье.

В своей статье Фрейд говорит: «В двух из четырех случаях с женщинами важные для них развернутые и структурирован­ные фантазии вырастали из мазохистских образов избиения. Функция их заключалась в том, чтобы извлечь предельное воз­буждение, даже несмотря на воздержание от акта мастурба­ции». Я выбрала среди множества случаев наиболее подходя­щий, чтобы проиллюстрировать это краткое замечание. Речь пойдет о фантазиях четырнадцатилетней девочки, чье вообра­жение, несмотря на чрезмерность, никогда не вступало в кон­фликт с реальностью. Мы можем точно установить начало, раз­витие и завершение этих фантазий, а происхождение и связь их с предшествующей фантазией избиения были доказаны в про­цессе тщательного анализа.

Далее я рассмотрю, как развивались фантазии у этой девочки. В 5 или 6 лет, мы не знаем точную дату, но знаем, что это было до поступления в школу, у этой девочки возникли фантазии

' Текст дан по иг.иалпю: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. II. ГЛ., )999. С. 304-318.


Фантазии и оброзы избиения 71

избиения, подобные описанным у Фрейда. Поначалу содержа­ние их оставалось достаточно однообразным: «Взрослый бьет мальчика». Несколько позднее содержание изменилось: «Взрос­лые бьют мальчиков». Кто были эти мальчики, кто были эти взрослые, оставалось неизвестным, так же как почти всегда было неясно, за какую провинность следует наказание. Мы мо­жем предположить, что девочка представляла эти сцены доста­точно живо, но скудно и неопределенно излагала их содержа­ние в процессе анализа. Каждая фантазия, часто очень краткая, сопровождалась сильным сексуальным возбуждением и завер­шалась актом мастурбации.

Проявляющееся вместе с фантазией чувство вины у девоч­ки Фрейд объяснял следующим образом. Он говорил, что эта фантазия избиения вторична и замещает в сознании более ран­нюю неосознаваемую стадию, в которой участники, неизвест­ные в настоящий момент, были хорошо знакомы и значимы:

мальчик — это сам ребенок; взрослый — его отец. Но и эта ста­дия, согласно Фрейду, не является исходной; ей предшествует более ранняя, которая относится к наиболее активному перио­ду действия Эдипова комплекса и которая, согласно представ­лениям о регрессе и подавлении, в трансформированном виде появляется на второй стадии. На первой стадии тот, кто бьет, — это по-прежнему отец; но тот, кого бьют, — это не сам ребенок, а другие дети, братья или сестры, то есть те, кто претендует на отцовскую любовь. На этой первой стадии, таким образом, вся любовь предназначена ребенку, а наказания и взыскания — другим. Вместе с подавлением Эдипова комплекса и возраста­нием чувства вины наказание неизбежно оборачивается на са­мого ребенка. В то же время, как результат регрессии с гени-тальной на прегенитальную анально-садистскую организацию сцена избиения может все еще быть использована как выраже­ние ситуации любви. По этой причине формируется вторая версия, которая в силу своей символичности должна оставаться неосознаваемой и быть замещена третьей, более соответствую­щей логике подавления. Таково происхождение возбуждения и чувства вины на третьей стадии или версии; скрытое посла­ние же этой странной фантазии остается прежним: «Папа лю­бит только меня».


72 Раздел II. Фантазии и агрессия

В нашем случае чувство вины, возрастающее вместе с осо­знанием подавленной борьбы за отца, вначале слабо связыва­лось с содержанием непосредственно фантазий (позднее также осуждалось с самого начала), больше с завершающим регуляр­ным актом аутоэротического удовлетворения. По этой причи­не в течение нескольких лет маленькая девочка непрерывно возобновляла неизменно оканчивающиеся неудачей попытки разделить одно и другое, то есть оставить фантазии как источ­ник удовольствия и в то же время отказаться от сексуального удовлетворения, которое не соответствовало требованиям ее иго. В этот период она непрерывно варьировала и дополняла содержание фантазий. В стремлении извлечь максимальное удовольствие приемлемым путем и оттянуть как можно дольше запрещенное окончание девочка нагромождала всевозможные дополнения, не столь важные, не очень подробные. Она изоб­ретала сложные организации и целые учреждения, школы, ре­формации в качестве декораций для сцен избиения и выра­ботала твердые правила и нормы, управляющие условиями извлечения удовольствия. В этот период времени в роли изби­вающих неизменно выступали учителя; только позднее и в ис­ключительных случаях появляются отцы мальчиков — в основ­ном в роли наблюдателей. Но даже в этих тщательно разработан­ных фантазиях действующие фигуры остаются схематичными;

им отказано в таких определяющих характеристиках, как имя, внешность, персональная история.

Я не считаю, что подобная отсрочка сцен, связанных с удов­летворением, и продление фантазии всегда являются выраже­нием чувства вины, результатом попыток отделить фантазию от мастурбации. Такие же механизмы работают и в фантазиях, не связанных с чувством вины. В этих случаях они служат на­гнетанию напряжения и, таким образом, также предвосхища­ют окончательное удовлетворение.

Давайте проследим дальнейшие превратности фантазии из­биения этой девочки. С возрастом усиливаются все стремления ;

эго, которые включают теперь моральные требования окружаю­щего мира. Это все больше становится препятствием для фанта­зий, б которых концентрируется и выражается сексуальная жизнь девочки. Она бросает свои неизменно безуспешные


Фантазии и образы избиения 73

попытки отделить фантазии избиения и аутоэротическое удов­летворение; запрет усиливается и распространяется теперь на содержание фантазий. Нарушить этот запрет удается только после длительной борьбы с искушением, которая сопровожда­ется отчаянными самоупреками, угрызениями совести и вре­менными депрессивными настроениями. Удовольствие, извле­каемое из фантазии, все чаще оказывается сопряженным с не­приятными ощущениями до и после. И поскольку фантазии избиения не служат больше извлечению удовольствия, они случаются все реже и реже.

II

Примерно в то же время, вероятней всего между 8 и 10 годами (точный возраст опять невозможно установить), у девочки по­являются новые фантазии, которые она сама называет «милые истории» в противоположность безобразным фантазиям избие­ния. Эти «милые истории», по крайней мере на первый взгляд, представляют собой красивые и приятные сцены с проявления­ми исключительно доброго, деликатного и нежного поведения. У каждого действующего лица есть имя, внешность, индиви­дуальность с множеством деталей, личная история. Известны семейные обстоятельства, друзья и знакомые участников ис­торий, их взаимоотношения, и каждая деталь их повседневной жизни максимально приближена к реальности. Оформление историй меняется вместе с переменами в жизни девочки, так­же часто в свои фантазии она включает фрагменты из прочи­танного. После каждого завершенного эпизода девочка испы­тывает глубокое ощущение счастья, слегка омрачаемое слабым чувством вины; больше никакой аутоэротической активности с этим не связано. Поэтому такие фантазии могли становиться все более значимой частью детской жизни. Здесь мы сталкива­емся с тем, на что обращал внимание Фрейд: художественная надстройка, которая несет в себе символическое значение для автора. Далее я постараюсь показать, насколько досто­верно мы можем судить о том, что рассматриваемые фанта­зии являются надстройкой над мазохистскпми фантазиями избиения.