' Здесь вспоминается тема звереи-помощпчков, встречающаяся в мифах и обсуждающаяся гремя от Бремени п психоаналитической литературе, однако под другими угламч зрения, нсже-чя предлагаемый нами. См.: Rank О. The myth of the birth of the hcro.N. Y., 19 !4, P. 88.
Отрицание в фантазии 159
раз по лесу. Он встречал поочередно льва, тигра, пантеру, медведя и т. д. Каждый раз он целился в зверя из ружья, и каждый раз, к его удивлению, зверь начинал говорить и просил сохранить ему жизнь:
Охотник, пощади, не убивай, Я двух детенышей тебе. отдам!1
Охотник соглашался на выкуп и продолжал свой путь вместе с отданными ему детенышами. В конце концов он собрал огромное количество молодых хищников и, поняв, что у него теперь есть грозное войско, которое будет сражаться за него, направился с ними в столицу и пошел к королевскому замку. Перепуганный король исправил совершенную по отношению к охотнику несправедливость и, кроме того, движимый страхом, отдал ему половину королевства и выдал за него замуж свою дочь.
Очевидно, что сказочный охотник воплощает сына, находящегося в конфликте со своим отцом. Борьба между ними разрешается своеобразным, окольным путем. Охотник удерживается от того, чтобы отомстить взрослому хищному животному, которое представляет собой первое замещение отца. В качестве вознаграждения он получает детенышей, в которых воплощена сила этих животных. При помощи этой вновь обретенной силы он побеждает своего отца и принуждает его дать ему жену. Реальная ситуация обращена еще раз: сильный сын сталкивается со своим отцом, который, испугавшись этой демонстрации силы, подчиняется ему и выполняет все его желания. Приемы, используемые в сказке, совершенно те же самые, что и в фантазии моего пациента о цирке.
Помимо историй о животных мы находим в детских сказках другое соответствие фантазиям моего маленького пациента о льве. Во многих книжках для детей, — пожалуй, наиболее яркими примерами являются истории из «Маленького лорда Фаунтлероя»2 и «Маленького полковника»3 — есть маленький
' «LieberJager, lass mich leben -
2 Alice Hodgson Burnelt.
3 Annie Fellows Johnston.
• Ich will dirzweiJunge geben!»
1 60 Раздел 1!1. Механизмы защиты
мальчик или девочка, которым в противоположность всем ожиданиям удается «приручить» несдержанного взрослого человека, который могуществен или богат и которого все боятся. Только ребенок может тронуть его сердце и завоевать его любовь, хотя всех остальных он ненавидит. Наконец старик, которого никто не может контролировать и который не может контролировать сам себя, подчиняется влиянию и контролю маленького ребенка и даже начинает делать добро другим людям.
Эти сказки, как и фантазии о животных, доставляют удовольствие за счет полного обращения реальной ситуации. Ребенок выступает как человек, который не только владеет сильной отцовской фигурой (лев) и контролирует ее, так что он превосходит всех вокруг; ои также и воспитатель, который постепенно преображает зло в добро. Мои читатели вспомнят, что лев в первой фантазии был обучен не нападать на людей и что звери владельца цирка должны были прежде всего научиться контролировать свои агрессивные импульсы, направленные друг на друга и на людей. В этих детских историях страх, связанный с отцом, смещается точно так же, как и в фантазиях с животными. Он выдает себя в страхе других людей, которых ребенок успокаивает, но этот замещающий страх является дополнительным источником удовольствия.
В двух фантазиях Маленького Ганса и в фантазиях о животных других моих пациентов способ, при помощи которого можно избежать объективного неудовольствия и объективной тревоги, очень прост. Я ребенка отказывается осознавать некоторую неприятную реальность. Прежде всего он поворачивается к ней спиной, отрицает ее и в воображении обращает нежелательные факты. Так «злой» отец становится в фантазии защищающим животным, в то время как беспомощный ребенок становится обладателем могущественных замещений отца. Если трапсфорлгация успешна и благодаря фантазии ребенок становится нечувствительным к данной реальности, Я спасено от тревоги, и у него нет необходимости прибегать к защитным мерам против инстинктивных импульсов и к формированию невроза.
Этот механизм относится к нормальной фазе в развитии детского Я, но когда он возникает в последующей жизни, то
Отрицание dфантазии 161
указывает на развитую стадию психического заболевания. В некоторых острых спутанных психотнческих состояниях Я пациента ведет себя по отношению к реальности именно таким образом. Под влиянием шока, такого, как внезапная утрата объекта любви, оно отрицает факты и заменяет невыносимую реальность некоторой приятной иллюзией.
Когда мы сопоставляем детские фантазии с психотичсски-ми иллюзиями, то начинаем видеть, почему человеческое Я не может более экстенсивно использовать этот механизм — одновременно столь простой и столь эффективный — отрицания существования объективных источников тревоги и неудовольствия. Способность Я отрицать реальность совершенно несовместима с другой его функцией, высоко им ценимой, — его способностью опознавать объекты и критически проверять их реальность. В раннем детстве эта несовместимость еще не оказывает возмущающего влияния. У Маленького Ганса, владельца льва и хозяина цирка функция проверки реальности была совершенно не нарушена. Конечно же, они не верили действительно в существование своих зверей или в свое превосходство над отцами. Интеллектуально они были полностью способны отличить фантазию от факта. Но в сфере аффекта они аннулировали объективно болезненные факты и осуществили гипер-катексис фантазии, в котором эти факты были изменены, так что удовольствие, получаемое от воображения, возобладало над объективным неудовольствием.
Трудно сказать, в какой момент Я утрачивает способность преодолевать значительные количества объективного неудовольствия при помощи фантазии. Мы знаем, что даже во взрослой жизни мечты все еще могут играть свою роль, иногда расширяя границы слишком узкой реальности, а иногда полностью обращая реальную ситуацию. Но во взрослой жизни мечта — всегда игра, род побочного продукта лишь с небольшим либи-дозным катексисом. Она позволяет, самое большее, овладеть некоторой частью дискомфорта или достичь иллюзорного облегчения от какого-либо незначительного неудовольствия. По-видимому, исходная значимость мечты как способа защиты против объективной тревоги утрачивается с окончанием раннего периода детства. Во всяком случае, мы полагаем, что способность
6 А. Фрейд
162 Раздел III. Механизмы защиты
к проверке реальности объективно подкрепляется, так что она может закрепиться даже в сфере аффекта; мы знаем также, что в дальнейшей жизни потребность Я в синтезе делает возможным сосуществование противоположностей; возможно также, что привязанность зрелого Я к реальности вообще сильнее, чем у детского Я, так что по самой природе вещей фантазия перестает столь высоко цениться, как в ранние годы. В любом случае ясно, что во взрослой жизни удовлетворение инстинктивного импульса через фантазию уже не безвредно. По мере роста катекснса (фантазия и реальность становятся несовместимыми: должно быть либо одно, либо другое. Мы знаем также, что проникновение импульса Оно в Я и его удовлетворение там посредством галлюцинации представляют собой для взрослого психотическое расстройство. Я, которое пытается уберечься от тревоги, избавиться от инстинктов и избежать невроза, отрицая реальность, перегружает этот механизм. Если это происходит во время латентного периода, то разовьется какая-либо аномальная черта характера, как в случае с двумя мальчиками, истории которых я приводила. Если это происходит во взрослой жизни, отношения Я к. реальности будут глубоко поколеблены'.
Мы еще не знаем точно, что происходит во взрослом Я, когда оно выбирает иллюзорное удовлетворение и отказывается от функции проверки реальности. Оно освобождает себя от внешнего мира и полностью перестает регистрировать внешние стимулы. В инстинктивной жизни такая нечувствительность ко внутренним стимулам может быть достигнута единственным путем — посредством вытеснения.
' Напомню читателю, что отношение механизма отрицания к психическому
забо-лсвашпо и к формированию характера обсуждалось разными авторами. Хелен Дейч (Н. Deiilsch, 1933) показывает значение этого процесса в генезисе хронической гипомапип. Бертрам Лесин (В. D. Levoin, 1932) описывает, как этот же самып механизм используется вновь сформированным наслаждающимся Я (pleasureego) пациента с гипомапией. Анни Ангель (A. Angel, 1934) отмечает связь между отрицанием и оптимизмом.
Отрицание в слове и действии 1 63
Отрицание в слове и действии1
В течение нескольких лет детское Я может избавляться от нежелательных фактов, отрицая их и сохраняя при этом ненарушенной способность к проверке реальности. Ребенок полностью использует эту возможность, не замыкаясь при этом в сфере идей и фантазии, поскольку он не только мыслит, но и действует. Он использует самые разные внешние объекты, драматизируя свое обращение реальной ситуации. Отрицание реальности, без сомнения, также является одним из многих мотивов, лежащих в основе детской игры в целом и исполнения роли в частности.
Я вспоминаю маленькую книжечку стихов английского писателя, в которой великолепно описано сосуществование фантазии и факта в жизни маленького ребенка. Это книга «Когда мы были маленькими» А. Л. Милна. В детской ее трехлетнего героя есть четыре стула. Когда он сидит на первом из них, он — путешественник, плывущий ночью по Амазонке. На втором он — лев, пугающий рычанием свою няню. На третьем он — капитан, ведущий свой корабль через море. Но на четвертом, на высоком детском стульчике, он пытается притвориться самим собой, т. е. маленьким мальчиком. Нетрудно увидеть замысел автора: элементы, из которых создается приятный мир фантазии, готовыми идут ребенку в руки, но его задача и его достижение заключаются в том, чтобы признать и усвоить факты реальности.