Смекни!
smekni.com

Детский психоанализ, Фрейд Анна (стр. 62 из 100)

Возникает вопрос: действительно ли оправдано различение между отвержением инстинктов в пубертате и обычными процес­сами вытеснения? Основой такого теоретического различения является то, что у подростков процесс вытеснения начинается со страха перед количеством инстинктов, а не перед качеством какого-то конкретного импульса и заканчивается не замещаю­щим удовлетворением и образованием компромиссов, а резким наложением или последовательной сменой отказа в удовлетво­рении инстинктов и инстинктивных эксцессов или, точнее го­воря, их чередованием. При этом мы знаем, что при обычном невротическом вытеснении качественный катексис вытесняе­мого инстинкта является важным фактором и что при неврозе навязчивости обычно возникает чередование торможения и по­слабления. Тем не менее у нас все еще сохраняется впечатление,


294 Раздел V. Детская психопатология

что в случае подросткового аскетизма действует более прими­тивный и менее сложный механизм, чем при собственно вытес­нении возможно, что первый из них представляет собой особый случай пли скорее предварительную фазу вытеснения.

В аналитических исследованиях неврозов уже давно пока­зано, что человеческой природе свойственно отвержение не­которых инстинктов, в частности сексуальных, независимо от индивидуального опыта. Эта предрасположенность, по-види­мому, обусловлена филогенетической наследственностью, свое-^ образным накоплением, аккумулированным в результате актов вытеснения, практиковавшихся многими поколениями и лишь продолжаемых, а не заново инициируемых индивидами. Для описания этого двойственного отношения человечества к сек­суальной жизни — конституционного отвращения вкупе со стра­стным желанием — Блейлер ввел термин амбивалентность.

Во время спокойных жизненных периодов исходная враж­дебность Я по отношению к инстинкту — его страх перед силой инстинктов, как мы его назвали, — есть не более чем теоретиче­ское понятие. Мы предполагаем, что основой неизменно остает­ся инстинктивная тревога, но для наблюдателя она маскируется гораздо более заметными и выступающими явлениями, возни­кающими из объективной тревоги и тревоги сознания и являю­щимися результатом ударов, которым подвергался индивид.

По-видимому, внезапное возрастание инстинктивной энер­гии в нубертате и в других жизненных периодах усиливает ис­ходный антагонизм между Я и инстинктами до такой степени, что он становится активным защитным механизмом. Если это так, то аскетизм пубертатного периода можно рассматривать не как ряд качественно обусловленных деятельностей вытеснения, а просто как проявление врожденной враждебности между Я и инстинктами, которая неразборчива, первична и примитивна.

Интеллектуализации в пубертате. Мы пришли к выводу о том, что в периоды, характеризуемые возрастанием либидо, общие установки Я могут развиваться в определенные спосо­бы защиты. Если это так, то этим можно объяснить и другие изменения, происходящие в Я в пубертате.

Мы знаем, что большинство изменений этого периода про­исходит в инстинктивной и аффективной жизни и что Я пре-


Инстинктивноя тревога в пубертатном периоде 295

терпевает вторичные изменения, когда оно непосредственно участвует в попытке овладеть инстинктами и аффектами. Но это ни в коем случае не исчерпывает возможностей изменения подростка. С возрастанием инстинктивной энергии он в боль­шей мере оказывается в их власти; это естественно и не требу­ет дальнейшего объяснения. Подросток также становится бо­лее моральным и аскетичным, что объясняется конфликтом между Я и Оно. Но кроме того, он становится более интеллек­туальным, и его интеллектуальные интересы углубляются. Вна­чале мы не видим, каким образом это продвижение в интеллек­туальном развитии связано с продвижением в развитии ин­стинктов и с усилением образований Я в их сопротивлении неистовым атакам, направленным против него.

В целом можно было бы ожидать, что натиск инстинкта или аффекта будет снижать интеллектуальную активность челове­ка. Даже при нормальном состоянии влюбленности интеллек­туальные возможности человека снижаются и его рассудок ста­новится менее надежным, чем обычно. Чем более страстно его желание удовлетворить свои инстинктивные импульсы, тем меньше, как правило, он склонен использовать интеллект для их рассудочного исследования и подавления.

На первый взгляд кажется, что в подростковом возрасте все происходит наоборот. Резкий скачок в интеллектуальном раз­витии молодого человека не менее заметен и неожидан, чем его быстрое развитие в других направлениях. Мы знаем, как часто все интересы мальчиков в латентном периоде сосредоточены на реальных вещах. Некоторые мальчики любят читать об откры­тиях и приключениях, изучать числа и пропорции или «прогла­тывать» описания странных животных и предметов, тогда как другие посвящают время механике, от ее простейших до наи­более сложных форм. Общим у этих двух типов является то, что объект, которым они интересуются, должен быть не про­дуктом фантазии наподобие сказок и басен, доставлявших удо­вольствие в раннем детстве, а чем-то конкретным, что имеет реальное физическое существование. Когда начинается пред-пубертатный период, тенденция смены конкретных интересов латентного периода абстрактными становится все более выра­женной. В частности, подростки того типа, который Бернфельд


296 Раздел V. Детская психопатология

описывает как «затянувшийся пубертат», обладают ненасытным желанием думать об абстрактных предметах, размышлять и го­ворить о них. Часто дружба в этом возрасте основана на жела­нии вместе размышлять и обсуждать эти предметы. Диапазон таких абстрактных интересов и проблем, которые эти молодые люди пытаются разрешить, очень широк. Они обсуждают сво­бодную любовь или замужество и семейную жизнь, свободное существование или приобретение профессии, скитания или оседлую жизнь, анализируют философские проблемы, такие, как религия или свободомыслие, различные политические теории, 1 такие, как революция или подчинение власти, или саму дружбу во всех ее формах. Если, как это иногда бывает при анализе, мы получаем достоверное сообщение о беседах молодых людей или если — что делалось многими исследователями пубертатно-го периода — мы изучаем дневники и наброски подростков, нас поражают не только широта и свободный размах их мысли, но также степень эмпатии и понимания, их явное превосходство над многими зрелыми мыслителями, а иногда даже мудрость, которую они обнаруживают при рассмотрении самых сложных проблем.

Мы пересматриваем наше отношение, когда обращаемся от рассмотрения самих по себе интеллектуальных процессов подростка к рассмотрению того, как они вписываются в об­щую картину его жизни. Мы с удивлением обнаруживаем, что эти утонченные интеллектуальные достижения оказывают очень малое — или никакое — влияние на его реальное пове­дение. Эмпатня подростка, приводящая к пониманию мыс­лительных процессов других людей, не мешает ему проявлять самое возмутительное безразличие к близким. Его возвышен­ный взгляд на любовь и обязательства любящего соседству­ют с неверностью и черствостью в многочисленных любов­ных историях. Тот факт, что его понимание и интерес к струк­туре общества в подростковом возрасте далеко превосходят его же понимание и интерес в последующие годы, не помо­гает ему найти свое истинное место в социальной жизни, а мно­госторонность интересов не предохраняет его от сосредото­ченности на одном-единственном предмете — собственной персоне.


Инстинктивная тревога в пубертатном периоде 297

Мы понимаем, особенно когда исследуем эти интеллекту­альные интересы с помощью анализа, что в данном случае мы имеем дело с чем-то весьма отличным от интеллектуальности в обычном смысле слова. Неверно было бы предполагать, что подросток размышляет, о различных ситуациях в любви или о выборе профессии для того, чтобы выработать правильную линию поведения, как это мог бы сделать взрослый, или как мальчик в латентном периоде исследует устройство аппарата для того, чтобы суметь разобрать и снова собрать его. Подрост­ковая интеллектуальность больше способствует мечтам. Даже честолюбивые фантазии предпубертатного периода не пред­назначены для перевода в реальность. Когда мальчик фантази­рует о том, что он великий завоеватель, он не чувствует ника­кой необходимости доказывать свою храбрость и выносливость в реальной жизни. Точно так же он явно получает удовлетво­рение от самого процесса мышления в ходе рассуждений или обсуждений. Его поведение определяется другими факторами, и на него необязательно оказывают влияние результаты подоб­ной интеллектуальной гимнастики.

Есть и еще один момент, поражающий нас, когда мы иссле­дуем интеллектуальные процессы у подростков. Более при­стальное рассмотрение показывает, что интересующие их пред­меты усиливают конфликты между разными психическими образованиями. И опять проблема заключается в том, как свя­зать инстинктивную сторону человеческой природы с осталь­ной жизнью, как выбрать между практической реализацией сексуальных импульсов и их отвержением, между свободой и ограничением, между восстанием и подчинением власти. Как мы видели, аскетизм с его запретом инстинктов в целом не оправдывает надежд подростка. Поскольку опасность вездесу­ща, он должен выработать много способов для того, чтобы пре­одолеть ее. Обдумывание инстинктивного конфликта — его ин­теллектуализация — кажется подходящим способом. При этом аскетическое бегство от инстинкта сменяется поворотом к нему. Но это осуществляется в основном в мышлении и является интеллектуальным процессом. Абстрактные интеллектуаль­ные обсуждения и размышления, которым предаются подрост­ки, — это вовсе не попытки разрешить задачи, поставленные