Дополнительные причины проблем в детско-родительских отношениях: фантазия о смене ролей
В настоящее время существует множество родительских пар, готовых разумно подойти к решению этих неизбежных и болезненных проблем. Они готовы пойти навстречу ребенку, приспосабливая свое собственное поведение к потребностям растущей личности. С самых ранних лет они избегают поддерживать детскую веру в свое всесилие и совершенство, они свободно признают свои слабости и просчеты и приветствуют любые признаки независимости и опоры на свои силы у растущего ребенка. Не дожидаясь, когда ребенок сам потребует этого, они ослабляют свою власть, создавая отношения равноправия с ним, и относятся с пониманием к проявлению характера и нуждам молодого человека.
О некоторых проблемах в отношении подростков с родителями 337
К сожалению, подобная толерантность родителей малоэффективна в деле уменьшения трудностей подросткового периода, хотя она и может свести на нет некоторые их проявления. Становится очевидным, что требования подростка постепенно становятся чрезмерными даже для самых терпимых родителей. Стремление ребенка к будущей независимости, вполне реалистичное на первый взгляд, одновременно призвано скрывать фантастические мотивы, которые поднимаются из прошлого и представляют собой подавленные, бессознательные тенденции.
Наше аналитическое исследование взрослых и детей открыло нам, что желание «быть большим» возникает в ранние годы и проистекает из либидозного отношения к родителям и идентификации себя с матерью и отцом. В своей фантазийной активности ребенок занимает места то одного, то другого, узурпирует их права и играет их роли.
Непосредственное наблюдение детей двух-трехлетнего возраста выявляет дополнительные детали этой фантазии замещения или отождествления себя с родителями. В процессе взаимоотношений с матерью в раннем детстве, которые предшествуют возникновению Эдипова комплекса, дети часто играют в следующую игру: они меняются ролями с матерью (ребенок в роли матери, мать в роли ребенка). Затем они переносят на мать все те виды активности, которым они пассивно подчиняются в реальной жизни: умывание, кормление, раздевание, укладывание в постель и прочее. В подобной игре с отцом малыш снимает с него те предметы, которые символизируют его силу и власть, такие, как шляпа, часы, трость. Ребенок присваивает эти вещи себе и оставляет отцу роль ребенка, символически ослабленную и обедненную. Высказывания н действия ре-бешса в этой стадии развития показывают, что быть «большим» для него означает поменяться местами со взрослыми. Согласно рассуждениям ребенка, он будет вынужден оставаться маленьким до тех пор, пока родители большие. Когда он вырастет, родители должны стать маленькими п, по сути дела, его детькл.
ГТ sirs еденные ниже примеры иллюстрируют сказанное (они получены прямым наблюдением за детьми в Хэмпстедском приюте).
338 Раздел V. Детская психопатология
Мальчик трех лет говорит своей няне: «Когда я вырасту большой, я запихну тебя в коляску».
Мальчик трех с половиной лет говорил своей любимой няне, когда та желала ему спокойной ночи: «Когда я буду твоей няней, я буду долго сидеть с тобой по вечерам... Я буду таким большим, что моя голова будет касаться потолка, а ты будешь маленькой... Когда я буду большим, я всегда буду разрешать тебе мыться в большой ванне».
Другой мальчик того же возраста сказал: «Ты помнишь, когда ты был маленьким, а я был большим? Ты был хорошим мальчиком и никогда не разливал свое молоко».
Мальчик четырех лет в ярости кричит своей няне: «Ты будешь становиться меньше до тех пор, пока не будешь чуть-чуть выше пола!?>
Детские желания такого рода реактивируются в подростковом возрасте и добавляют особенную агрессивность во взаимоотношения, что для родителей всегда невыносимо и лишено каких-либо оснований. Захваченный этими инфантильными устремлениями, растущий ребенок требует от родителей нечто большего, чем простое равноправие. Собственные прирост в силе, возмужание, интеллектуальное развитие для подростка означают закат и угасание родителей. Чем взрослее он чувствует себя, тем больше отец и мать кажутся похожими на детей, чем больше он узнает, чем больше он гордится своими знаниями, тем глупее родители в его глазах. Мальчишеская мужественность выступает для него синонимом отцовской импотенции, а его собственные социальные успехи видятся ему как поражения отца.
Согласно образам, которые управляют отношениями между ребенком и взрослым в этот период, только один из них может быть болыпим,"всемогущим и умным: или родитель, или ребенок. На основании этой фантазии растущий ребенок ожидает, что его родители откажутся от своего статуса взрослых, сильных и рассудительных, так что он сможет вместо них использовать эти атрибуты. И тогда вполне понятно, что даже самые гибкие и не склонные к проявлению своей власти родители испытывают серьезные трудности в попытке пойти навстречу ребенку.
О некоторых проблемах в отношении подростков с родителями 339
Заключение
Родители и учителя будут подходить к конфликтам подросткового возраста иначе, когда они проникнут в сущность его бессознательных детерминант. Ребенок непроизволен в падении своих моральных качеств, в низкой школьной успеваемости и трудностях адаптации к жизни в семье и в окружении. Он страдает от реактивации своих подавленных инстинктивных импульсов в гораздо большей степени, чем окружение. Если он в чем-то и нуждается в этот полный конфликтов период, так это в помощи и понимании его внутреннего мира и, конечно уж, никак не в одергивании, ограничениях и наказаниях, которые только увеличивают его изолированность и горечь. По причинам, приведенным выше, такая помощь должна исходить от специально подготовленных педагогов, а не от родителей, чьи фигуры являются ядром конфликта.
342 Раздел VI. Техника детского психоанализа
жие в детский анализ1
Трудно сказать что-нибудь об анализе в детском возрасте, если предварительно не уяснить себе вопроса о том, в каких случаях вообще имеются показания к анализу у ребенка и в каких — лучше отказаться от него. Как известно, Мелания Кляйн (Берлин) подробно занималась этим вопросом. Она придерживается того взгляда, что с помощью анализа можно устранить или по крайнем мере оказать благотворное влияние на нарушение психического развития ребенка. При этом анализ может оказаться весьма полезным и для развития нормального ребенка, а с течением времени станет необходимым дополнением воспитания. Однако большинство венских психоаналитиков защищают другую точку зрения: анапиз ребенка уместен лишь в случае действительного инфантильного невроза.
Боюсь, что на протяжении моего курса я немногим смогу содействовать выяснению этого вопроса. Я смогу сообщить вам только, в каких случаях решение предпринять анализ оказывалось правильным и когда проведение его терпело неудачу. Понятно, что успехи побуждали нас к проведению новых анализов, а неудачи отпугивали от такого намерения. Таким образом, мы приходим к выводу, что в тех случая, когда речь идет о ребенке, анализ нуждается в некоторых модификациях и изменениях или же может применяться лишь при соблюдении определенных предосторожностей. Тогда же, когда нет технической возможности для соблюдения этих предосторожностей, следует, может быть, даже отказаться от проведения анализа. Па протяжения этого курса из многочисленных примеров вы узнаете, на чем основаны указанные выше сомнения. А пока я умышленно оставляю в стороне всякую попытку ответить на эти вопросы.
Начиная с прошлого года я неоднократно получала предложения изложить на техническом семинаре Ферейна течение детского случая и обсудить технику детского анализа. До сих
' Периая лекция, прочитанная в Венском университете и включенная s работу «Г3ведс!1[!с и технику детского психоанализа» (1927). Текст дан по изданию:
Фреи^ Л., ФреЁ/) 3. Детская сексуальность и психоанализ детских неорозов. СПб., !597.С. 175-1?»:!.
Введение в детский анализ 343
пор я отклоняла эти предложения, боясь, что все, что можно сказать на эту тему, будет казаться чрезвычайно банальным и само собою понятным. Специальная техника детского анализа, поскольку она вообще является специальной, вытекает из одного очень простого положения: в подавляющем большинстве случаев взрослый — зрелое и независимое существо, а ребенок — незрелое и несамостоятельное. Само собою разумеется, что при столь отличном объекте метод также не может оставаться тем же самым. То, что в одном случае было необходимым и безобидным действием, становится в другом случае скорее сомнительным мероприятием. Однако эти изменения вытекают из существующей ситуации и вряд ли нуждаются в особом теоретическом обосновании.
На протяжении последних двух с половиной лет я имела возможность подвергнуть длительному анализу около десяти детских случаев. Постараюсь представить сделанные мною при этом наблюдения в том виде, в каком они, вероятно, бросились бы в глаза каждому из вас.
Начнем с установки ребенка к началу аналитической работы. Рассмотрим аналогичную ситуацию у взрослого пациента. Человек чувствует себя больным вследствие каких-либо трудностей в своем собственном Я, в своей работе, в наслаждении жизнью. Из каких-либо соображений он доверяет терапевтической силе анализа или решается обратиться к определенному аналитику, видя в этом путь к исцелению. Конечно, дело не всегда обстоит так просто. Не всегда одни только внутренние трудности являются поводом к анализу, часто таким поводом является лишь столкновение с внешним миром, которое порождается этими трудностями. В действительности решение на анализ не всегда принимается самостоятельно: нередко большую роль играют настойчивые просьбы родственников или близких людей, становясь иногда потом неблагоприятным фактором для работы. Желательная и идеальная для лечения ситуация заключается в том, что пациент по собственному желанию заключает с аналитиком союз против некоторой части своей душевной жизни.