67
совсем не пребывали в согласии с его собственным индивидуальным направлением жизни.
308 В вышеупомянутом моем труде я привел несколько примеров, почерпнутых из множества наблюдений над данной проблемой, где эти воздействия мне казались особенно отчетливо выраженными. Влияние родителей вызывает не только постоянные обвинения со стороны первых потомков, которые видят в семейных обстоятельствах или в неправильном воспитании причину своей болезни, но, кроме того, больные склонны усматривать в этих влияниях источник таких событий жизни и поступков своих, которые никак нельзя приписать этим влияниям. Способность подражания, столь живая, как у дикаря, так и у ребенка, может довести особенно чувствительных детей до полного внутреннего отождествления с родителями; общая психическая установка становится настолько похожей, что вызывает также воздействия на жизнь, которые иногда до малейших подробностей похожи на переживания родителей*.
309 Что касается эмпирического материала, то я должен сослаться на литературу по этому вопросу. Однако я не могу не отметить тут же, что одна из моих учениц д-р Эмма Фюрст дала ценные экспериментальные доказательства по данному вопросу. Я уже ссылался на эти исследования в моих лекциях в университете Кларка**. Путем ассоциативных опытов над целыми семьями Фюрст установила так называемый тип реакций каждого отдельного члена семьи. Оказалось, что между родителями и детьми часто встречается бессознательный параллелизм ассоциаций, который нельзя объяснить иначе, как именно интенсивным подражанием или отождествлением. Результаты опытов указывают на далеко идущее сходство в направлении биологических тенденций, которым нетрудно объяснить иногда изумительную одинаковость судь-
* При этом я совершенно не имею в виду наследственного органического сходства, которое, конечно, ответственно за многое, но отнюдь не за все.
** Обсуждение Юнгом ее работы приводится во второй лекции под названием «Семейные констелляции»; см.: Experimental Researches, CW 2.
68
V.
бы. Наша судьба часто бывает результатом наших психологических тенденций.
Эти обстоятельства объясняют, почему не только больные, но и теоретики-исследователи, построившие свои воззрения на такого рода опытах, склонны признавать, что невроз есть результат характерологических влияний родителей на детей. Это предположение находит значительную поддержку в основополагающих опытах педагогов, которые отмечают способность детской души формироваться и охотно сравнивают ее с мягким воском, воспринимающим и сохраняющим всякий отпечаток. Мы знаем, что первые детские впечатления сопровождают человека в течение всей его жизни, и некоторые педагогические влияния способны удержать человека на всю жизнь в известных нерушимых границах. При таких обстоятельствах неудивительно, что мы часто наблюдаем, как возникают конфликты между личностью, сформированной воспитанием и другими влияниями инфантильной среды, и подлинным, индивидуальным направлением жизни. На такие конфликты осуждены все люди, которые призваны вести самостоятельную и творческую жизнь.
Ввиду огромного влияния юношеской поры на последующее развитие характера, совершенно понятно то, что причину невроза хотят отнести прямо к влияниям инфантильной среды. Я должен признаться, что видел такие случаи, где всякое другое объяснение кажется менее правомерным. И действительно, бывают родители, которые из-за собственного противоречивого поведения так нелепо обращаются с детьми, что заболевание этих последних является неизбежным. Поэтому врачи-неврологи считают правильным по возможности извлекать невротических детей из опасной семейной атмосферы и предоставлять их более здоровым влияниям, где они часто без всякой врачебной помощи развиваются гораздо лучше, чем дома. Мы знаем многих невротиков, которые уже в детстве страдали явным неврозом и, стало быть, будучи еще детьми постоянно болели. В таких случаях вышеупомянутое воззрение кажется в общих чертах правильным.
69
Инфантильный менталитет
Это воззрение, которое пока представляется нам завершенным, значительно углубилось благодаря работам Фрейда и психоаналитической школы. Отношения больного с родителями изучались во всех подробностях, ибо именно эти отношения и следовало бы считать этиологически знаменательными. В скором времени убедились в том, что фактически дело и обстоит именно так, т. е., что больные отчасти или всецело живут еще в своем младенческом мире, хотя и не осознают этого! Напротив, трудная задача психоанализа заключается в том, чтобы точнейшим образом изучать психологические формы приспособления больных до тех пор, пока не появится возможность указать перстом на инфантильные недоразумения. Вам, конечно, известно, что среди невротиков находится поразительно много таких, которые некогда были избалованными детьми. Такие случаи являются самыми ясными и лучшими примерами инфантилизма в психологическом приспособлении. Такие люди вступают в жизнь с теми же внутренними требованиями предупредительности, нежности и быстрого, легкого успеха, с какими они в детстве привыкли обращаться к матери. При этом даже очень интеллигентные больные не сразу могут понять, что источником их жизненных затруднений, равно как и невроза, является инфантильная установка чувства, в которой они все еще пребывают. Маленький детский мир, семейная среда есть образец большого мира. Чем интенсивнее и глубже печать, наложенная семьей на ребенка, тем более он, став взрослым, будет склонен рассматривать через призму чувства большой мир и видеть в нем свой прежний маленький мирок. Это, конечно, не следует понимать, как сознательный, интеллектуальный процесс. Напротив, больной ощущает и видит противоположность между прошлым и настоящим и старается, насколько возможно, приспособиться. Он думает, может быть, что вполне приспособился, потому что ему удавалось обозреть интеллектом свое положение; а между тем, его чувство хромает и далеко отстает от его интеллектуального понимания.
Думаю, что мне не нужно доказывать примерами эти явления. Ведь повседневный опыт показывает нам, что наши аффекты никогда не бывают на высоте нашего разумения. То же самое бывает с больным, но с многократно увеличенной интенсивностью. Больной думает, что, не будь невроза, он был бы вполне нормальным человеком и, следовательно, приспособленным к условиям жизни. Но он не предчувствует того, что от некоторых детских притязаний он еще не вполне отказался и что на заднем плане его души таятся ожидания и иллюзии, до тех пор еще по настоящему не осознанные. Он предается разным излюбленным фантазиям, которые, может быть, редко — во всяком случае не всегда — осознаются настолько, чтобы он знал о существовании их в себе. Часто они существуют только как эмоциональные ожидания, надежды, предрассудки и т. д. В таком случае мы называем их бессознательными фантазиями. Иногда фантазии всплывают на периферии сознания как мимолетные мысли, с тем чтобы в следующее же мгновение снова исчезнуть, так что больной даже не в состоянии сказать, были ли у него такие фантазии или нет. Большинство больных лишь в течение психоаналитического лечения учится удерживать мимолетно скользящие мысли и наблюдать за ними. Хотя, наверное, большинство фантазий и были осознаны однажды, пусть в течение одного мгновения, как мимолетно проскользнувшая мысль, однако назвать их сознательными все-таки невозможно, ибо на практике они в большинстве случаев не осознаются. Поэтому их можно с полным правом назвать бессознательными. Само собою разумеется, что существуют и вполне сознательные детские фантазии, которые во всякое время воспроизводимы.
5. ФАНТАЗИИ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО
Область бессознательных инфантильных фантазий стала подлинным объектом психоаналитического исследования, ибо эта область, по-видимому, таит в себе ключ к этиологии невроза. На основании всех вышеупомянутых
71
причин и в противоположность травматической теории, мы в данном случае склонны предположить, что психологический фундамент настоящего следует искать в семейной истории пациента.
315 Те системы фантазий, которые преподносятся нам после простого опроса пациентов, в большинстве случаев имеют характер композиций, романтически или драматически обработанных. Несмотря на их обработанность, они имеют относительно малую ценность для исследования бессознательного. Они сознательны и именно поэтому слишком подчиняются требованиям этикета и общественной морали. Тем самым они очищаются ото всех тягостных и некрасивых деталей. Они становятся общественно приемлемыми; но вместе с тем, они очень мало обнаруживают. Более ценные и, по-видимому, более значительные фантазии не осознаются в вышеопределенном смысле. Стало быть, их приходится выявлять путем психоаналитической техники.
316 Не желая останавливаться здесь на подробном изложении психоаналитической техники, я должен, однако, коснуться одного возражения, которое постоянно можно слышать. Это возражение заключается в том, что бессознательные фантазии лишь внушаются пациентам и, стало быть, существуют только в умах господ психоаналитиков. Это возражение принадлежит к категории абсолютно дешевых упреков, авторы которых приписывают нам грубые ученические ошибки. Мне думается, что делать такие упреки могут только люди, не имеющие ни малейшего психологического опыта и никакого психологического знания. Человек, имеющий хотя бы смутное понятие о мифологии, не может не поразиться параллелями между разгаданными психоаналитической школой бессознательными фантазиями и мифологическими представлениями. Возражение, будто мы внушаем больным наши мифологические познания, является совершенно бессмысленным, ибо психоаналитическая школа сначала открыла фантазии и лишь впоследствии ознакомилась с мифологией. Известно, что мифология — область бесконечно далекая от врачебной деятельности.