402 Истина, как всегда, лежит посередине. Прошлое имеет, конечно, свою историческую ценность, и возвращение вспять усиливает эту ценность. На первый план выступает иногда травматическое значение истории давнего прошлого, иногда же — лишь регрессивное значение его. Эти рассуждения, конечно, применимы и к инфантильно-сексуальным переживаниям. Бывают, несомненно, случаи, когда с полным правом можно предположить, что грубые сексуальные переживания бросили дурной свет на сексуальность, и последующее половое сопротивление индивида становится вполне понятным. (Скажу попутно, что страшные впечатления, не только сек-
116
суальные, но и другие, оставляют по себе некоторую длительную неуверенность, которая может вызвать в индивиде нерешительную установку по отношению к действительности). Где нет реальных событий, которые несомненно могли бы травматически повлиять на пациента — а в большинстве неврозов их и нет — там имеется перевес механизма регрессии. 403 Правда, на это нам можно было бы возразить, что у нас нет критерия, дающего нам возможность учесть травматические воздействия, ибо понятие травмы в высокой степени относительное. В действительности это не совсем так, ибо критерий возможности травматических воздействий мы имеем в понятии средненормального человека. Что может произвести сильное и длительное впечатление даже на нормального человека, тому мы имеем право приписать обусловливающее влияние и на невроз. А то, что при нормальных условиях должно было бы переболеть и исчезнуть, тому мы и в неврозе не имеем право приписывать решающей силы. Причиной наиболее правдоподобной в тех случаях, когда нечто вдруг становится травматическим, является регрессия, т. е. лишь второстепенная инсценировка. Чем раньше, по показаниям пациента, впечатление имело место, тем сомнительнее его действенная сила. Ибо животные и первобытные люди обладают далеко не столь сильной способностью повторного воспоминания об единичных впечатлениях, какую мы встречаем у цивилизованного человека. Да и дети на ранней ступени обладают далеко не столь сильной впечатлительностью, как дети постарше.шпечатлительность всегда обусловлена несколько повышенным развитием умственных способностейТНоэтому мы имеем полное право признать, что, чем дальше в детство пациент относит пережитую им травму, тем фантастичнее и регрессивнее она. Более сильных впечатлений мы можем ожидать только от переживаний позднейшего детского периода. Во всяком случае, событиям младенческого возраста, т. е., например, раньше пятого года, можно придать только значение регрессивное. Возращение вспять играет иногда и в зрелом возрасте выдающуюся роль. Однако, не следует умалять и значения случайных переживаний. В дальнейшем течении
117
невроза возникает совместная работа между случайным переживанием и регрессией; это создает заколдованный круг: отступление перед переживанием ведет к регрессии, а возвращение вспять усиливает сопротивление против переживаний.
Телеологическое значение регрессии
404 Раньше чем продолжать наши рассуждения, мы должны поставить вопрос: какое телеологическое значение допустимо приписать регрессивной фантазии? Может быть, следует удовлетвориться предположением, что эти фантазии — нечто иное, как суррогат подлинных действий, и поэтому не претендуют ни на какое дальнейшее значение. Вряд ли это так. Мы уже знаем, что психоаналитическая теория склонна приписать причину невроза фантазиям (иллюзиям, предрассудкам и т. д.), ибо эти явления часто имеют тенденцию и характер, диаметрально противоположный разумным поступкам. Иногда кажется, что пациент на самом деле использует свою предшествующую историю только для того, чтобы доказать, что он не может поступать разумно; вследствие этого и аналитик, который, как и все, легко симпатизирует больному (т. е. бессознательно отождествляется с ним), получает впечатление, что аргументы больного являются фактической этиологией. В иных случаях фантазии имеют характер странных идеалов, замещающих суровую действительность столь же прекрасными, сколь воздушными мечтами; при этом проявляется несомненная, более или менее явная мания величия, в качестве подходящей компенсации для бездеятельной жизни и нарочитой неспособности. Ярко выраженные сексуальные фантазии часто обнаруживают явную цель больного приучить себя к мысли о сексуальной судьбе и, так сказать, помочь себе преодолеть противление.
405 Если мы, согласно с Фрейдом, воспримем невроз как неудачную попытку самолечения, то должны будем признать и за фантазиями двоякий характер, а именно: с одной стороны, болезненную тенденцию к сопротивлению, а с другой стороны, тенденцию к поощрению и помощи. Как у нормального человека либидо, натолкнувшись на препятствие, блокируется и принуждает его к интровер-
118
сии и размышлению, так, при тех же обстоятельствах, и невротик впадает в состояние интроверсии и усиленной деятельности фантазии, в котором он, однако, застревает, предпочитая инфантильный способ приспособления, как более легкий. При этом он не сознает, что минутная выгода сменяется отрицательными результатами и что это является для него невыгодной сделкой. Так для городского управления, например, гораздо легче и приятнее не соблюдать скучных гигиенических мер, но стоит разразиться эпидемии, и за этот грех упущения приходится горько расплачиваться. Итак, если невротик требует всевозможных инфантильных льгот, то он должен нести и последствия этого. А если он не делает этого добровольно, то эти последствия его настигают.
406 Было бы, в общем, совершенно неправильно, если бы мы стали отрицать всякую телеологическую ценность, болезненных, по-видимому, фантазий невротиков. Ибо, в действительности, это все-таки попытка одухотворения и искания новых путей приспособления. Возврат к инфантильному уровню есть не только регрессия и зацикливание, но и возможность нахождения нового жизненного плана. ^Регрессия, по существу, есть также основное условие для творческого акта. Тут я снова позволю себе сослаться на мой, уже многократно цитированный труд «Символы трансформации».
8. ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ПСИХОАНАЛИЗА
407 Понятие регрессии есть, может быть, одно из самых важных открытий, которые психоанализ сделал в своей области. Тем самым не только опрокидываются или, по крайней мере, широко изменяются прежние формулировки генезиса невроза, но находит должную оценку и актуальный конфликт.
408 Вышеприведенный случай уже разъяснил нам, что симптомологическая инсценировка лишь тогда становится понятной, когда в ней усмотришь выражение актуального конфликта. Тем самым психоаналитическая теория примыкает к выводам ассоциативного эксперимен-
119
та, о которых я говорил в своих лекциях в Кларкском университете. Ассоциативный эксперимент над невротиками дает нам целый ряд указаний на определенные актуальные конфликты, которые мы называем комплексами. Эти комплексы содержат в себе именно те проблемы и затруднения, которые вызывают в пациенте раздвоенность. Обычно речь идет о совершенно явных любовных конфликтах. С точки зрения ассоциативного эксперимента, невроз представляется чем-то совершенно иным, нежели с точки зрения прежней психоаналитической теории. С этой последней точки зрения, невроз вырастает из инфантильных корней, заглушая нормальные элементы; рассмотренный же с точки зрения ассоциативного эксперимента, невроз представляется реакцией на актуальный конфликт, который встречается, конечно, точно так же и у нормального человека, однако там он разрешается без слишком больших затруднений. Невротик же «зацикливается» на конфликте, и невроз является более или менее последствием подобной остановки. Поэтому можно сказать, что результаты ассоциативного эксперимента говорят в пользу учения о регрессии.
Оценка невротических фантазий
На основании прежнего «исторического» понимания невроза мы легко поймем, почему невротику, с его огромным родительским комплексом, так трудно приспособиться к внешнему миру. Теперь же, когда мы знаем, что нормальный человек имеет точно такие же комплексы и, в принципе, то же психологическое развитие, как и невротик, мы не можем больше объяснять невроз только развитием фантастических систем. Ибо теперь подлинно объясняющая постановка вопроса носит предсказующий характер: мы не спрашиваем больше, имеет ли пациент отцовский или материнский комплекс, или имеет ли он связывающие его бессознательные, кровосмесительные фантазии. Теперь мы знаем, что каждый человек имеет таковые. Было ошибкой думать, как думали раньше, что только невротик страдает от таких вещей. Теперь мы, напротив, так ставим вопрос: какую задачу пациент не хо-
чет исполнить? Какого жизненного затруднения он старается избежать?
410 Если бы человек всегда старался приспосабливаться, то его либидо было бы всегда правильно и в адекватной мере приложено. Иначе происходит блокировка либидо и появляются симптомы регрессии. Неспособность к приспособлению, т. е. нерешительность невротика перед затруднениями, есть, прежде всего, нерешительность каждого живого существа перед новым напряжением или приспособлением. (Поучительные опыты в этой области можно извлечь из дрессировки животных. Во многих случаях этого объяснения будет вполне достаточно. С этой точки зрения, неверен прежний способ объяснения, сводящий сопротивление невротика к его связанности с фантазиями. Однако, было бы односторонним, если бы мы стали на одну только принципиальную точку зрения. Привязка к фантазиям существует и тогда, когда фантазии не имеют особенного значения. Связь с фантазиями (иллюзиями, предрассудками и т. д.) развивается постепенно и часто становится привычкой, сотканной из бесчисленных, начавшихся очень рано, отступлений перед препятствиями. Из этого развивается подлинная привычка (habitus), знакомая каждому исследователю неврозов: мы говорим о тех пациентах, которые пользуются своим неврозом, как предлогом увильнуть от жизненных обязанностей. Привычное отступление порождает столь же привычную установку, по которой как бы само собою разумеется, что человек предается фантазиям, вместо того, чтобы исполнять свои обязанности. Вследствие связанности невротика со своими фантазиями, реальный мир представляется ему менее действительным, менее ценным и менее интересным, чем нормальному человеку. Как я уже излагал выше, фантастические предрассудки и сопротивления иногда основаны на опытах, стоящих по ту сторону всякой преднамеренности, т. е. не представляющих собой выдуманных разочарований или чего-либо подобного).