438 За эти терапевтические иллюзии ответственна первая часть анализа, во время которой мы стараемся понять пациента и, тем самым, часто приносим ему большую поль-
135
зу. Наступающие иногда в начале анализа улучшения не являются, собственно говоря, результатом психоаналитической терапии; это, в большинстве случаев, лишь преходящее облегчение, которому существенно содействует процесс переноса; после преодоления первоначальных сопротивлений перенос, собственно говоря, является для невротика идеальной установкой. Ему самому не приходится делать никаких усилий, его встречают на полпути и проявляют особенную добрую волю к пониманию его, к чему пациент совсем не привык; его слушают, не выказывая ни скуки, ни отвращения, несмотря на то, что пациент подчас изливает на врача все своенравие и детское упрямство, на какое он только способен. Такое терпение со стороны врача обезоруживает наконец даже самые сильные сопротивления, так что пациент не медля приобщает врача к своим семейным богам, т. е. ассимилирует его с инфантильной средой. 439 Но вместе с тем удовлетворяется еще и другая потребность пациента, а именно: он обретает человека, стоящего вне его семейной среды, что является для него биологической потребностью. Таким образом, перенос приносит пациенту двоякую пользу, а именно: больной нашел личность, которая, с одной стороны, проявляет к нему любовное, во все подробности входящее внимание и, стало быть, играет роль отца и матери, а с другой стороны, стоит вне семьи, тем самым помогая пациенту — и притом без всякой опасности — исполнить важный и серьезный жизненный долг. Если, к тому же, достигается крупный терапевтический успех — а это бывает нередко — то пациент еще сильнее начинает верить в совершенство обретенного положения. Само собой разумеется, что при таких обстоятельствах пациент вовсе не желает отказываться от всех этих привилегий. Если бы это зависело от него, то он предпочел бы никогда не разлучаться с аналитиком. На этой почве возникает множество фантазий о том, как бы достичь этой цели. Большую роль играет при этом эротический элемент, который нарочно привлекается и преувеличивается лишь для того, чтобы доказать невозможность разлуки. Понятно, что пациент упорно противится всякой попытке аналитика расторгнуть отношение переноса.
136
440 Правда, мы не должны забывать, что для невротика, как и для всякого другого человека, внесемейное отношение является жизненной обязанностью, которую он иногда или вовсе не исполняет или исполняет в ограниченной мере. Тут мне хотелось бы очень энергично возразить против часто встречающегося мнения, будто под внесемейным отношением всегда следует понимать отношение сексуальное. (Во многих случаях это совсем не так. Здесь — обычное недоразумение невротиков, будто истинное приспособление к внешнему миру заключается в изживании полового инстинкта. Однако и психоаналитическая литература дает тут повод к недоразумениям: есть психоаналитические труды, из которых такие заключения напрашиваются сами собой. Впрочем, это недоразумение гораздо старше самого психоанализа и, стало быть, не может вменяться ему в вину: старые врачи-рутинеры частенько давали соответственные советы, и ко мне приходило немало пациентов, изживавших внесемейное отношение по этому рецепту. Если и психоаналитик помышляет иногда о таком исходе, то лишь потому, что он разделяет ошибку пациента, полагающего, что его сексуальные фантазии имеют источником накопившуюся («вытесненную») сексуальность. В таком случае этот рецепт был бы, конечно, целителен. Но дело вовсе не в этом, а в регрессивном и усугубляющем фантазию либидо, которое устремляется к инфантильному началу и отступает перед реальной задачей). Поддерживая далее эту регрессивную тенденцию больного, мы утвердили инфантильную невротическую установку его, а вместе с тем то, от чего он страдает. Невротик должен научиться тому высшему приспособлению, которого требует культура от взрослого человека. Тот, кто имеет явную наклонность погружаться вглубь, прекрасно сделает это и сам, без помощи психоанализа.
441 Но не следует впадать в другую крайность и думать, что с помощью психоанализа создаются выдающиеся люди. Психоанализ стоит по ту сторону традиционной морали — ему прежде всего не следует держаться никакого общего морального стандарта: психоанализ есть и должен быть средством для широкого развития индивидуальных тен-
137
денций и для наиболее гармоничного сочетания их с личностью в ее целом. Психоанализ должен быть биологическим методом, стремящимся соединить высшее субъективное благополучие с наиболее ценным исполнением биологической задачи. Так как человек предназначен быть не только индивидом, но и членом общества, то эти две присущие человеческой природе тенденции никогда не могут быть ни разъединены, ни подчинены одна другой без того, чтобы данному человеку не нанести тяжелого ущерба. 442 В лучшем случае человек после анализа оказывается таким, каким он есть на самом деле: ни добрым, ни злым — таким, каким человек и является по своему естеству. Но психоанализ отнюдь нельзя назвать воспитательным методом, если под воспитанием разуметь прием, которым подстригают деревья и придают им искусственную форму. Кто имеет более высокое понятие о воспитании, тот сочтет наилучшим тот метод, который, напротив, дает дереву возможность наиболее полно осуществить все заложенные в нем природой условия роста. Очень распространено нелепое опасение, будто человек по природе своей есть существо совершенно неустойчивое, и стоит ему дать возможность быть самим собой, как тотчас же неминуемо произойдет ужасная социальная катастрофа. Многие люди сегодня воспринимают человека «как он есть на самом деле» в качестве вечно недовольного, анархического и алчного существа, совершенно забывая, что ведь тот же самый человек создал и строго законченные формы нынешней цивилизации, гораздо более устойчивые, нежели любые скрытые анархические построения. (Перевес в человеке социальной личности является для него одним из наиболее существенных условий его существования. Без этого человек и вовсе перестал бы существовать. Требовательность и мятежность, которые мы видим в психологии невротика, вовсе не характерны для человека, каков он есть; это не что иное, как инфантильная карикатура. В действительности нормальный человек, напротив, отличается «государственностью и моральностью», он издает законы и следует им не по принуждению извне — это было
138
бы ребяческим предположением — а потому, что он любит порядок и законность больше, чем произвол, беспорядок и беззаконность).
Разрешение переноса
443 Когда приступаешь к разрешению переноса, то приходится бороться с такими силами, которые имеют не только невротическое значение, но и общечеловеческую ценность. Направляя больного к разрешению переноса, мы требуем от него необычного усилия, которое, собственно говоря, от среднего человека требуется редко, или даже никогда, а именно: чтобы он преодолел самого себя. Такое требование ставили человеку только некоторые религии. А это требование и делает вторую часть анализа такой трудной.
444 [Известно, что инфантильная установка вызывает ложное мнение, будто любовь дает право требовать чего-то. Формула инфантильного понимания любви гласит: получать от другого подарки. На основании этой формулы больные предъявляют требования и при этом ведут себя не иначе, как большинство нормальных людей; инфантильная ненасытность нормального человека не переходит границ или благодаря исполнению жизненных обязанностей и вызванному этим утолению позывов либидо, или же благодаря недостатку темперамента и вследствие этого отсутствию страстных наклонностей. Основное зло в неврозе заключается в том, что больной не делает того особенного и своевременного акта приспособления, который требует большой доли самовоспитания, а ставит свои инфантильные (регрессивно оживленные) требования и начинает торговаться. Вряд ли аналитик захочет исполнить требования, которые пациент предъявляет к нему лично; но он иногда постарается откупиться ценой компромиссных предложений: например, суггестивно предоставляя свободу нравственного поведения; конечно, это было бы вместе с тем и принципом общего понижения культурного уровня. Но при этом больной только опускается на более низкую ступень и таким образом отчасти утрачивает ценность своей личности. Впрочем, это
139
вовсе не вопрос цивилизации, а скорее выкуп из неволи переноса ценой других, мнимых, выгод. Но предложение таких компенсирующих выгод безусловно противоречит действительному интересу пациента; ибо таким образом он никогда не освободится от того, чем он страдает, а именно от инфантильной ненасытности и беспечности. Только победа над самим собой может освободить его от этого. Гете как-то сказал: «От власти, которая держит в цепях всех людей, освобождается лишь тот человек, который сам себя преодолевает».
445 Невротик должен доказать, что он может жить разумной жизнью точно так же, как всякий нормальный человек. Он должен сделать даже больше, чем нормальный, а именно: отказаться от большой доли инфантильности, чего от нормального человека никто не требует.
446 Часто пациент идет на разные авантюры для того, чтобы убедить себя в том, что инфантильное существование есть единственно для него возможное. Было бы большой ошибкой со стороны аналитика удерживать больных от этих экспериментов. Есть опыты, которые нужно пережить, их не заменишь разумными рассуждениями. Такие переживания часто имеют неоценимое значение для больного.