Наряду с необходимостью иметь «подходящие» чувства, педагогу нередко приходится скрывать свои спонтанно возникающие естественные чувства, которые не соответствуют ситуации. Немало «эмоционального топлива» уходит, например, на подавление чувства раздражения, усталости, злости, возникающих при общении с детьми, на скрывание своего неприятия каких-либо качеств учащихся. Чаще всего педагог не решается высказывать детям подобные «неподходящие» переживания, руководствуясь формулой «не вреди» и своими представлениями о вреде и пользе. В других случаях педагог не хочет разрушать установившиеся добрые отношения, испортить впечатление детей о себе и школе в целом. Иногда учитель скрывает «неприемлемые чувства» не только от детей, но и от себя. Тем не менее, как бы неуместны эти переживания ни были, они существуют, и результаты их существования дают о себе знать в виде симптомов «сгорания».
Позитивное восприятие этих симптомов – первый шаг на пути к пониманию себя и решению проблем, возникающих при общении с детьми. Искренность по отношению к самому себе предваряет встречу со своим чувством как с экзистенциальным посланием от самого себя.
Другой шаг – предоставление детям обратной связи о своих впечатлениях. Необходимость в этом шаге и его уместность зависит от многих обстоятельств. В некоторых случаях искренняя и правильно выраженная обратная связь полезнее, чем «пластиковые чувства». Чем глубже и длительнее контакт с детьми, тем больший эффект и большую необходимость имеет открытое выражение чувств и для учителя, и для детей. Значение здесь имеет не столько тон чувств, сколько умение учителя выражать их. Более того, такая открытость со стороны педагога имеет свое психотерапевтическое значение. Обратная связь, предоставляемая собеседником, необходима любому человеку. Она имеет экзистенциальную функцию («Я услышан другим») и функцию коммуникативную («Я знаю, как другой человек ко мне относится»). Тем не менее, чаще всего люди лишены этой информации или имеют дело с некачественной обратной связью, неспособной выполнять эти функции. Отношения, складывающиеся между учащимися и педагогом – это частный случай взаимоотношений детей с другими людьми которые, скорее всего, точно также стараются щадить его и не рассказывают ему о своих негативных впечатлениях. В лучшем случае они ограничиваются директивными указаниями или уходят от контакта, не объясняя причин и предоставляя ему самостоятельно восполнить этот пробел (своими многочисленными проекциями). Правильно выраженные чувства педагога помогут детям пролить свет на волнующие его вопросы, то есть понять механизм, скрывающийся за непонятными действиями окружающих. Может быть полезнее расходовать энергию не на подавление естественных впечатлений, а на поиск подходящей формы для их выражения [38,87].
Негативные эмоции (страх, раздражение, отчаяние), возникающие у педагогов во время или после работы часто связывают с негативными переживаниями детей. Плохое состояние педагогов является как бы следствием «эмоциональной вовлеченности» в негативные переживания детей. В основе лежит «заражение», то есть идея «непосредственного перехода» эмоций детей к педагогу. Но это прямолинейное объяснение уводит в сторону от более сложных и тонких процессов, происходящих при встрече с классом, детьми, находящимися в кризисной ситуации. Даже поверхностный анализ «негативных переживаний» педагогов обнаруживает, что они являются внешним выражением различных менее осознаваемых состояний самого специалиста. Примером может служить страх педагога предстать перед детьми и собой беспомощной и некомпетентной. Более глубокий анализ переживаний специалиста приводит Тамар Крон: «Не испытываем ли мы тревогу за сохранность собственных схем и аксиом и не стараемся ли их защитить? Не пытаемся ли мы отдалиться от «опасного» для наших схем опыта клиента?» [24].
Большое количество разнообразных ситуаций, схем и представлений о жизни, с которыми встречается учитель, должны приводить к осознанию им своей субъективности. По мере приобретения опыта это ощущение не уменьшается, а, напротив, растет. А вместе с ним растет осознание своей некомпетентности и крайней ответственности за судьбу детей, класса. Вероятно, только единицы могут комфортно переносить эти чувства, поэтому параллельно идут процессы, защищающие человека от «многообразия опыта» и «хаоса бытия». Имеются ввиду обобщение и систематизация своего опыта, типологизация детей и подростков, создание своих и использование чужих схем работы с разными проблемами, поиск критериев эффективности своей работы.
В основе решения быть специалистом в системе «человек-человек» всегда лежит несколько мотивов. Одни мотивы «правильные» принимаются, а значит – осознаются. Другие мотивы «неправильные» отвергаются или, по крайней мере, редко вербализуются. По мере работы индивидуальный спектр мотивов неизбежно меняется, поскольку мотивы – это подвижные образования. Они могут усиливаться и ослабевать, исчезать и появляться. Такое уменьшение мотивации может возникнуть, когда:
1)мотив входит в противоречие с конкретной ситуацией – например, романтическое желание помогать людям «на деле» сталкивается с рутинной тематикой или реальными профессиональными трудностями;
2)мотив исчерпывается – удовлетворение потребности (реализация мотива) приводит к исчезновению необходимости в данной работе; она становится «выжимающей силы» обузой; например, специалист решил свои личные проблемы, удовлетворил любопытство, испытал себя.
Уменьшение (исчезновение) мотивации может не осознаваться специалистом, хотя внешне будет проявляться вполне конкретными симптомами «сгорания»: нежеланием работать, потерей интереса. Они могут свидетельствовать о том, что у педагога больше нет внутренней необходимости в продолжение своей деятельности (или этой необходимости явно недостаточно). Почему же в этом случае не уйти? Потому что существуют другие мотивы, препятствующие этому, которые она тоже может не сознавать. Например, в некоторых случаях удобнее «гореть», чем менять свое настоящее место работы на неопределенное будущее, свою маленькую зарплату на отсутствие таковой.
Трудоспособность специалиста во многом зависит от понимания (осознания) им спектра своих желаний, потребностей и ожиданий, связанных с работой. Если рассматривать образование как поле деятельности, направленной на удовлетворение личностных потребностей человека, то симптомы «сгорания» могут сигнализировать об окончании этого жизненного этапа, или другими словами – о прохождении очередного этапа в развитии личности человека, реализовавшегося в работе [38,88].
Некоторые личностные особенности работников образования могут делать их более или менее уязвимыми к эмоциональному выгоранию. Склонная к педагога, напористая, «стресс – зависимая» личность представляет собой хорошо известный стереотип, но интересно, что одна из моделей Дж. Эдельвич, А. Бродски процесса эмоционального выгорания в качестве своей первой стадии имеет «идеалистический энтузиазм». Общепринятой является точка зрения, что именно оказывающий помощь и преданный человек является наиболее уязвимым; как говорится в поговорке «вы должны быть в огне, чтобы сгореть», и поэтому, некоторые из наиболее успешно и плодотворно работающих имеют самый высокий риск эмоционального выгорания. У них есть тенденция к идеалистическим, а не реалистическим ожиданиям, они становятся сверхувлеченными своей работой и им трудно оторваться от нее.
По мнению М. О. Винсент, они могут быть созависимыми и испытывать сильную потребность чувствовать себя необходимыми, значимыми, ценимыми и принятыми. Кроме того, заметно их стремление рвать связи со знакомыми и родственниками, при общении с которыми могут проявиться их потребности и уязвимость. Поэтому они уединяются в своем маленьком мире, где много или большинство положительных эмоций они находят в своей профессиональной деятельности или учреждении, в котором работают.
А. Пинес считает, что их экзистенциальные потребности удовлетворяются через их профессиональную идентичность и поэтому профессиональные угрозы и стрессы они переживают как вызов фундаментальным надеждам, целям, смыслу и назначению, что практически не компенсируется поддержкой со стороны [16].
По мнению М. Кинга, преобладающая особенность педагогической профессии — отрицать проблемы, связанные с личным здоровьем. Развитию этого состояния способствуют определенные личностные особенности — высокий уровень эмоциональной лабильности (нейротизма), высокий самоконтроль, особенно при выражении отрицательных эмоций со стремлением их подавить, рационализация мотивов своего поведения, склонность к повышенной тревоге и депрессивным реакциям, связанным с недостижимостью «внутреннего стандарта» и блокированием в себе негативных переживаний, ригидная личностная структура.
Существует миф «о жертвенности», который способствует зарождению синдрома эмоционального выгорания. В нашей культуре жертвенность почти приравнена к святости. Кстати, «жертвующий» нередко подсознательно в глубине души ожидает награды за свою жертву. И со временем его начинает подтачивать обида на тех, кто не оценил его усилий, не сказал спасибо за сделанное. Вообще существуют четыре «ядовитых» чувства, которые составляют эмоциональную сторону синдрома эмоционального выгорания: вина перед собой и другими за то, что не сделал, не успел, стыд (не так получилось, не имел права на ошибку, должен всегда быть правильным), обида (о ней мы только что говорили), страх (не получится, не поймут). В «Обыкновенном чуде» Евгения Шварца есть потрясающий образ «Великий Охотник». Так вот, он перестал стрелять из-за того, что боялся нечаянно промахнуться и утратить звание великого охотника [36].