К ним можно отнести глобальную ломку социальных стереотипов, обладавших глубокой спецификой в нашем обществе: исключительная «длительность» их утверждения (практически в течение всего периода существования советского общества), широта их распростра-
20
ненности (внедрение в сознание самых разнообразных социальных групп, хотя и с разной степенью интенсивности), наконец, поддержка их не только силой господствующей идеологии, но и институтами государства.
Изменение системы ценностей — второй блок социально-психологических феноменов, требующих внимания исследователей. Это касается соотношения групповых (прежде всего, классовых) и общечеловеческих ценностей. Воздействие идеологических нормативов было настолько велико, что идея приоритета классовых ценностей принималась в массовом сознании как сама собой разумеющаяся, и напротив, общечеловеческие ценности трактовались как проявления «абстрактного гуманизма». Неготовность к их принятию обернулась в новых условиях возникновением вакуума, когда старые ценности оказались отброшенными, а новые — не воспринятыми.
С этим связан и третий блок проблем, сопряженных с кризисом идентичности. Инструмент формирования социальной идентичности — процесс категоризации в значительной мере модифицируется в нестабильном обществе: категории, фиксирующие в познании устоявшееся, есть порождения стабильного мира. Когда же этот мир разрушается, разрушаются и социальные категории, в частности те, которые обозначают социальные или этнические группы (как быть сегодня, например, с такой категорией, как «советский человек»?). Последствия этого для многих людей довольно драматичны.
Перечень такого рода проблем может быть продолжен, однако вывод уже напрашивается: социальная психология сталкивается с новой социальной реальностью и должна ее осмыслить. Мало просто обновить проблематику (например, исключить тему «психологические проблемы социалистического соревнования»); недостаточно также просто зафиксировать изменения в психологии больших и малых социальных групп и личностей (в той, например, области, как они строят образ социального мира в условиях его нестабильности), хотя и это надо сделать. Вместе с тем кое-какие шаги в этом направлении уже делаются, например, в исследованиях ломки стереотипов, кризиса идентичности и др. Необходим поиск принципиально новых подходов к анализу социально-психологических явлений в изменяющемся мире, новой стратегии социально-психологического исследования.
Возможно, они приведут к совершенно новой постановке вопроса об общественных функциях социальной психологии. Хотя в принципе такие функции определены и изучены, их содержание может существенно изменяться, если социальная психология сумеет избавиться от нормативного характера, который был присущ ей в предшествующий период, то есть в меньшей степени будет считать своей функцией предписание должного и, напротив, в большей степени предоставлять человеку информацию, оставляющую за ним право на самостоятельный выбор решения. <...>
21
К.Дж. Герген
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ КАК ИСТОРИЯ*
<...> Цель настоящей статьи состоит в том, чтобы доказать, что социально-психологическое исследование есть по преимуществу исследование историческое. В отличие от естественных наук социальная психология имеет дело с фактами, которые подвержены заметным временным флуктуациям и по большей мере неповторимы. Принципы взаимодействия людей не могут быть с легкостью выявлены с течением времени, потому что нестабильны факты, на которых они базируются. Здесь невозможна аккумуляция знания в обычном, научном понимании этого процесса. Ниже будут изложены два ряда аргументов в защиту данного тезиса: в первом случае в центре внимания будет воздействие науки на характер социального поведения, во втором — процесс исторических изменений. <...>
Влияние науки на процесс социального взаимодействия
<...> В последнее десятилетие обратная связь между учеными и обществом получает все более широкое распространение. Стремительно расширяются разнообразные каналы коммуникации. Современное либеральное образование предполагает знакомство с основными постулатами психологии. Средства массовой информации также постепенно осознают широкий интерес публики к психологическим проблемам. Издатели популярной периодики обнаружили прибыльность публикаций, отражающих мнение психологов по поводу современных моделей поведения. Если к названным тенденциям прибавить экспансию книжного рынка популярных изданий по психологии, растущие требования обоснованности общественных затрат на психологические исследования со стороны правительства, распространение техники разрешения конфликтов, становление (с помощью рекламы и деловых игр) психологии торговли и предпринимательства, а также возрастающий уровень доверия важнейших институтов (коммерческих, государственных, социальных) к сведениям кабинетных ученых, занятых психологией поведения, — все это позволит ощутить ту теснейшую взаимосвязь, которая существует между психологом и его культурным окружением. <...>
Однако не только практическое применение наших научных принципов может изменить характер эмпирических данных, на которых эти принципы базируются, но и сам процесс разработки этих принципов способен лишить их фактического основания. Можно привести
* Герген КДж. Социальная психология как история /Социальная психология: Саморефлексия маргинальности. М., 1995. С. 23—49.
22
три ряда аргументов, касающихся данной проблемы: первый связан с необъективностью оценок в процессе психологического исследования, второй — с «освобождающим эффектом» психологического знания, третий — с превалирующими ценностями культуры.
Являясь аналитиками человеческого взаимодействия, мы обречены на своеобразную двойственность. С одной стороны, мы дорожим беспристрастностью в решении научных проблем, так как хорошо представляем себе последствия чрезмерной приверженности какой-либо системе ценностей. С другой стороны, как социализированные индивиды мы несем с собой массу ценностей, связанных с природой социальных отношений. Социальный психолог, чья система ценностей не влияет на предмет его исследований, исходы наблюдения или способы описания, будет скорее исключением, чем правилом. Мы включаем наши личностные ценности и в разрабатываемые нами теории социального взаимодействия. Воспринимающий эти теории получает, таким образом, двоякую информацию: бесстрастное описание того, что является, и искусно замаскированное предписание того, что желательно. <...>
Например, в работах, посвященных конформизму, конформиста нередко рассматривают как гражданина второго сорта, как представителя социального стада, который отказывается от личных убеждений в угоду ошибочному мнению других. В результате модели социального конформизма привлекают общественное внимание к таким факторам, которые в принципе могут повлечь за собой социально нежелательные действия. В сущности, психологическая информация блокирует влияние подобных факторов в будущем.
Аналогичный подтекст нередко содержат и исследования изменения аттитюдов. Знание принципов смены аттитюдов вселяет лестную уверенность в своей способности изменять окружающих людей, которые таким образом низводятся до статуса манипулируемых. Тем самым теории смены аттитюдов обращают внимание широкой публики на необходимость психологической защиты от факторов потенциального воздействия. Точно так же теории агрессии, как правило, третируют агрессора, модели межличностных соглашений осуждают отношения эксплуатации, а концепции морального развития пренебрегают теми, чей уровень нравственного становления не достиг оптимальной стадии. Свободной от ценностных предрассудков может, на первый взгляд, показаться теория когнитивного диссонанса; однако в большинстве работ этой теоретической ориентации в крайне нелестных выражениях описываются источники снижения диссонанса. Как это глупо, — скажем мы, — что люди должны плутовать, стремиться получить низкий тестовый балл, менять свое мнение о других или есть нелюбимую пищу — и все это только для того, чтобы поддерживать социальное согласие!
23
<...> Категории, которыми оперирует психология, редко свободны от ценностей; большинство из них вполне можно было бы заменить другими понятиями с совершенно иным ценностным багажом. Социальный конформизм можно было назвать просоциальным поведением, изменение аттитюдрв — когнитивным взаимодействием, а склонность к риску — проявлением социального бесстрашия. <...>
Передача ценностей посредством знания лишь отчасти происходит сознательно. Приверженность ценностям — это неизбежный побочный продукт социального бытия, и мы как участники социального процесса, преследуя свои профессиональные цели, вряд ли можем отгородиться от ценностей общества. Кроме того, используя для научного общения язык своей культуры, мы не найдем таких терминов для обозначения социальной интеракции, которые не были бы обременены ценностными предписаниями. Мы могли бы, вероятно, свести на нет скрытые предписания, составляющие атрибут научной коммуникации, если бы воспользовались чисто техническим языком. Однако даже технический язык приобретает оценочный характер, как только ученые начинают использовать его в качестве рычага социального изменения. Видимо, наилучший выход — это предельное внимание к собственной предвзятости и откровенность ее выражения. Ценностная тенденциозность может оказаться неизбежной, но мы в состоянии избежать ее облачения в костюм объективной истины.