- А может быть, ваша тревожность и страхи обусловлены вашим неадекватным восприятием действительности? Ведь есть ваши земляки, которые живут в России и так не беспокоятся.
- Извините, другие так же переживают. Например, Джем из первой «Фабрики». Он мне часто звонит. Мне звонят другие африканцы. Извините, они все также переживают. Я переживаю потому, что я всегда в движении, в поездках. Слава Богу, что я не езжу на метро, поэтому немножко так спокойнее. Езжу на машине и далеко езжу.
(Согласно психоанализу, пациенты, которые часто извиняются перед психоаналитиком, в действительности, не извиняются, а выражают либо своё несогласие с психоаналитиком, либо недовольство, испытывая перенос чувств на прошлые источники недовольства. Анализ показал, что данное «извините» необходимо перевести, как «куда вы смотрите, ведь надо с этим безобразием что-то делать!». Следовательно, мой пациент, действительно не страдает неврозом навязчивого состояния и его тревога обусловлена ситуацией.)
- Вы, всё-таки, стараетесь быть осторожными и как можно меньше пересекаться с рядовыми москвичами?
- Нет, я обыкновенный человек. Как и все, я захожу в магазины за покупками, но я стараюсь делать это быстро и активно. Стараюсь меньше быть там, где много народу – на рынках и т. д. На рынке я быстренько беру то, что мне надо и быстро ухожу.
- А в других странах у вас тоже были такие страхи? В каких странах у вас не было страхов за себя?
- Я жил в Лионе во Франции. Никакого страха у меня не было - гулял по улицам. Я даже не думал об этом, хотя там тоже есть свои расисты, но там я не испытывал тревоги о том, что кто-то будет нападать на меня.
-По-видимому, это связано с тем, что африканцев во Франции очень много и они там уже давно не являются национальными меньшинствами?…
- Очень много. Но я переезжать во Францию только из-за этого не стану. Во-первых, я работаю здесь в России и у меня контракт. Я не могу всё бросить и уехать. Во-вторых, у меня уже заложен какой-то фундамент на работе, а переезжая во Францию, мне придётся всё начать с нуля. И зачем всё бросать? Всё должно быть так, как есть потому, что у каждого есть своя судьба. Я учился. Живя в Камеруне, я играл чуть-чуть на саксофоне, читал реп с друзьями и был солистом в нашем колледже, занимался немножко музыкой, но не так профессионально, играл в футбол. Здесь, после переезда из Камеруна, я учился в Дружбе Народов, а потом я перевёлся в МГУ во Французскую школу журналистов. Я буду работать в России несмотря на то, что я переживаю за себя и за свою семью.
- Если бы в Москве африканцев было так много, как в Париже!... Хотел бы этого?
- Я не знаю, я ничего не могу решать за других. Не может такого быть, скажу точно, их там много во Франции, в Париже, потому, что много народу из Камеруна и из других стран, которые были раньше французской колонией. Туда много народу уезжает учиться по обмену и т.д. И раньше были такие страны, где даже не надо было визу оформлять, например во Франции. Поэтому они там.
- А в действительности, в России на вас нападали?
- Да. Один человек напал на директора и на меня. Мы дрались, боролись, я его управил. Потом милиция пришла.
- Скинхэды, нацболы и т.п. никогда не нападали на вас?
- Были дела, конечно. Это было в Москве, в метро Динамо. Это было на свадьбе у Джема из первой "Фабрики". Там мы просто начали покупать цветы для жены Джема. Напала на нас толпа около 30 человек. Мы дрались, но слава Богу, что у нас появилась супер-идея! Джем отбежал, затем нашёл бутылку, взял её за горлышко, разбил основание. Я проделал тоже самое. Они боялись к нам подойти. Потом всё это окружила милиция. Они сказали, что это мы всё начали. На гастролях я не переживаю. Нас встречают охранники и милиция, которые всегда рядом. Когда со мной милиция я особенно не боюсь. Москва не так страшна, как страшен Питер. Я считаю, что эту проблему может решить только политика. Они могут это остановить. Ведь есть люди, которые это финансируют эти группы. В Питере, они купили себе оружие. Это совсем не стадо. Это организация. Как могут 25000 человек собраться, а милиция этого не видеть. Милиция чем вообще занимается? Эти группировки в 10-15 человек прогуливаются, а милиция ничего не видит. А когда один маленький хулиган ворует кусок хлеба в палатке потому, что он голодный, тогда они всё видят.
(Далее, мой пациент стал всматриваться в соседнюю комнату, будто что-то обнаружил, а затем громогласно, раздражённо, в довольно-таки агрессивной манере позвал свою супругу Леру, высказав в её адрес некое недовольство.)
- Вы сейчас о чём-то переживаете? О чём?
- Я в отражении зеркала увидел, как моя дочка Каролина брала… она собиралась с мамой в туалет, а мама взяла её... Я видел, как она брала эту щётку, чтобы почистить туалет.
- Вы переживаете за то, что это щётка грязная?
- Да, но она чистая, но поскольку её используют она всё равно грязная. (В кабинет заползла маленькая десятимесячная девочка-мулаточка.) Да нет, она уже ходит вовсю. Это моя Каролина. (Отец взял ребёнка на руки. Лицо и глаза его засветились слезой радости. Беспокойство, раздражительность и тревога моего пациента исчезли. Затем он быстро передал ребёнка матери и мы вновь остались одни.)
- Твоя супруга вышла из кабинета, а чтобы о тебе она могла рассказать, если бы она осталась с нами и я бы попросил её это сделать?
- Она сказала бы, что я талантливый. Хорошо готовит. Оригинальный. Во всех смыслах.
- Вы - диктатор?
- Нет, не диктатор, но частенько люблю порядок. Чтоб всё лежало на своих местах.
- Ещё чем ты её раздражаешь?
- Тем, что экономен. Так надо жить, думать о завтра.
- А экономность у тебя откуда, от родителей?
- Нет, от жизни в Москве.
-Чем ещё раздражаешь свою жену?
- Все мы раздражаемся на кого-либо и на чего-либо. Вроде он раздражает, но человек не реагирует на это вообще. (Защита интеллектуализацией.) Меня тоже раздражает многое, но я не обращаю на это внимания вообще.
(По-видимому, есть основание предполагать, что чрезмерная пунктуальность, педантичность, тревожность, раздражительность, повышенная восприимчивость к окружающему миру, обусловлена не только вышеприведёнными социальными факторами, Поэтому, сначала проведём психоанализ взаимоотношений моего пациента с родителями, а затем перейдём к анализу сновидений.)
- Согласно психоанализу, с кем бы мы сейчас не общались в настоящее время, всё равно общаемся со своими родителями, со своим прошлым? Мы, порой неадекватно переносим эти прошлые чувства на настоящее…
- Да, да, да, правильно. Например, как одевать пиджак. Папа меня всегда ругал потому, что я всегда хотел одевать двумя руками сразу. До сих пор чувствую его взор, хотя его уже давно нет в живых. Он мне говорил – нет, дескать надо сначала левую руку, потом правую. Учил тому, как надо правильно одевать галстук. Всегда ругал меня после туалета. Например, я помыл руки и он мне всегда говорил, что надо обязательно взять тряпку и почистить зеркало. Поэтому когда не делаю такие вещи, то всегда думаю о папе, о том, чтобы он сказал.
(Мой пациент, продолжает традиции своего отца, чувствуя его скрытый взор. Он по прежнему неадекватно переносит чувства прошлого на настоящую ситуацию. Только теперь этот диалог с отцом идёт не только с сыном, но и с его семьёй. Пациент в этом случае выступает как бы посредником, при этом, находясь на стороне отца, то есть подчиняясь ему.)
- Таким образом, отец всё время подсматривает и ты согласовываешь свои действия с ним?
- Да, да, да именно так.
- По-видимому, отец тебя недооценивал и у тебя комплекс неполноценности привязан к отцу?
- Нет, он меня никогда не унижал. Это сейчас во сне он это делает почему-то, а в жизни никогда. Наоборот, он мне всегда показывал как лучше. Поскольку я был ребёнком, который слушал родителей, то никаких проблем особенных не было. Наоборот всё произошло во сне. Когда его уже нет, он меня ругает, говорит, что что-то не то делаю.
( Анализ вышеприведённого сновидения показал, что на подсознательном уровне конкуренция с отцом и комплекс неполноценности, вызванный систематической недооценкой родителем моего пациента, имели место, хотя на сознательном уровне отец высоко ценил своего сына.)
- Вы, сами того не замечая, перешли к анализу сновидений, словно угадывая мои планы. Продолжим этот процесс.
- В своих сновидениях я постоянно убегаю от кого-то. Недавно вижу квартиру, там где я до этого жил. Человек вошёл в квартиру, а я убегаю через балкон и я хочу пойти на балкон, чтобы попался сосед, но это оказывается невозможно, поскольку у меня восьмой. И я просто улетаю. Они меня внизу ждали уже, а я улетаю вверх. Они ждут меня внизу. Ждут, когда у меня сил не хватит летать так высоко. И в это время они меня хватают. В это время, я хочу проснуться, но не могу, но то, что происходит вокруг я слышу. Когда я хочу прекратить этот сон я очень устаю потому, что я ноги даже ставлю так, чтобы я проснулся и видел, как они стояли. Чтоб я был уверен во сне, что я боролся с ними. Я постоянно летаю, именно летаю и когда люди за мной идут - я всегда летаю – вверх. Мне нужна какая-то сила – зарядиться чуть-чуть и опять летать. Поэтому я летаю постоянно.
(Казалось бы, можно предположить, что это сон о страхах, о которых говорилось выше. Оказалось не так. Это сон о хронической борьбе внутренней несвободы и свободы в психике моего пациента. Несвобода постоянно преследует свободу. Это сон о бегстве от несвободы. Но свобода, как ублажение своему эго, порой берёт верх. В противном случае наяву у моего пациента наблюдается психологическая защита агрессией. Мой пациент, ставя ноги как нужно, борется за свою свободу, борется за свободу в себе, борется с несвободой в себе. Наяву, будучи по своей натуре человеком независимым, свободолюбивым, тяжело переносящим подчинение другими, чужое мнение и т.п., мой пациент постоянно желает «улететь» из этой ситуации жизни. И ему это, порой, удаётся и он умеет создавать внутри себя эту свободу, но какими средствами? Об этом мы узнаем позднее.)