- Есть ли личность оценка, которой повлияла на вашу судьбу?
- Есть и не одна. Ну, это сам Булат Окуджава
- Он вас оценил?
- Он мне сделал комплимент.
- И вы выпрямили плечи, и пошли вперед по жизни?
- Ну, можно и так сказать. Хотя я и до этого шел. Но нужны ведь не только положительные или отрицательные?
- Вы не страдаете, какими-нибудь профессиональными негативными привычками, стереотипами.
- Это критическое отношение к тому, кто говорит что–либо.
- И это, в конце концов, делает вас менее счастливым?
- Ой, я думаю счастье оно в другом. Если за счастье принимать какую-то глупость, тогда делает менее счастливым.
- Мысленный диалог с родителями продолжается?
- Нет, безмолвно продолжается. Отца нет, но когда разговариваю с матерью я бы хотел сказать, но внутренний монолог все же идет.
- Перед отцом отчитываетесь о своих достижениях?
- Нет, вы правильно говорите, Всегда нам хочется быть выше родителей. Я уже об этом говорил, и даже мой отец был лысоватый и он когда смотрел на мою шевелюру, и говорил: «Когда ты тоже полысеешь?». А я все не лысел и не лысел. Я могу сказать отцу, я мысленно говорю отцу: «Вот видишь, я не полысел».
- Но отец, может быть, был более невротичнее, суетливее. А вы спокойнее
- Я не думаю, что я спокойненький мальчик. На самом деле я довольно неспокойный человек. Иногда темперамент спадает, иногда нет.
- Бессонницей не страдаете?
- Страдаю тогда, когда время путается при поездках. Ну и потому что эфиры были в разное время с 4 часов ночи до 6 утра. Были утренние эфиры, ночные эфиры. Все время приходилось по-разному строить свое время. Это болезнь министра иностранных дел.
- Вы кто для себя?
- Кто я?
- Мне не надо прикладывать к себе прилагательное – «телеведущий». Я ЛЕВ НОВОЖЖЁНОВ и этим всё сказано.
В этих последних нотках я почувствовал диссонанс с «феноменом пуговицы» и феноменом страха быть несостоятельным, которые ранее сквозили на протяжении всего сеанса. По-видимому, феномен пуговицы – это обратная сторона медали. В психике моего пациента, по-видимому, колеблется маятник, качающийся между завышенной и заниженной сомооценкой моего пациента, позволяющим оставаться мудрым, нейтральным, прозрачным, обволакивающим собеседника покоем. На протяженни всего сеанса мне казалось, что мой пациент, как проснувшийся добрый медвежонок вот-вот зевнёт. Но этого так и не произошло. После данного сеанса я понял, что мне надо как-то научиться у моего пациента мудро зевать на всё и вся, причём так, чтобы это не мешало деятельности.
НА ПРИЁМЕ У ПСИХОЛОГА РАМИЛЯ ГАРИФУЛЛИНА ЮМОРИСТ СЕРГЕЙ ДРОБОТЕНКО
- Я не хотел бы в начале беседы задавать вам вопросы, а просто вас предоставляю самому себе, и, поэтому говорите всё, что вам сейчас приходит в голову, свободно ассоциируйте. Вперёд!
- Я бы посоветовал относиться к материалам в нашей прессе с известной долей юмора. Если верить всему, что пишут в современной прессе о знаменитостях, об известных людях, о тех или иных событиях, можно лишиться рассудка. Считаю, что наши читатели - люди довольно образованные.
(По-видимому, свободного ассоциирования не было, а была некая психологическая защита).
- Вы хорошо сказали о потере рассудка. У моих пациентов часто бывает выбор - либо потеря рассудка, либо юмор. Наша психика при встрече с каким–то парадоксом или бессмыслицей, либо начинает мучиться, либо смеется, либо уходит в пустоту и суицид. Почему, на ваш взгляд, некоторые мои пациенты выбирают либо суицид, либо в юмор.
(Задаю этот вопрос, предполагая, что как бы мой пациент не говорил о других, он будет говорить о себе).
- Это зависит от каждого конкретного человека, от воспитания, поэтому одна и та же публикация вызывает полярные чувства. (Защита интеллектуаллизацией). Кто–то вообще не воспримет никак, кто–то будет мучиться над каждой строчкой день и ночь.
- Практика показывает, что если у человека нет чувства юмора, то вероятность наличия психопатологии в данной личности выше. Это известный психиатрический момент. Чувство юмора – признак здорового человека. Не так ли?
(Задаю этот вопрос потому, что некоторые юмористы имеют чувство юмора для профессии, но не для собственной радости).
- Честно говоря, не задумывался над этой темой. Психологам виднее. (Первый из моих пациентов, который уважительно отнёсся к моей профессии. На протяжении всего сеанса я буду чувствовать это уважение со стороны пациента. Именно поэтому я не устану после этого сеанса, что бывает не всегда). Но ведь часто как еще бывает, здоровый человек убежден, что у него шикарное чувство юмора, но на самом деле это, мягко говоря, преувеличено. Чувство юмора – это тонкая штука. У каждого свое понятие, что смешно, а что плоско. Если твои остроты пользуются успехом хотя бы у небольшого количества людей, значит, есть чувство юмора.
- Если вы как профессионал выходите с установкой вызвать чувства юмора, но это не происходит, у вас появляется невроз?
- Дело в том, что все залы, аудитории очень разные. Есть залы легкие. С первых секунд они твои. Есть залы безумно тяжелые, долго раскачиваются. Конечно, бывает чувство, что сделал все, как мог, но не получилось. У каждого зала есть своя энергетика. Мой любимый пример - ДК «Алюминщик». Оказывается, этот ДК построен на месте бывшего кладбища, видимо энергетика плохая. Зал начинает давить. Каждый зал, аудитория – это конкретный клиент, мы с ним работаем индивидуально.
- Вы сказали, что есть залы, которые нужно успокаивать. Это своего рода психологическая проблема у вас и у зала, и, вы можете сбиться?
- Бывает такая психологическая ситуация, когда я вижу, что люди «пересмеялись».
(Мой пациент тяжело вздохнул, как бы окунувшись в прошлое).
Дело в том, что в таких залах я даю больше лирических пауз, рассказываю самые убойные номера лишь через некоторое время, чтобы не «добить» зрителя до конца. Я в первый раз столкнулся с этим много лет тому назад, когда только начинал свою карьеру с афишных концертов. У меня был концерт в Павлово-Пассаде. Так вот там, после четвертого номера они хохотали так, как никогда не хохочут в конце двухчасового концерта. Тогда еще я не знал, что это плохо. Потом все резко прекратилось, и с этого номера было ощущение, как будто концерт только начался. (Мой пациент вновь переживает вспоминая эту прошлую ситуацию). Я очень растерялся, но со временем освоился. Недаром говорят, разговорному жанру нельзя научить. Это сплошная практика, только на сцене. Ты падаешь, встаешь, идешь дальше.
(Я почувствовал в своём физически хрупком пациенте способность падать и вставать – волю и терпение).
Концерт в Павлово-Пассаде научил меня этому. Кроме того, в 2000 году я целый год выступал с М. Задорновым. Мы с ним проехались не только по всей России, но и по Украине, Прибалтике. Я из–за кулис подсмотрел практически все его концерты – это проблема существует у всех артистов, в том числе и у Задорнова. Он первый по этой части. У Задорнова я учился тактике владения залом. Он гениальный шоумен. Он знает, как вести себя в зале на 300 мест и в Кремлевском Дворце на пять тысяч мест. Описать это невозможно.
- Вы рассказали о психологическом перегорании вашей аудитории. А вы сами не «перегораете? Бывало такое, когда вы уже были пусты, а вам надо ещё вести концерт в течении часа?
- Конечно, бывает. Во-первых, каждый раз ты выходишь на сцену в разном состоянии. Я обычный человек. Я могу себя не очень хорошо чувствовать, может быть, ужасное настроение. Это прозвучит банально, но публика лечит. Я раньше думал, что это какая – то бравада, но потом стал замечать, к примеру, нет настроения, выходишь на сцену, и видишь всех этих людей, которые пришли ради тебя. В этот момент я забываю обо всех своих проблемах. Я окружен вот этой человеческой любовью и мне там легко. А потом уходишь со сцены и опять вспоминаешь, что у тебя, например спина болит.
(Выход на сцену в прямом смысле для многих артистов является наркотическим процессом - это хорошая зависимость, но до поры, до времени. Если артиста лишают выхода на сцену, то возникают депрессии, а у некоторых компенсация алкоголем. Поэтому попытаюсь ниже разобраться и в этом вопросе).
Это действительно так, поэтому я иногда даже жду этих концертов, это как терапия, которая помогает. Бывают неприятные моменты, когда ты в студии, тебя просквозило, возникают проблемы с голосом. Это самое страшное для меня. Пока, слава Богу, таких случаев было два.
- Вы сказали давление. Надеюсь, у вас нет хронической гипертонии? Чисто внешне вы не курите и не пьете. Это так?
- Курить - не курю. Могу позволить себе бокал вина за ужином.
(Дальнейший психоанализ показал, что у моего пациента нет алкогольной зависимости).
- Вы говорите, есть такой прием – можно вылечиться благодаря аудитории, как наш Ян Арлазоров – спускается в зал и трогает зрителей. Вы трогаете зрителей?
- Дело в том, что общение с залом, было придумано еще до Яна Арлазорова.
(Я почувствовал в моём пациенте проявление подсознательного конкурентного инстинкта). Я считаю, должен быть номер живого общения. У меня есть такой номер. Называется он - «Анна Каренина». Выбираю женщину из зала, приглашаю на сцену, и мы вместе с ней разыгрываем последнюю сцену из «Анны Карениной». Этот номер проходит на «ура», особенно в небольших городах. Интересно наблюдать, как человек из зала ведет себя на сцене. Зрители видят, что это не подставная утка.
И вообще, я потихоньку прихожу к общению именно с залом, так как монолог в чистом виде начинает устаревать. Количество экспромтов должно расти. Появилась новая модель – «стенд ап камеди», когда юморист общается с публикой, задает вопросы, тут же реагирует на ответы.