Что неизвестно даже нашим мудрецам.
Шекспир
ЯЩИК ПРИНИМАЕТ СИГНАЛ. СКЕПТИЦИЗМ – НЕ СИНОНИМ ОТРИЦАНИЯ
Мощь человеческого разума сводится на нет, если сам человек ставит жесткие границы своей пытливости.
Винер
Все зависит от всего.
Народная мудрость
Bесной Пифагор советовал отрываться от дел и для очищения души часами слушать музыку. Он усматривал в доставляемом ею наслаждении влияние любимых им чисел, скрыто действующих в гармонии, ритме и мелодии строго организованных звуков. Гнев и зависть, меланхолию и дурное настроение он предписывал лечить музыкой, и только ею. Может быть, он был прав? Древняя персидская легенда поддерживает его убежденность: некий музыкант своей искусной игрой за какой-нибудь час смягчил жестокое сердце полководца Теймурада, и тот раздумал казнить тридцать тысяч пленных соотечественников артиста. Правда это или поэтический вымысел?
В наше время зачинателем лечения больного мозга музыкой был Бехтерев. Очень много наблюдений накопили американские и чешские психиатры. Музыка успокаивает возбужденных больных и поднимает тонус угнетенной психики; при этом интересно, что больным в депрессии и меланхолии помогает не бравурная, а скорбная музыка, а маниакальное возбуждение порой стихает от военных маршей. Впрочем, нетрудно отыскать психиатров с прямо противоположными наблюдениями: веселая музыка взбадривала больных, грустная – сбивала нервный подъем. У людей со здоровой психикой реакция более единообразна: быстрый и жизнерадостный ритм повышает давление и стремительно возбуждает мозг; медленная и меланхолическая – погружает в оцепенение (у неподготовленных слушателей часто переходящее в сон). Именно поэтому марши и африканские тамтамы стали музыкой войн и парадов. Известно признание Наполеона: свое поражение он объяснял морозами и русской военной музыкой.
В деталях механизм воздействия музыки станет известен лишь через годы исследований. А пока успешно работает необъяснимый феномен: искусный подбор произведений восстанавливает душевное равновесие. И как! Мне рассказывал один молодой московский психиатр, по счастью, сам способный музыкант. Он лечил музыкой человека, находящегося в глубокой душевной депрессии, почти на грани самоубийства. Врач-музыкант превращался во время сеансов в чуткий прибор, живую передаточную систему между роялем и мозгом пациента. Врач импровизировал, неотрывно следя за малейшими жестами больного, за выражением его лица и мимикой. Глаза врача работали, как тончайший прибор обратной связи, сообщающий его мозгу об удачах и промахах музыкального воздействия, и мозг вырабатывал команды по изменению ритма, мелодии и тональности игры. Все существо врача вкладывалось в это лечение, и после сеансов он ощущал чисто физическую усталость. Эксперимент принес исцеляющий успех, а понимание причины – еще далеко впереди.
Так действует на психику музыка. А цвет? Влияние красок было замечено почти столь же давно, как власть звуков, и оставалось (как и сейчас, впрочем) столь же необъяснимым. Средневековье узаконило древние наблюдения в геральдических знаках: красный и багровый оттенки герба означали отвагу и мужество, лазурь – доброту и величие, пурпур – могущество и силу. Красным цветом средневековые врачи пытались лечить корь и оспу, скарлатину и кожные болезни. Красный одновременно считался цветом страсти. Интересно, что внутренние стороны бортов старинных кораблей подряд покрывались красной краской – считалось, что цвет этот пробуждает боевую ярость и удесятеряет силы. Цифра оказалась значительно преувеличенной, но как удивлены были исследователи, нашего века, обнаружив, что в оранжевом и красном освещении сила сжатия руки действительно возрастала! Но раньше физиков, физиологов и психиатров исчерпывающие наблюдения над цветом сделал поэт. (Сплошь и рядом поэты совершают чисто научные открытия, которые лишь потом ученые формулируют на профессиональном уровне, воздавая должное легкомысленным, но странно прозорливым певцам. Это не случайно и объяснимо. Настоящий поэт – всегда мыслитель, и те общие картины и закономерности мира, которые он чувствует, замечает и описывает, естественно включают в себя открытия, до которых специалисты доходят основательней, но поздней.)
Над теорией цвета Гёте размышлял около двадцати лет. «Цвета действуют на душу, – писал он, – они могут вызывать чувства, пробуждать эмоции и мысли, которые нас успокаивают или волнуют; они печалят или радуют». Ощущения легкости и тяжести, тепла и холода, печали и веселья, простора и сжатости вполне справедливо приписывал Гёте воздействиям цвета. Но еще до того, как умозрительные рассуждения Гёте сменились клиническими исследованиями, накопилось множество убедительных фактов о влиянии цвета на психику. Один из самых ярких – история большого лондонского моста Блэкфрай, который долгое время был выкрашен в черный цвет и славился огромным количеством самоубийц, был любимым местом решившихся покончить счеты с жизнью. Логично рассудив, что сам мрачный вид этого моста (а не только его дурная слава) могли являться для колеблющихся последним толчком, его перекрасили в зеленый. И число самоубийц немедленно сократилось на треть!
В конце прошлого века психиатры вплотную приступили к экспериментам. Ход их мыслей превосходно виден по рабочим заметкам врача: «В этом фиолетовом свете есть что-то меланхолическое, депрессивное, действующее на душу; поэтому-то поэты и одевали печаль в фиолетовые одежды. Может быть, фиолетовый свет уменьшит нервное возбуждение несчастного буйного?»
Результаты расходились с ожиданиями, но оправдывали надежды. Через три часа содержания в красной комнате глубокий меланхолик повеселел, стал улыбаться и после долгого перерыва впервые сам попросил есть. В синей – успокоился буйный маньяк. Подытоживая, психиатры писали: красный цвет повышает давление и ритм дыхания, желтый улучшает настроение при неврозах, зеленый снижает глазное давление, успокаивает истериков и помогает при нервных утомлениях, голубой замедляет пульс и выравнивает дыхание, коричневый усыпляет и подавляет.
Когда– то Бехтерев мечтал о больнице, где буквально лечили бы стены, даже разрабатывались проекты таких разноцветных палат. Успехи химии, принесшие более ощутимые и быстрые результаты, казалось, отодвинули или вовсе отменили проблемы цветовой терапии. И если в технической эстетике к советам цветоведов-психологов прислушиваются сейчас очень внимательно, то в психиатрии воздействие цвета стало историей.
Это несправедливо и временно. Недавние эксперименты в совершенно другой области вновь открыли перспективы, которые заставят возобновить поиски. В огородном луке, выращенном при красном освещении, резко возросло количество углеводов, при синем – белков. В зеленом свете задержалось цветение. Оттенки спектра влияют на обмен веществ! Так, может быть, именно в цветотерапии отыщется то тончайшее направленное влияние на психику, которого сильнодействующими химикатами пока не добиться? Время покажет.
Мозг по– хозяйски обращается с. тем диапазоном электромагнитных волн, которые несут видимый свет. Но по обе стороны этого крохотного отрезка лежит необозримое количество волн из семейства того же электромагнитного поля, и мозг, хотя и умеет получать от них сведения и обнаруживать эти волны, все же совершенно неизвестно, как на них реагирует. Речь идет не об инфракрасном и ультрафиолетовом свете, не о рентгеновских лучах -о них мы уже немного знаем, – а о необозримом наборе так называемых радиоволн – ультракоротких, коротких, длинных и сверхдлинных. Они приходят к нам из космической бесконечности, сотни тысяч радиостанций и телеустановок наводняют пространство вокруг нас электромагнитным излучением. Разве мозг ощущает его? Нет. Разве это не исчерпывающий ответ на вопрос о влиянии электромагнитного поля? Нет!
Ибо есть архив многолетних объективных наблюдений.
«Зачем на Солнце пятнушки, – писал чеховский урядник в письме ученому соседу, – если и без них обойтиться можно?» К его горестному недоумению сегодня с готовностью присоединились бы тысячи телеграфистов, операторов теле– и радиостанций, водителей судов, самолетов и космических кораблей. Дело в том, что крохотные «пятнушки» (диаметр их достигает десятков тысяч километров, значительно превышая земной), эти воронкообразные завихрения раскаленной солнечной плазмы – источник мощнейшего магнитного излучения. Покрывая миллионы километров, излучение достигает Земли, и бьются в судорогах стрелки компасов, нечто непонятное выстукивают телеграфные аппараты, шумливо бесчинствуют теле– и радиоприемники и передатчики, наводятся токи в электропередачах. А живые существа?
Еще три века назад человек догадался, что Земля – большой магнит. С тех пор паутина магнитных силовых линий, выходящих из Северного полюса и входящих в Южный (с небольшим в размерах Земли сдвигом – в несколько сот километров), стала объектом пристального изучения физиков, геологов, метеорологов. Сегодня к ним присоединились биологи. Живые существа, выраставшие в этой насыщенной магнитной среде, не могли не отразить в своем устройстве ее влияние – их нервная система должна была как-то откликаться и на колебания этой среды. А значит, нашествие космических магнитных полей, искажающее паутину земного поля, тоже не могло проходить незамеченным.
В фактах недостатка не было. И в каких фактах! Кривая магнитных возмущений, снимаемая в течение девяти лет (отметки делались через каждые несколько часов), в точности повторялась кривой психических расстройств и самоубийств, приступов судорог с потерей сознания, неожиданных обострений у сердечников (часто со смертельным исходом) и дорожных катастроф. Такое же совпадение (с крупными магнитными бурями – их периодичность равна одиннадцати годам) обнаружилось в мировых эпидемиях холеры, чумы и оспы, урожайности зерна, размножении рыбы, зверей и саранчи, утолщении годовых колец на деревьях.