· Плюс из уважения к нам не станет придираться. Все правильно, мы же для него стараемся.
А вот слово «не» надо употреблять осторожно. Вы можете себе представить «не красный» цвет? Вот и клиент, прежде чем понять, что такое «не беспокойтесь», вспомнит что такое «беспокоиться», а в сочетании «не страшно» сконцентрируется на «страшно». Гораздо спокойнее употреблять слова в положительной формулировке: «расслабьтесь, это очень мило».
Однако, если вы хотите заставить работать эту особенность на себя, вы можете вполне специально употреблять «не»: «Ему не хотелось радоваться прямо сейчас. Он все никак не мог достаточно расслабиться для этого».
Вот так и рассказываем. Понятно, что немедленный результатов на уровне «Я» мы не ожидаем. Напротив, мы их боимся, и стараемся все сгладить и смягчить. Пройдет время, и то, как «Я» использует все эти наши подсказки, проявится само собой.
· Трудно предсказать конкретные поведенческие подробности, как именно.
Человеку станет лучше. Лучше — в его понимании. Может быть, он найдет любовь и любимых, а может, оценит то, что есть. Может быть, он примет и зауважает себя нынешнего, а может, соберется наконец воплотить в жизнь то, что давно откладывал. Может, он осмыслит жизнь нынешнюю, может, откроет смысл новый. Мы не знаем. Известно лишь, что если мы все сделаем правильно, «Я» клиента станет — благополучней.
· И мы сможем заняться работой на нижележащих уровнях. Поведение ему подправим, веры в свои возможности привнесем. Будет любо-дорого!
Уровень «Я» — большой и сложный. И трудно работать только с любовью, только с уважением или со смыслом, не затрагивая остального. Поэтому и истории наши — обо всем сразу.
Кстати, их можно не только рассказывать на ходу, но и писать. Прежде чем мы перейдем к уровню духовности, предлагаем вам, Читатель, сказку. Как вы думаете, о чем она?
— Ваше Величество...
Королева-мать медленно отвернулась от окна, как бы не желая отрывать от него взгляд, и, наконец, посмотрела на говорящего.
— Да?
— Его Высочество вернулся.
— Хорошо. — королева вновь повернулась к окну. — Где он сейчас?
— Занимается с фехтовальщиком, что гостит в замке.
— Не с фехтовальщиком, а с учителем фехтования. — Королева говорила ровно, не повышая тона и не оборачиваясь. — С фехтовальщиками развлекаются, лоботрясничают, а у учителя учатся. Ты ведь не хочешь, чтобы про принца говорили, что убивает время в развлечениях?
— Его Высочество занимается сейчас с учителем фехтования, — послушно исправился собеседник.
— Хорошо.
Повисла пауза и тот, кто говорил с королевой, человек невысокого роста в придворной одежде и слегка сутулый от многолетней привычки кланяться, понял, что беседа окончена. Королева полностью погрузилась в созерцание вида за окном. Человек в придворной одежде давно уже не пытался понять, что такого видит в окне королева, что может занимать ее целыми днями. Он просто привык, что если нет никакой настоятельной государственной необходимости, ее величество целыми днями глядит в окно. Всегда в одно и то же: высокое стрельчатое окно в покоях бывшего короля — ее мужа. А государственная необходимость стараниями человека в придворной одежде случалась здесь не часто.
***
Шпага в руках юного принца мелькала быстро, точно, словом, правильно. Чувствовалась хорошая школа. О шпаге в руках его напарника этого сказать было нельзя. Сказать можно было другое: эта шпага летала легко и изящно, непредсказуемо и вдохновенно. Тут уже роль играла не школа, тут ощущалось мастерство. Ощущалось исподволь, на уровне внутреннего подрагивания тех струн или жилок, что неравнодушны в человеке к встрече чем-то необыкновенным, недоступным простому смертному. Впрочем, на этот раз исподволь ощущать было некому: никого в обеденной зале кроме принца и его соперника не было, так что никто не мог оценить ни сосредоточенную работу его высочества, ни легкую расслабленность и озорные блестки в глазах владельца изящной шпаги. Бой был очевидно не всамделишный, острые наконечники были заботливо укрыты пробковыми наконечниками, да и в движениях участников сквозило скорее стремление к созданию уникального и неповторимого рисунка, чем азарт разрушения. Вот принц поморщился: в стройных его движениях промелькнуло что-то неуверенное, что смазало всю картину. Принц взмахнул шпагой в салюте, отмечая окончание боя, поклонился и, сняв пробковый наконечник, аккуратно вложил шпагу в ножны, висевшие на стене обеденной залы. В зал тут же неслышно вошел человек в придворной одежде.
— Его высочеству будет угодно повидать ее величество? — спросил он, не подымая глаз.
— А где мама?
— Как обычно, Ваше высочество.
— Тогда попозже.
— Вам напомнить, Ваше высочество?
— Спасибо, не стоит.
Человек поклонился и вышел, чуть скрипнув дверью.
— А ты не очень любишь его, принц, — заметил второй фехтовальщик. — Кто это?
— Наш первый министр. Правду сказать, и единственный.
— А что, больше не нужно?
— Да нет, — принц пожал плечами, — ему всего заботы: управлять замком. Раньше их было больше, но когда умер старый король — это мой папа — мама всех поблагодарила и отпустила в город. А этот остался.
— Почему?
— Должен же кто-то остаться. Вот он и остался.
— А... — собеседник принца пожал плечами, — ну это конечно.
— Ты здесь не живешь, фехтовальщик, потому не очень понимаешь, да? — принц поднял глаза и серьезно посмотрел на того, кого назвал фехтовальщиком.
— Признаться, не очень.
— Ну, конечно, министры уходят в город — это тот, что внизу у реки — всем королевством управляет вместо короля один министр, наследник скачет верхом в одиночестве по окрестностям в поисках интересных людей — вроде тебя — а королева весь день смотрит в окно, тут что-то не так, верно?
— Не обязательно, — фехтовальщик улыбнулся, — жизнь очень разная. В моих краях одна — у вас другая.
— Это верно, — принц вздохнул. — Что ты знаешь о волшебниках?
***
— Они говорят о волшебниках, Ваше величество, — министр приблизился к неподвижно стоящей королеве.
— О волшебниках? Хорошо. Пусть говорят.
— Его высочество собирался зайти к Вам.
— Хорошо.
— Может быть, его высочеству не стоит уж очень интересоваться темой волшебников?
— Может быть.
— Ваше величество не хочет поговорить с сыном об этом?
— Я посмотрю.
***
— Понимаешь, волшебников в нашем краю немало. Вообще-то они есть почти в каждом городе, который не принадлежит стране магов.
— Стране магов?
— Ты и про это не знаешь. Страна магов лежит на востоке. Впрочем, это раньше так было. Теперь, как кажется, она лежит почти везде вокруг.
— Они хорошо воюют?
— Нет, они вовсе не воюют. Города сами присоединяются к ним.
— Зачем?
— Так лучше. У магов все получается. У них всегда мир, а люди живут, как хотят. Ну и сыты, естественно.
— У вас тут, как я видел, дела идут не хуже.
— Так ведь и у нас тут тоже страна магов. Ну, не совсем еще, но по сути — так.
— «Так» — это как?
Принц нахмурился, подыскивая слова для объяснения, понятного чужеземцу.
— Вот живет себе город, управляет им король. Ну или герцог какой или князь — это неважно. Понятно?
Фехтовальщик улыбнулся добродушно, но немного насмешливо: «Понятно».
— Ну вот, а потом в город приходит городской волшебник. И живет в городе, пока город не захочет войти в страну магов.
— А что король?
— Король обычно не против: он все равно остается королем. Его никто не трогает. Бывает, что король не желает видеть в своем городе волшебника, но, во-первых, волшебник приходит не к нему, а к горожанам, а во-вторых, кто же тронет волшебника!
— И что, ни один король не захотел схватить волшебника?
— Говорят, когда-то захотел.
— И что?
— Новый король оставил его в покое.
— Как же, города вот так просто, потому что волшебник попросил, присоединяются к магам?
— Не к магам, а к стране магов. Как стать магом у нас никто не знает.
— А что, кто-то хочет?
— Еще бы! Ну вот, города, конечно, присоединяются не просто так. Волшебники часто живут в городах десятки лет. В соседнем с нашим городе никто уже и не помнит, когда тамошний волшебник появился. Тут все просто: город присоединяется к стране магов, когда кто-то, любой человек, придет к волшебнику и попросит о чуде. Ну, желание загадает. Волшебник выполнит желание, и город станет городом страны магов.
— Ты хочешь сказать, что десятилетиями не находится никого, кто бы захотел попросить волшебника сделать ему чудо? Что, никому ничего не надо?
— Нет, дело не в этом. Конечно, желания у всех есть. Но никто не хочет, чтобы волшебник ушел. Подожди, дай объяснить. Когда волшебник исполнит желание, и город станет еще одним городом страны магов, волшебник покидает его. Навсегда. А людям жаль. Волшебник ведь не просто живет. Он все равно чудеса делает. Без просьбы. С ним и надежно, и весело. Да и маги город защищают если что.
— Даже если он не вошел в их страну?
— Понимаешь, по сути, как все уже поняли, город становится частью их страны, как только в нем появляется волшебник. Так что просьба о чуде — это формальность. А так... Они ведь ничего не просят. Ты входишь в страну магов — и ничего. Ты не платишь, ты не служишь, ты не воюешь, ты просто живешь своей жизнью, как раньше.
— А что меняется?
— Просто, ну, как объяснить, тебе как бы больше везет. То есть, знаешь же, бывает, делаешь что-нибудь, а ерунда какая-то мешает, или обстоятельства не так сложатся, или люди не так поймут, или еще что. А как волшебники появляются, так все то же, только все мелочи — за тебя. Людям нравится.
— Ага, а как чудо попросили, волшебник уходит, и вся эта красота заканчивается?