Сколько раз, встречая молодую женщину, которую я знал еще девушкой, через несколько месяцев или лет после ее вступления в брак, я удивлялся пошлости ее характера и мелочности ее жизни.
Почти те же слова мы читаем в дневнике Софьи Толстой через полгода после свадьбы.
13 октября 1863 года: У меня будничная жизнь, смерть. А у него целая жизнь, работа внутри, талант, бессмертие.
Через несколько месяцев у нее вырывается еще одна жалоба: Нельзя довольствоваться только тем, чтоб сидеть с иголкой или за фортепьяно, и одной, совершенно одной, и придумывать, или просто убеждаться, что муж не любит и что теперь закабалена и сиди.
И одиннадцать лет спустя она пишет слова, под которыми и сейчас немало женщин готовы подписаться: 12 октября 1875 года: ...и нынче, завтра, месяцы, годы — все то же и то же. Проснешься утром и не встаешь. Что меня поднимает, что ждет меня? Я знаю, придет повар, потом няня... потом я... сяду молча вышивать дырочки, потом ученье грамматики и гамм... Потом вечером то же вышиванье дырочек и вечное, ненавистное для меня раскладыванье пасьянсов тетеньки с Левочкой.
На то же самое жалуется и г-жа Прудон. «У вас есть идеи, — говорила она мужу, — а у меня, когда вы на работе, а дети в школе, ничего нет».
Нередко в первые годы семейной жизни женщина питает иллюзии, стремится во что бы то ни стало восхищаться мужем, безгранично любить его, внушает себе, что муж и дети не могут без нее жить. Затем на поверхность выходят ее истинные чувства: она замечает, что муж прекрасно мог бы обойтись без нее, что дети со временем отдалятся от нее, видит, что и муж и дети в той или иной мере неблагодарны. Домашний очаг не защищает ее больше от пустоты; оказывается, что она одинока и в качестве неповторимой личности никому не нужна. При этом она неспособна уже найти никакого применения своим силам. Серьезной опорой ей могут служить привязанности и привычки, но спасти ее они не могут. Все правдиво пишущие писательницы говорят о грусти, в которую погружается душа «тридцатилетней женщины». Это чувство испытывают героини Кэтрин Мэнсфилд, Дороти Паркер, Вирджинии Вульф. Сесиль Соваж, которая в начале своей писательской карьеры жизнерадостно воспевала брак и материнство, позднее осторожно намекала на бедственное положение женщин. Показательно, что при сравнении количества самоубийств, совершаемых незамужними и замужними женщинами, обнаруживается, что в возрасте от двадцати до тридцати лет (особенно от двадцати пяти до тридцати) эти последние надежно защищены от отвращения к жизни. В дальнейшем же ситуация меняется. «Что касается замужества, — пишет Хальбвакс,— то как в провинции, так и в Париже оно защищает женщин главным образом до тридцатилетнего возраста, а позже его роль идет на убыль»1.
Брак драматичен не потому, что он не приносит женщине обещанного счастья — ведь счастье не может быть гарантировано, — а потому, что он калечит женщину, обрекая ее на однообразие и косность. Первые двадцать лет жизни женщины изобилуют событиями; она переживает опыт менструации, полового созревания, вступления в брак, материнства; она открывает мир и находит свое место в нем. В двадцать лет она становится хозяйкой дома, связывает свою судьбу с судьбой мужчины, рожает ребенка и неожиданно обнаруживает, что этим исчерпываются все события ее жизни, Истинная деятельность и работа — это удел мужчины, у женщины же есть лишь занятия, которые иногда изнуряют ее, но никогда не приносят удовлетворения. Ей внушили, что ее величие заключается в самоотречении и преданности, но нередко она не видит никакого смысла в необходимости отдавать все силы «заботе о двух весьма посредственных личностях до конца своих дней». Нет ничего прекраснее самозабвения, но ведь надо пони-
1 Приведенное замечание касается Франции и Швейцарии, но не распространяется ни на Венгрию, ни на Ольденбург.
мать, для кого и для чего приносится жертва. Мало того, сама преданность женщины расценивается как навязчивость. Муж видит в ней тиранию, от которой он стремится освободиться. И это несмотря на то, что именно мужчина навязывает женщине преданность в качестве высшего и единственного оправдания ее существования, Вступая в брак, мужчина требует, чтобы женщина отдалась ему без остатка, при этом сам он не берет на себя взаимного обязательства, заключающегося в согласии принять этот дар. Конечно, в словах Софьи Толстой «Я живу им и ради него и требую того же для себя» есть что-то возмутительное. Но Толстой действительно требовал, чтобы она жила лишь ради него и им, а подобная позиция может быть оправдана только взаимностью. Эгоизм мужа обрекает женщину на несчастье и его самого в итоге превращает в жертву. Он хочет, чтобы в постели она была одновременно пылка и холодна; точно так же, требуя от нее полной самоотдачи, он желает, чтобы она была необременительной. Женщина должна укрепить его положение в мире, но не стеснять его свободы, обеспечивать размеренное течение дней, но не надоедать ему, быть постоянно рядом с ним, но не докучать. Он хочет иметь ее в полном своем распоряжении, но не принадлежать ей, жить в семье и оставаться холостяком. Таким образом, с того момента, когда мужчина вступает в брак, он начинает обманывать женщину, С годами она все больше и больше осознает этот обман. То, что Д. Г. Лоуренс говорит о половой любви, может быть применимо к любому виду любви: если, объединяясь, два человека стремятся дополнить друг друга,' то их союз обречен на неудачу, поскольку он по своей сути калечит личность каждого из них. Брак должен быть соединением двух независимых людей, а не тихим пристанищем, насильственным захватом, бегством от действительности или чудодейственным бальзамом. Нора в «Кукольном доме» Ибсена, которая считает, что, прежде чем стать женой и матерью, ей нужно стать личностью, хорошо понимает это. Семейная пара не должна воспринимать себя ни как сообщество, ни как закрытую ячейку, и каждый из ее членов, будучи индивидом, должен в качестве такового быть членом какого-либо общества, в котором он мог бы свободно развиваться, опираясь лишь на собственные силы. Только в этом случае он сможет связать себя совершенно бескорыстными узами с другим индивидом, являющимся также членом какого-либо коллектива, узами, основой которых станет взаимопонимание двух свободных личностей.
Существование подобных гармоничных пар не является утопией, иногда такие отношения встречаются в семейной жизни, но чаще за ее пределами. Некоторые люди, связанные пылкой половой любовью, остаются свободными в дружеских привязанностях и занятиях, других связывает дружба, не стесняющая их сексуальной свободы. Изредка встречаются пары, связанные и любовью, и дружбой, но все же не рассматривающие свои отношения как единственный смысл жизни. Отношения между мужчиной и женщиной чрезвычайно разнообразны. Благодаря дружбе, удовольствию, доверию, нежности, взаимопониманию, любви они могут стать друг для друга одним из самых обильных источников счастья, богатства и силы, доступных для человеческого существа. За неудачные браки ответственность несут не люди, вопреки тому, что говорят Бональд, Кант и Толстой, сам этот институт изначально порочен. Разговоры о том, что мужчина и женщина, которым даже не было позволено свободно сделать свой выбор, должны полностью удовлетворять друг друга в течение всей своей жизни, чудовищно гнусны и неизбежно приводят к лицемерию, лжи, вражде и несчастью.
Традиционная форма брака постепенно меняется, но и в настоящее время он остается формой угнетения, которое, хотя и по-разному, затрагивает обоих супругов. С точки зрения прав, которые в принципе им предоставлены, они почти равны, по сравнению с прошлым они более свободны в выборе, им значительно легче расстаться. Особенно это касается Америки, где развод — самое обычное дело. Супруги больше подходят друг другу по возрасту и по уровню культуры, мужья без большого сопротивления признают за женами требуемую ими независимость. Иногда муж и жена поровну распределяют между собой заботы по хозяйству, они вместе развлекаются, занимаясь туризмом, велосипедным спортом, греблей и т.д. Жена уже не проводит дни в ожидании мужа, она занимается спортом в различных обществах или клубах, у нее есть занятия вне дома. Изредка она даже занимается какой-нибудь незначительной работой и зарабатывает немного денег. Возникает впечатление, что в молодых семьях супруги абсолютно равны между собой. Однако до тех пор, пока ответственность за материальное обеспечение семьи возлагается только на мужа, это впечатление обманчиво. Место жительства семьи выбирает муж, исходя из требований своих профессиональных занятий, жена же вынуждена ехать с мужем из провинции в Париж, из Парижа в провинцию, в колонии, за границу. Уровень жизни семьи определяется по уровню заработка мужа, в соответствии с его занятиями организуется распорядок дня, распределяются дела в течение недели и года. Друзья и знакомые семьи, как правило, выбираются среди людей, с которыми муж связан по профессии. Поскольку муж является более активным членом общества, чем жена, именно он определяет интеллектуальные, политические и моральные воззрения семьи... Для женщины, неспособной зарабатывать себе на жизнь, развод остается лишь абстрактной возможностью. Ведь если в Америке алименты, выплачиваемые мужем в случае развода, представляют собой значительную часть его заработков, то во Франции судьба разведенной женщины, будь она одна или с детьми, получающей смехотворную сумму, просто возмутительна, Однако основное неравенство мужчины и женщины заключается в том, что мужчина реализует себя как личность в деятельности и работе, тогда как для женщины-супруги свобода не имеет никакого зримого воплощения. Так, положение молодых американок можно сравнить с положением римлянок периода упадка. Известно, что у этих последних был выбор между двумя жизненными путями; одни оставались верными образу жизни и добродетелям своих бабок, а другие проживали жизнь в пустой суете. Многие американки также остаются «хранительницами домашнего очага», то есть не изменяют традициям; остальные же в большинстве случаев попусту тратят силы и время. Во Франции, даже если муж готов во всем помогать своей жене, после рождения ребенка на нее наваливается масса домашних забот, отнюдь не менее утомительных, чем заботы женщин прошлых лет.