Понемногу человек опосредовал свой опыт, и мужское начало восторжествовало как в его представлениях, так и в практическом существовании. Дух одержал верх над Жизнью, трансцендентность — над имманентностью, техника — над магией, разум — над суеверием. Падение престижа женщины представляет собой необходимый этап в истории человечества — ведь этот престиж был основан не на ее позитивной ценности, но на слабости мужчины. В ней воплощались тревожные тайны природы — и мужчина выходит из-под ее влияния, когда освобождается от природы. Своим трудом покорить землю, а также и покорить самого себя стало возможным в результате перехода от камня к бронзе. Земледелец брошен на произвол земли, прорастания семян, смены времени года, он пассивен, он заклинает и ждет — и поэтому человеческий мир был населен тотемическими духами; крестьянин терпел капризы со всех сторон обступавших его стихий. Рабочий же, наоборот, мастерит орудие труда по своему усмотрению; своими руками он придает ему образ согласно своему проекту; перед лицом инертной природы, которая сопротивляется ему, но которую он побеждает, он утверждает себя как суверенную волю; чем чаще будет он ударять по наковальне, тем скорее изготовит инструмент — тогда как ничто не может ускорить созревание колосьев; он осознает свою ответственность за изготовленную вещь: одно ловкое или неловкое движение может придать ей форму или сломать ее; осторожно и умело он доводит ее до
1 Подтверждение этой мысли в несколько иной форме мы находим в уже цитированной диссертации Леви-Строса. Из его рассуждений следует, что запрещение инцеста ни в коей мере не было изначальным фактом, повлекшим за собой экзогамию, — оно является негативным отражением позитивной воли к экзогамии. Нет никаких непосредственных причин, почему бы женщина не могла стать предметом торга для мужчин ее рода; но с социальной точки зрения важно, чтобы она была частью уступок, посредством которых каждый род, вместо того чтобы замкнуться на себе, устанавливает с другим родом отношение взаимности: «Экзогамия имеет не столько негативную, сколько позитивную ценность... она исключает эндогамный брак. не потому, что кровосмесительный брак связан с биологической опасностью, а потому, что экзогамный брак полезен для общества». Группа не должна единолично пользоваться женщинами, составляющими часть ее достояния, — ей следует сделать их средством общения с другими группами; брак с женщиной из своего рода запрещен «лишь потому, что женщина эта — то же, тогда как ей следует (а значит, она может) стать Другой... Проданы в рабство могут быть те же самые женщины, которых первоначально приносили в дар. И те и другие должны лишь иметь на себе признак другой сущности, который является следствием определенного положения в структуре, а не врожденным свойством».
совершенства, которым вправе гордиться: успех дела зависит не от милости богов, а от него самого.
Он бросает вызов товарищам, гордится успехами, и, хотя обряды еще занимают какое-то место в его жизни, точная техника кажется ему намного важнее; мистические ценности отходят на второй план, а на первый выдвигаются практические интересы; он не совсем освобождается от богов, но отделяет их от себя тем, что сам от них отделяется; он отправляет богов на их Олимп, а себе оставляет землю; с первым ударом молота великий Пан начинает чахнуть и наступает царство человека. Он осознает свою власть. На примере отношения его творящей руки и изготовленного предмета он постигает причинность: посеянное зерно может произрасти, а может и не произрасти, тогда как металл всегда одинаково реагирует на огонь, закалку, механическое воздействие; этот мир орудий труда укладывается в четкие и ясные понятия — и возникают рациональное мышление, логика и математика. В корне изменяется образ мира. Культ женщины был связан с царством земледелия, царством неизменной длительности, случайности, непредсказуемости, ожидания, тайны, царство же hom faber — это торжество времени, которое можно покорить, как пространство; победа необходимости, проекта, действия, разума. Впредь, даже имея дело с землей, человек будет подходить к ней как работник; он обнаруживает, что почву можно удобрять, что ей неплохо дать отдохнуть, что с такими-то посевами следует обращаться так-то; он орошает или осушает землю, прокладывает дороги, строит храмы — он заново создает мир. Народы, оставшиеся под властью богини-матери и сохранившие материнскую филиацию, тем самым остановились на стадии примитивной цивилизации. А дело в том, что женщина была почитаема в той мере, в какой мужчина пребывал рабом собственных страхов и потакал собственной беспомощности — ужас побуждал его поклоняться женщине, а вовсе не любовь. И чтобы осуществить себя как личность, ему нужно было прежде всего скинуть ее с престола'. Теперь в созидательной силе, свете, разуме и порядке он признает главенство мужского начала. Рядом с богиней-матерью возникает бог — сын или возлюбленный, — который пока еще ниже ее, но как две капли воды на нее похож и составляет с ней единое целое. Он тоже воплощает плодородное начало: это бык, Минотавр, Нил, удобряющий долины Египта. Он умирает осенью и воскресает весной, после того как неуязвимая, но безутешная супругамать приложит все усилия, чтобы найти и оживить его тело. Эта
1 Разумеется, условие это необходимое, но не достаточное; существуют патрилинейные цивилизации, застывшие на примитивной стадии, есть и такие, развитие которых пошло вспять, как у майя. Между обществами с материнским и отцовским правом нет абсолютной иерархии, но только последние достигли определенного уровня технического и идеологического развития.
пара впервые появляется на Крите, а потом встречается на всем побережье Средиземного моря; в Египте это Исида и Гор, в Финикии — Астарта и Адонис, в Малой Азии — Кибела и Аттис, а в эллинской Греции — Рея и Зевс. Потом Великая Матерь лишается престола. В Египте, где положение женщины продолжает быть исключительно благоприятным, богиня Нут, воплощающая небо, и Исида — плодородная земля, супруга Нила-Осириса — остаются чрезвычайно почитаемыми богинями; но верховным божеством все же становится Ра, бог солнца, света и мужественной энергии, В Вавилоне Иштар теперь всего лишь супруга Бел-Мардука, именно он сотворяет вещи и обеспечивает их гармоничное существование. Бог семитов — мужского пола. Когда Зевс воцаряется на небесах, Гее, Рее и Кибеле приходится отречься от престола, а Деметра остается божеством хоть и могущественным, но второстепенным. У ведических богов есть супруги, но их почитают меньше, чем их мужей. Римский Юпитер не знает себе равных1.
Итак, торжество патриархата не было ни случайностью, ни результатом насильственной революции. С самого возникновения человеческого рода биологические преимущества позволили мужчине утвердиться как единственному полновластному субъекту; от этих преимуществ он никогда не отрекался; частично его существование было отчужденным в Природе и в Женщине; но затем он снова отвоевал его. Обреченная на роль Другого, женщина также была обречена и на то, что могущество ее будет непрочным, — кем бы она ни была, рабыней или идолом, ей никогда не суждено самой избирать свой удел. «Мужчины создают богов, женщины им поклоняются», — сказал Фрэзер. И только мужчины решают, будут ли их божества женского или мужского пола; женщина всегда занимает в обществе то место, которое отводят ей мужчины; ни в какие времена ей не удавалось установить свой закон.
Возможно, правда, что, если бы производительный труд и впредь был по силам женщине, она вместе с мужчиной покоряла бы природу; человеческий род противопоставил себя богам в лице индивидов мужского и женского пола; но женщина не смогла овладеть возможностями, что сулили орудия труда, Энгельс недостаточно полно объяснил суть ее поражения: мало сказать, что изо-
1 Интересно отметить (см.: М. В е g о и е п. — «Journal de Psychologie», année 1934), что в ориньякскую эпоху часто встречаются статуэтки, изображающие женщин с подчеркнутыми половыми признаками: бросаются в глаза полнота этих женщин и преувеличенное внимание к вульве. Кроме того, в пещерах обнаружены и просто грубо нарисованные вульвы. В солютрейскую и магдаленийскую эпохи подобные изображения исчезают. В ориньякскую эпоху мужские статуэтки встречаются редко, а мужской орган не изображается никогда. В магдаленийскую эпоху еще иногда встречаются изображения вульв, но в небольшом количестве, зато обнаружено множество фаллосов.
бретение бронзы и железа коренным образом изменило расстановку производительных сил и что женщина тем самым попала в невыгодное положение; самого по себе этого невыгодного положения недостаточно, чтобы объяснить, почему она попала под гнет мужчины. Пагубным для нее оказалось то обстоятельство, что, не став для работника товарищем по труду, она была исключена из человеческого mitsein; исключение это нельзя обосновать слабостью женщины и низкой производительностью ее труда. Мужчина не признал ее себе подобной потому, что ей чужды были и его труд, и его образ мыслей, что она пребывала во власти тайн жизни; а раз он не принимал ее, раз она сохраняла в его глазах характер Другого, единственное, что мог сделать мужчина, — это стать ее угнетателем. Мужская воля к экспансии и господству превратила женскую слабость в проклятие. Человек захотел максимально использовать новые возможности, предоставляемые новой техникой, — и он прибегнул к подневольной рабочей силе и обратил в рабство себе подобных. Поскольку труд рабов гораздо производительнее труда женщины, она потеряла экономическую роль, которую играла в племени. А в отношениях с рабом хозяин нашел гораздо более радикальное подтверждение своему господству, чем в том смягченном влиянии, которое он оказывал на женщину. Поскольку женщина внушала почтение и страх из-за своей плодовитости, поскольку она была Другой по сравнению с мужчиной, а значит сродни внушающей опасение области Другого, постольку мужчина в некотором роде находился в зависимости от нее, даже когда сама она зависела от него; взаимосвязь хозяин—раб актуально существовала и для нее, и тем самым она избежала рабства. Раб не защищен никаким табу, он всего лишь порабощенный человек, не отличный, а низший — актуализация диалектики его взаимоотношений с хозяином займет целые века; в рамках организованного патриархального общества раб — это всего лишь вьючное животное с человеческим лицом, хозяин ведет себя с ним как тиран; это разжигает в человеке гордыню — и он обращает ее против женщины. Всего, чего он добивается, он добивается за счет нее; чем могущественнее он становится, тем ниже она падает. В частности, став собственником земли1, он требует также и собственности на женщину. Некогда им владела мана и Земля вообще — теперь у него одна душа и вполне конкретные земли; освободившись из-под власти Женщины вообще, он начинает претендовать на обладание конкретной женщиной и собственным потомством. Он хочет, чтобы семейный труд, который он использует для процветания своих полей, был целиком его, а для этого нужно, чтобы работники ему принадлежали, — так он порабощает жену и детей. Ему нужны наследники, в которых продлится его земная жизнь, поскольку он завещает им свои владения, и которые после смерти воздадут ему почести, необходимые для упокоения его души. Установление частной собственности дополняется культом домашних богов, и наследник выполняет одновременно экономическую и мистическую функции. Итак, с того момента, как земледелие перестает быть по сути своей магическим действием, а становится прежде всего созидательным трудом, мужчина обнаруживает в себе порождающую силу; он претендует на своих детей точно так же, как и на свой урожай1, Важнейшей идеологической революцией в первобытные времена был переход от материнской филиации к филиации отцовской — агнации; отныне мать низводится до уровня кормилицы, прислуги, а всю полноту власти получает отец; все права принадлежат ему и передаются через него, Аполлон в «Эвменидах» Эсхила провозглашает эти новые истины: Дитя родит отнюдь не та, что матерью Зовется. Нет, ей лишь вскормить посев дано. Родит отец. А мать, как дар от гостя, плод Хранит, когда вреда не причинит ей бог2.