С. Я. Рубинштейн
Обманы слуха, иллюзии и галлюцинации чаще всего "наблюдаются при психических заболеваниях. Поэтому они изучаются психиатрией. Однако вопрос о формировании галлюцинаторных образов имеет значение и для общей психологии — как часть проблемы формирования образов. И далее вопросы о достоверности показаний одного из органов чувств человека и об условиях возникновения ошибок восприятия приобретают, в аспекте ленинской теории отражения, некоторое философское значение. Таким образом, анализ обманов слуха оказывается как бы на стыке трех наук — психологии, психиатрии и философии.
Основные направления научных поисков были следующими.
Прежде всего и больше всего изучалось, какие именно болезни приводят к тем или иным видам обманов чувств. Таких работ больше всего публикуется и до последнего времени. Эти совершенно необходимые феноменологические описания завершаются обычно дифференциацией и классификацией различных видов обманов
чувств. Затем изучалась локализация патологического процесса в нервной системе. Выявилось, что обманы слуха возникают как при поражении периферических отделов органа слуха, так и при поражении подкорковых образований и корковых центров, в частности височных отделов коры. Обсуждался вопрос о том, какие нервные процессы (возбуждения или торможения) вызывают галлюцинации. Несмотря на обширное исследование Е.А. Попова, выдвинувшего тормозную теорию галлюцинации, вопрос так и остался спорным. Интересны суждения В.К. Кандинского, утверждавшего, что при галлюцинациях наблюдается сочетание двух процессов — возбуждение чувствующих центров и тормозное состояние всей передней коры мозга. Все это — исследования состояния нервной системы галлюцинирующих больных.
Ближе к психологии стоят исследования, направленные на квалификацию психических расстройств больных при галлюцинаторных явлениях. Делались многочисленные попытки квалифицировать их в понятиях функциональной психологии. Обсуждались — и до сих пор остаются спорными версии о том, являются ли обманы слуха расстройствами восприятия или ошибками суждений, патологией памяти или воображения. Одна из наиболее древних, но господствующих до сих пор теорий гласит, что галлюцинаторные образы возникают вследствие интенсификации представлений. Согласно этой теории, представления как образы воспоминания являются более слабыми раздражителями, чем реальные объекты. Благодаря парадоксальной фазе, возникающей в коре головного мозга, они производят действия более сильные, чем восприятия реальных предметов, и становятся галлюцинациями.
Разумеется, представления участвуют в построении всякого образа, как правильного, так и неправильного. Но вряд ли можно рассматривать представления как раздражители, конкурирующие по силе с реальными объектами восприятия. Подлежит объяснению само возникновение тех или иных представлений. Ведь не хранятся же все они в сознании, или, по мнению Е.А. Попова, в подсознательном, как вещи на складе, ожидая своего часа, чтобы усилиться и превратиться в галлюцинации. Клинические наблюдения показывают, правда, что просоночные состояния (в частности, в вечерние часы перед засыпанием) способствуют выявлению галлюцинации, как впрочем и любой патологии. Но объяснить парадоксальной фазой само возникновение представлений и их превращение в галлюцинации трудно. Теория интенсификации представлений не объясняет механизма возникновения галлюцинаторных образов. Между тем она преподносится в учебниках психиатрии вплоть до 1968 г.
Исследовались также проявления эйдетизма и удлинение последовательных образов у галлюцинирующих больных. К тому же ряду исканий следует отнести очень важные исследования порогов слуховой чувствительности галлюцинирующих больных (М.С. Лебединский, В.Б. Азбукина, Н.Р. Баскина и Е.Ф. Бажин). Данные их пока противоречивы, но интересны и тоже характеризуют особенности психики больных, страдающих галлюцинациями.
Таким образом, изучались феноменология обманов слуха, вопросы их локализации и патофизиологии, а также различные виды патологии психики больных, страдавших галлюцинациями. Но почти не была предметом исследования деятельность людей в то время, когда у них возникают обманы слуха. Именно это и стало предметом данной работы, начатой в 1951 г. Была поставлена задача выяснить роль деятельности больных, конкретнее, деятельности прислушивания в механизме формирования галлюцинаторных образов. Для построения гипотезы были использованы еще некоторые факты, а именно следующие. Прежде всего описания галлюцинаций у здоровых людей. Так, были известны сделанные немецкими авторами описания галлюцинаций слуха у заключенных в одиночные камеры. Описывались также галлюцинации у военнослужащих при затянувшихся пребываниях на посту, во фронтовой обстановке. В последнее время число таких описаний увеличивается. Даже на XIX конгрессе психологов в Лондоне докладывали о галлюцинациях у людей, работающих под водой. Во-вторых, данные физиологов — главным образом Г.В. Гершуни, А.Т. Пшонника, С.Л. Левина, Ф.Т. Майорова — о патогенной роли слабых раздражителей. Особенно важны не столько субсенсорные раздражители, сколько слабые или слабеющие, ослабляющиеся.
Эти данные, а также некоторые эксперименты Б.М. Бехтерева, С.П. Рончевского, А.М. Халецкого позволили сформулировать следующую гипотезу. В патогенезе, то есть в механизме развития галлюцинаторных слуховых образов, или иначе обманов слуха, существенную роль играет тревожное прислушивание людей к звукам, особенно к плохо различимым.
В соответствии с гипотезой была разработана экспериментальная методика исследования. Под предлогом проверки слуха испытуемым предлагалось прислушиваться к тому, что будет слышно в комнате, определить и сказать, что именно слышно. И инструкция, и редкие реплики экспериментатора произносились очень тихо, и это, как правило, "заражало" испытуемых: они тоже сообщали о том, что слышно, тихим голосом. Звуки воспроизводились с помощью магнитофона, смонтированного так, что в комнате стоял только репродуктор, а сам магнитофон в другом помещении. Полной звуковой изоляции экспериментальной комнаты достигнуть не удалось, поэтому опыты производились только зимой и только рано утром, пока в помещении было тихо. Если помехи все же возникали, они отмечались, разумеется, в протоколе. Звуки были записаны в студии звукозаписи на одинаковом уровне громкости (15 деци-белл). На первой половине ленты были записаны однотонные, длящиеся на протяжении 55 секунд, с перерывом в 5 секунд, звуки (перелистывание страниц книги, булькание воды, тикание часов, шум дождя, трение металлических пластинок, дыхание человека, морской прибой и т.д.). На второй части ленты были иные предметные звуки: кашель, стук в дверь, бой часов, шаги, всплеск воды, свист, всхлипывание и др. Они звучали коротко, на фоне тишины, аритмично во времени. Опыт продолжался 25 минут. Все звуки воспроизводились очень тихо, на пределе различения, и длительное напряженное прислушивание создавало функциональную перегрузку слухового анализатора. В этом существенная особенность методики. Она давала возможность: 1) оценить, насколько хорошо (т.е. быстро и правильно) испытуемый распознает звуки по их предметному источнику и 2) проследить, как влияет на качество слуховых восприятии и на психическое состояние испытуемого напряженное прислушивание.
Данное сообщение содержит обработанный материал только четырех групп, всего 175 испытуемых, т.е. части всего материала.
| Здоровые | Реактивные состояния, в том числе истерические, галлюцинаторно-панароидные, депрессивные | Больные шизофренией с синдромом вербального галлюциноза | Перенесшие алкогольные психозы |
| 25 | 56 | 48 | 46 |
Результаты исследования
Первая группа — здоровые. Во время исследования здоровых испытуемых обманов слуха не возникало. Так же обстояло дело при исследовании здоровых студентов аналогичной методикой, проведенном И.Л. Баскаковой.
В процессе узнавания предметного источника звуков наблюдалась обычно смена гипотез — большей частью две или три разные гипотезы по поводу одного звука с окончательным приближенно-правильным узнаванием. В этих гипотезах очень отчетливо отражался личный трудовой и житейский опыт каждого испытуемого.
Так, например, звук трения алюминиевых бобин — звон — был воспринят разными испытуемыми так: 1) "Шум... шумит... как это объяснить... как будто где-то работает станок... я училась на токаря... нет, это шлифовка... это звенит что-то"; 2) "Что-то как будто кипит такое... чайник или самовар... так делает: з-з-з-з... звенит как будто"; 3) "А это с бубенцами... кто-то едет венчаться, из церкви везут... звенит так"; 4) "Жесть какая-то... колеблется жесть и звенит".
Во время звука грохота (записано перекатывание деревянного шарика по столу) молодая женщина рассказывает: "Как будто концертный зал наполняется публикой, хлопают кресла, шаркают ногами люди... нет, не так, это что-нибудь столярное работают, грохочет что-то". В звуке, похожем на сирену, сельский житель может узнать рев коровы, но потом исправляет себя и говорит: "сирена".
После первых ошибочных или неточных гипотез здоровые испытуемые, как правило, переходили к более или менее обобщенным: могли сказать "вода капает" или определить более точно — "дождь идет". Оба ответа считались правильными. Некоторые, в соответствии с общеизвестными типами восприятия, определяли звук скупо и обобщенно, другие слегка фантазировали по поводу слышанного.
В психологии имеется большое количество исследований, посвященных процессу формирования зрительных образов в норме и патологии. Частичное их обобщение содержится в монографии М.С. Шехтера, в исследованиях В.П. Зинченко, Д.А. Ошанина, диссертациях Е.И. Богданова, В.И. Волкова. Есть данные о формировании слухового образа слова (А.Р. Лурия, Э.С. Беин, Р.Г. Левин), звуков речи (исследования А.Н. Леонтьева, О.В. Овчинниковой, Ю.В. Гиппенрейтер, В.П. Критской), но мало изучено формирование предметных слуховых образов. Между тем в практической трудовой деятельности ориентировка человека в предметном источнике звуков играет существенную роль. По звукам человек узнает о присутствии и действиях других людей, в труде распознает неисправность машины; врач, выслушивая больного, оценивает состояние здоровья его органов и т.п.