Раннее детство Императоров. Екатерина Великая (стр. 1 из 2)

Кравцова М. В.

"Никогда не называть слабости пороками, не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, никому не думать, что он весь свет исправить может".

"Кто только видит пороки, не имев любви, тот неспособен подавать наставления другому".

Екатерина Великая

"...Кто не имеет ни добродетели, ни учтивости, ни поведения доброго, ни знания людей и вещей, тот не будет никогда в людях человек, достойный почтения.

...Не делай другому, чего не хочешь, чтобы тебе сделано было.

Страхом научить нельзя, ибо в душу, страхом занятую, не более вложить можно учения, как на дрожащей бумаге написать..."

Эти наставления взяты из инструкции Императрицы Екатерины Второй, собственноручно составленной ею для воспитания внуков, Великих Князей Александра и Константина Павловичей.

Вряд ли Государыня Екатерина Алексеевна, думая об основах воспитания юных царевичей, не обращалась мыслью к собственному детству. Будучи уже признанной всем миром выдающейся государственной женой, умудренная Императрица писала записки, вспоминала детские годы, оценивала многое из того, что происходило с ней в раннем возрасте, уже с позиций жизненного опыта.

Вспомним для начала немного о том, каковыми оказались плоды этого воспитания. Вспомним, что за человек, явившийся из-за границы на Святую Русь, правил ею на протяжении долгих лет с пользой и славой.

Екатерина Вторая – личность уникальная. Прежде всего, тем что, будучи истинной европейской принцессой по воспитанию – в отличие от своих предшественниц, Государынь Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, она сумела оценить Россию и верно определить на тот исторический момент ее место в мире, не смущаясь дерзновенностью своих замыслов. Случилось так потому, что Екатерина искреннее полюбила свое новое Отечество.

В опровержение до сих пор распространенной небылицы надо сказать, что бывшей немецкой принцессе удалось изучить русский язык в совершенстве. Впоследствии она изучила и церковнославянский – впредь до того, что делала переводы житий русских святых из монастырских книг на современный ей русский язык. В этом, конечно, Императрице помогло то, что с раннего детства обширный и гибкий ум юной принцессы постоянно развивался. Этот ум привыкал трудиться. В четыре года маленькую принцессу Софию-Августу-Фредерику учили читать. Впрочем, мы не советовали бы современным родителям брать пример с воспитателей будущей Екатерины Второй. Ранее приобщение к начальному образованию далеко не всегда и не всем идет на пользу. Однако не будем забывать, что в восемнадцатом веке люди взрослели намного раньше, чем в наши дни, раньше начинали взрослую жизнь. В семь лет девочка-принцесса уже считалась взрослой. Она должна была оставить игрушки, должна была уже хорошо осознавать свое положение в обществе. Родители начинали думать о будущей партии для нее. Стало быть – к тому времени то, что можно было бы в данном случае назвать начальным образованием, уже должно было быть завершено.

Рано привилась в душе будущей Царицы и религиозность. В отличие, опять же, от распространенных мифов, Екатерина никогда не была вольнодумицей. Верно лишь то, что она не выносила ханжества и фанатизма. Дело в том, что религиозное воспитание заставило ее отвратиться от сухой догматики – когда юная принцесса подросла, ее наставник в вере, лютеранский пастор, принимался грозить бойкому и смышленому ребенку розгами за то, что в юной головке рождалось множество вопросов, а иногда и несогласий с лютеранской доктриной. Но важным было другое – первые религиозные впечатления. А они впитывались в душу девочки с пеленок.

Из письма Екатерины Второй к барону Гримму мы узнаем, что будущая великая Императрица, родившаяся в маленьком городе Штеттине в семье герцога Ангальт-Цербстского, жила в замке своих родителей в угловой его части и занимала наверху три комнаты – возле домашней церкви. Колокольня была возле спальни Софии-Августы-Фредерики, которую звали просто Фикхен, и раннее детство малышки проходило под колокольный звон. Вряд ли Екатерина, очень немного написав в упоминаемом письме своему другу Гримму о детских впечатлениях, вспомнила бы про эту деталь, будь она для нее маловажной.

Веру в Господа Иисуса Христа Екатерина пронесла через всю жизнь. Но, не сумев стать строгой лютеранкой, она решила попробовать найти себя в православии. Приняла его будущая Государыня в возрасте пятнадцати лет в России, куда приехала по воле Императрицы Елизаветы Петровны в качестве невесты Наследника Российского престола. Из воспоминаний современников ясно, что это был шаг осознанный. Девушка серьезно подошла к перемене вероисповедания – это следует хотя бы из того, что она не сделала это легко и не задумываясь, но размышляла, сомневалась, много говорила со священниками. И наконец-то сделала выбор.

О том, что этот выбор был ее собственный, можно предположить еще и потому, что с раннего детства Екатерина, о чем она сама вспоминает в своих записках, обладала поразительным упрямством. Впоследствии оно переродилось в хорошее качество – Екатерина привыкла составлять собственное мнение касательно любого вопроса. Но сама же она считала, что упрямство ей привили в возрасте до двух лет, когда первая пестунья, госпожа фон-Гогендорф, не могла научиться с ней сладить – девочка ничего не хотела делать до тех пор, пока ей не приказывали строго, по меньшей мере, три раза. Это упрямство наблюдалось в ней и в последующие годы. Впоследствии, конечно, Екатерина научилась разбираться, в чем следует проявить упорство, а в чем – уступить. Она вникала во все тонкости государственного управления, но всегда прислушивалась к мнению находящихся рядом государственных мужей. Эта Царица вообще отличалась редким качеством – умением слушать других.

Однако это замечательное качество могло бы в ней и не развиться. Маленькая принцесса Фикхен с самого начала познала воспитание и кнутом, и пряником. Вернее, кнут заменяли колотушки, которых не стеснялась мать Фикхен, молодая герцогиня Ангальт-Цербстская.

В упомянутом нами письме к Гримму Екатерина вспоминает, что герцогиня занимала комнаты в другом конце замка, и по три раза в день девочка, подпрыгивая, ходила показаться матери. "Впрочем, не вижу в том ничего занимательного", - тут же оговаривается Екатерина, прерывая воспоминания о детстве. По всему следует, что воспоминания о матери не были особо радостными для нее. "Меня едва терпели, - писала Екатерина в "Мемуарах", - очень часто сердито и даже зло отчитывали, причем не всегда заслуженно". "Отца своего я видела редко, и он почитал меня за ангела; мать же мало занималась мною".

Фикхен была первым ребенком у четы герцогов Ангальт-Цербстских – дочь вместо горячо ожидаемого сына. Герцогиня была еще слишком молода, кроме того, капризна, легкомысленна и самолюбива – материнские чувства по отношению к старшей дочери в душе ее не пробудились. Когда София-Августа-Фредерика подросла, мать убедилась в том, что ее первенец – просто невозможный ребенок. Девочка была, как уже отмечалось ранее, упряма, своевольна, при том же очень бойка, непоседлива, в ней рано начали проявляться мальчишеские замашки. К тому же Фикхен была, по мнению матери, безнадежно некрасива. Все вместе это, похоже, ни коим образом не соответствовало представлению герцогини об идеальной принцессе.

Такую принцессу, по всей видимости, и собиралась сделать из Софии-Августы-Фредерики француженка Мадлен Кардель, на попечение которой девочка перешла еще в возрасте двух лет. Впрочем, Мадлен не интересовало, кем станет ребенок в действительности. Ей было важно лишь то, чтобы Фикхен выглядела перед герцогиней так, как та того желает. По словам Екатерины, эта гувернантка была "вкрадчивого характера, но считалась немного фальшивой". "Она очень заботилась о том, чтобы я, да и она тоже, являлась перед отцом и матерью такою, какой могла бы им нравиться. Следствием этого было то, что я стала слишком скрытной для своего возраста".

Впрочем, вынужденная скрытность в столь юном возрасте не привилась настолько уж серьезно в веселом, резвом, непосредственном от природы ребенке, чтобы торжествовать всегда. Известен случай, когда перед самим королем Пруссии Фридрихом I будущая Екатерина, нисколько не смущаясь, высказала простодушное замечание о том, что у короля слишком короткий камзол. На что король заявил, что девочка невоспитанна. Было ей тогда четыре года. Мать-герцогиня пришла в ужас.

Фикхен надлежало "воспитывать", то есть возбуждать в ней тщеславие, позерство, лицемерие. При этом после материнского "кнута" девочка получала весьма большой пряник – Мадлен Кардель не скупилась на лесть и притворство перед маленькой куколкой, кем, по видимости, считала Фикхен. Девочку рано, еще до четырех лет, начали учить читать – Мадлен Кардель было все равно, каким образом добиться результата. В качестве стимула применялись сладости, которые маленькая принцесса очень любила, но которые, как знает любой родитель, в большом количестве вредны ребенку. В итоге у Фикхен оказались испорчены зубы. Однако хуже то, что мог бы оказаться навсегда испорчен характер, несмотря на богатство и одаренность натуры.

Но тут случилось счастливое событие – Маден Кардель вышла замуж, и воспитание Софии-Августы-Фредерики поручили ее сестре, Елизавете. Фикхен звала ее Бабет. Бабет была "образцом добродетели и благоразумия", "имела возвышенную от природы душу, развитой ум, превосходное сердце; она была терпелива, кротка, весела, справедлива, постоянна и на самом деле такова, что было бы желательно, чтобы могли всегда найти подобную при всех детях". Бабет "почти все знала, ничему не учившись; знала, как свои пять пальцев, все комедии и трагедии и была очень забавна".

Все эти восторженные отзывы о французской гувернантке принадлежат самой Екатерине Второй. Чем же Бабет сумела так покорить сердце своей своенравной воспитанницы? Ведь ее подход к девочке был совсем иным, чем у сестры. В первую очередь Елизавета Кардель, будучи доброй и отзывчивой женщиной, умела в нужную минуту проявить разумную строгость, выдержку, терпение, умение не потакать прихотям избалованного ребенка.