Дистанция власти. Это измерение отражает значимость власти и природу ее проявления. В культурах со значительной дистанцией власти терапевта и клиента разделяет широкая пропасть: терапевт знает и направляет, а клиент следует, с благодарностью или возмущением, повинуясь или бунтуя. Наоборот, в культурах с низкой дистанцией власти имеется широкое поле для сотрудничества, эгалитарной (равноправной) терапии. Но в тех случаях, когда показана фокусированная, направленная терапия (это важно и при ПТСР), эгалитарная терапия может привести к неудаче. Ролевая дифференциация и социальная дистанция в культурах противоположного типа могут быть условием развития интенсивных эмпатичных взаимоотношений, что может обеспечивать быстрый успех при терапии ПТСР.
Избегание неопределенности может препятствовать инновациям, но диктовать уважение к науке, фактам, уверенности и четкости. Культовые терапевтические движения, непроверенные и неподтвержденные методы будут отметаться в культуре, в которой высоко стремление избежать неопределенности. Здесь предпочтение отдается биологии, а не психологии, поведенческим методам, а не эмпирической и психоделической терапии. И, наоборот, в культурах с низким избеганием неопределенности будут процветать различные методы самопомощи.
Маскулинность/феминность. Феминность связана с заботой, а маскулинность - с совладанием, и эти две модальности необходимо учитывать при терапевтических вмешательствах в той или иной культуре. В маскулинных культурах можно ожидать нацеленности на восстановление продуктивности и эффективности, тогда как феминные культуры будут направлены на внутренний мир и ориентированы на переживание удовлетворения по отношению к себе и другим, на достижение счастья. Роль психолога в маскулинных культурах - однозначно отцовская, а взаимодействие 'психолог/клиент' в феминных культурах имеет материнские качества (Draguns, 1996).
Миграция как переживание депривации и изоляции
В комплексе проблем, характерных для мигрантов, важное место занимают психологические последствия депривации и изоляции.
Термин 'депривация' вошел в психологию благодаря английскому психоаналитику Джону Боулби, который считал, что результатами неудовлетворенных в раннем детстве потребностей в материнской любви и заботе становятся задержки в эмоциональном, физическом и интеллектуальном развитии ребенка. В социологии и социальной психологии этот термин стал использоваться в сравнительных исследованиях различных социальных слоев общества. В современной науке можно выделить два аспекта исслдования социальной депривации, которые представляются очень важными для понимания психологических проблем вынужденных мигрантов. Первый связан непосредственно с понятием социальной изоляции как важной характеристики депривации. В этом случае социальная депривация определяется как недостаточность контактов с окружающей средой, влияющая на психическое состояние человека и определяющая нарушение уже сложившихся механизмов социальной адаптации, которые могут привести к депрессии, тяжелым неврозам и психозам. Чем выше их изоляция в новой социокультурной среде, тем более серьезными и менее поддающимися коррекции становятся их психические расстройства. Например, есть данные, что количество психиатрических диагнозов растет в зависимости от длительности и характера изоляции мигрантов (Furnham, Bochner, 1986).
Второй аспект отражен в широко известной в социальных науках теории относительной депривации Т.Гурра. Ее суть состоит в придании решающего значения проблеме реализации базовых потребностей человека и значимости субъективного восприятия расхождений между ценностными ожиданиями и нереализованными возможностями, между ожидаемым удовлетворением потребностей и действительным их удовлетворением (Gurr, 1993). Эмпирические исследования показывают, что для вынужденных мигрантов характерна высокая степень фрустрации как базовых потребностей, так и потребностей более высокого уровня, а также высокая степень расхождения между ожиданиями и реальной ситуацией.
Степень депривации и изоляции, которую пкреживают мигранты, в большей степени зависит от социальных параметров принимающего общества. В изучении их взаимосвязи со стратегиями адаптации мигрантов западными учеными накоплен значительный опыт. Уже упоминалось, что на успешность интеграции мигрантов существенно влияет сама миграционная политика принимающей страны.
Показано, что не только стратегии адаптации, но и состояние психического здоровья мигрантов зависит от политики, проводимой в отношении иммиграции.
Фернхем и Бочнер выделили еще два важных параметра принимающего общества, облегчающих или затрудняющих адаптацию мигрантов (Furnham, Bochner, 1986). Это - культурная дистанция и отчетливость различительных признаков (раса, культура, язык, религия) между принимающим обществом и культурами мигрировавших этнических групп, степень внутренней гомогенности принимающего общества. Считается, что в культурно и этнически однородных обществах, например в странах типа Японии, которые состоят из людей, имеющих преимущественно одинаковую этническую идентичность, больше препятствий для мигрантов на пути адаптаци. В поликультурных странах, таких как, например, США, в которых этническая мозаичность общества - его важная характеристика, и где у людей развивается высокая чувствительность к их собственной и чужой культурной принадлежности, адаптация мигрантов проходит менее болезненно.
Исследования взаимоотношений между мигрантами и местным населением выявили еще ряд аспектов, проливающих свет на проблему адаптации. Среди линий анализа наиболее актуальны следующие: ролевая и статусная структуры в контексте сценария 'хозяева и гости', нацеленность на постоянное или, наоборот, временное взаимодействие; диффузное или компактное расселение мигрантов; численное соотношение меньшинств и большинства; степень включенности в общество (участник или наблюдатель) и наличие социальной ниши для мигрантов; степень распространенности мигрантофобии.
Оказываясь в новой социокультурной среде, в процессе взаимодействия с принимающим населением мигранты всегда испытывают затруднения, обусловленные различиями в традициях, обычаях, установках, поведении, ценностных ориентациях, сформировавшихся в разных условиях. У местного населения непохожесть мигрантов вызывает непонимание и раздражение, приводя к возникновению взаимной нетерпимости и конфликтам. Всплеск миграционных процессов в последние годы в России способствовал тому, что в обществе распространилось новое негативное социальное явление, особая разновидность ксенофобии - мигрантофобия. Неприятие со стороны принимающего населения приводит к возникновению у беженцев и вынужденных переселенцев изоляционистских установок и ориентации на 'своих'. Объединение мигрантов в группы зачастую ускоряет и усиливает процесс их превращения в устойчивый объект негативных социальных установок.
Как показывают исследования и практика, проблемы во взаимоотношениях с местным населением возникают как у русских мигрантов, приезжающих в Россию из различных точек бывшего СССР, так и у беженцев из стран дальнего зарубежья, не знающих русского языка и русской культуры.
Известно, что в Москве беженцы из стран Центральной Азии и Африки, отличающиеся по внешнему виду от местного населения, являются постоянным объектом негативных высказываний и агрессивных действий. Межкультурное взаимодействие осложняется тем, что беженцы из дальнего зарубежья в большинстве своем находятся в полной социальной изоляции от местного населения. Имеющиеся контакты кратковременны и носят эпизодический характер, зачастую они ограничены общением с правоохранительными органами, представителями общественных организаций и покупателями на рынках, где беженцы подрабатывют. Только единицы имеют друзей и близких знакомых среди местного населения (как правило, те, кто прежде учился в Советском Союзе). Поэтому иностранные мигранты, даже после многих лет пребывания в России, практически не знают русского языка, не имеют представления о местных обычаях и традициях, не знакомы с правилами поведения, принятыми в стране пребывания. Продолжая следовать нормам собственной культуры, афганцы и африканцы вызывают непонимание и неприязнь у местного населения.
Исследования показали, что психологические проблемы, обусловленные депривацией и изоляцией, в большей степени характерны для мигрантов, проживающих в компактных поселениях. Помощь беженцам, живущим компактно в центрах временного размещения, всегда связана с решением специфических проблем, и вопрос о том, насколько оправдано такое расселение, не имеет однозначного ответа. Поселение беженцев и лиц, ищущих убежища, компактным способом, бесспорно, имеет на первых порах ряд преимуществ для людей, оказавшихся в чужой стране, без средств к существованию, крыши над головой, без знания языка и культуры. Однако компактное расселение беженцев, несомненно, облегчающее их жизнь в первый период пребывания в чужой стране, в дальнейшем может привести к развитию целого ряда негативных последствий как для общины в целом, так и для отдельно взятой личности. Скопление в одном месте множество страданий, неустроенных и обделенных, приводит к так называемому 'эффекту гетто' (Бурье, 1993). Он выражается в деградации личности, ухудшении взаимоотношений между людьми, росте иждевенческих настроений. Перекладывание на других чувства ответственности за свою жизнь и жизнь семьи приводит к тому, что у беженцев из центров временного размещения возникает эффект 'выученной беспомощности', вызываемый пассивностью поведения, потерей личного контроля над ситуацией. В любом случае, даже несмотря на негативные психологические последствия, временное размещение беженцев в специальных центрах может быть оправдано уже тем, что оказывается единственной возможностью дать людям крышу над головой и позволяет им выжить физически. Но для того, чтобы человек выжил как личность, необходимы специальные действия помогающих организаций, которые бы стимулировали силу собственного 'Я' человека: поощрение активности беженцев, их участия в принятии решений, возможности влиять на жизненные события.