Любопытный характерный спор!
До реформационной эпохи наше образование было строго государственным, и все учебные заведения готовили служилых людей государству и различных техников. Каждому заведению назначалась какая-либо специальная государственная задача, а семье — самая основная — приучение к повиновению властям, откуда и получался идеал семейного воспитания, чтобы малютка был, выражаясь словами св. отца Михайловского, "угостителен и услужлив" 7. А если бы малютка этих свойств не обнаружил, так как "своеволие, можно сказать, прирождено детям", тогда нужно поставить вопрос "о переломе воли заблуждающейся", о том, чтобы "взять дитя в свои руки" 8, т. е. в ежовые рукавицы.
С рассматриваемой точки зрения особенно поучительны два сочинения, появившиеся в 50-х годах прошлого столетия: "Основные законы воспитания" (вкратце изложил для семейства и школы Н. А. Миллер-Красовский. СПб., 1859) и "Наука жизни, или Как молодому человеку жить на свете" Ефима Дыммана (1859).
Миллер-Красовский справедливо замечает, что воспитание по цели и по содержанию может служить зеркалом истории каждого народа. Любопытно поэтому русскому педагогу посмотреться в зеркало Миллера, т. е. заглянуть в его "Основные законы воспитания". "И мы говорим: воспитывайте естественно, да только в той мере, как оно согласно с законами Св. Церкви и отечества. Дисциплина налагается на нас свыше, и потому уже верующий человек не рассуждает, почему оно так, а не иначе. А если он сумеет заглянуть в человеческое сердце, так он решительно там найдет много такого вредного и лишнего, что искоренимо одною сторогою дисциплиною" (С. 26). Уже приведенные слова много значат, показывают, в каком тоне будут вестись дальнейшие рассуждения. И ожидания сбываются сполна: самоограничение и самоотвержение признаются главнейшими деятелями в воспитании, потому что они вырабатывают в молодой душе способность подчиняться; способность же подчиняться чрезвычайно важна, потому что "воспитание и образование по форме и содержанию не что другое, как одно повиновение" (С. 69). Повиноваться дети должны беспрекословно, без всяких рассуждений и объяснений, почему нужно делать то, а не другое. Разъяснение причин приказания есть то же, что и освобождение от всякого повиновения, потому убежденное дитя, понявшее необходимость приказания, уже более не слушается родителей, а слушается причины и резонов, "оно покорилось собственной самоугодной силе сознания". Поэтому здравое воспитание должно "не допустить резонов у детей. Оно непременно установит для всех воспитываемых, без разбора возраста и сословия, разумное правило: "не рассуждай, а исполняй". Повинуясь, дети учатся любить" (но не наоборот) (С. 27).
Вот каковы были педагогические убеждения Миллера-Красовского. Основная ось всей педагогии — повиновение, без него педагог прямо ложись в гроб и умирай. Даже любовь есть следствие повиновения. Очевидно, Миллер — педагог ветхозаветного склада, не особенно далеко ушедший от наставлений Иисуса, сына Сирахова, вообще, а в частности — о взглядах на наказания, потому что он нисколько не стеснялся заявлять, что наша главная задача единственно состоит в том, чтобы "предавать смерти молодую грешную волю, а не давать ей на досуге, во время длящегося наказания, укрепляться" (последние слова значили, что порке, требующей траты времени, нужно предпочитать быстрое, моментальное воздействие воспитания — пощечину).
В 1859 году некто Ефим Дымман издал любопытную книгу для назидания русского юношества под заглавием "Наука жизни". Свою "Науку" автор основал на трех своеобразных началах: угождении, смиренности и труде. Он внушал молодежи, что не только иначе невозможно, но по самой строгой справедливости нельзя не уважать того, у кого много средств к жизни, потому что если он сам приобрел этих свидетелей ума, то нет сомнения, что он человек умный, а умных людей нужно уважать. Если же средства к жизни он получил по наследству, то из уважения к его умному деду и прадеду, равно как и к самим средствам, находящимся в его распоряжении, нельзя не уважать его. Угождение есть божественный дар, небесный отвод всех неудач и препятствий. Угождать нужно всем и каждому, с кем имеешь дело и с кем, может быть, более не встретишься, — своему слуге, мужику, в том святом убеждении, что в каждом человеке, каков бы он ни был, лучше припасти для себя доброе расположение, чем ненависть. Врагам своим нужно угождать вдвое, чтобы превратить их в друзей. Каждому юноше мудрый автор советует завести книгу, в которую вписывать по алфавиту имена и отчества всех начальников, товарищей и знакомых, чтобы, перечитывая их время от времени, можно было каждого называть по имени и отчеству, что будет учтиво и внимательно, и чрезвычайно приятно тем, кого будут так величать. В свое время об общественном значении этой книги Добролюбов заметил: "Этой цели (коренному изменению ложных общественных отношений) могут способствовать и творения, подобные книге г. Ефима Дыммана: серьезно и добродушно, в систематическом порядке, с убеждением и даже пафосом излагают они кодекс отвратительной морали, при которой одной только и возможен житейский успех в современном обществе".
Но в тех же самых книгах, в которых так ясны еще следы старых понятий, так живы идеалы минувшего времени, нередко встречаются идеи совсем другого характера — идеи, навязанные Западом, более или менее научного свойства.
Так, например, отец Владиславлев восстает против телесных наказаний и называет их преступными. Если глава семьи — отец представляет собою образ Христа, если жена отображает в себе церковь Христову, а дети суть чада церкви, то как можно согласить с этими понятиями побои детей? Телесные наказания обличают недостаток в родителях нравственной силы. Из семейных взысканий допускаются следующие: возбуждение чувств раскаяния, выражение неудовольствия и гнева со стороны родителей, удаление детей с глаз родителей и, наконец, самое тяжкое — лишение родительского благословения. Неудобны и награды. Задача христианской педагогии состоит в том, чтобы приучить ребенка стремиться к истинно доброй и полезной деятельности не ради внешних корыстолюбивых и честолюбивых побуждений, а ради самого добра. В той же книге встречаются замечания о необходимости гигиеничности всей воспитательной обстановки, о свободе, простоте и естественности как весьма важных условиях правильного образования и другие подобные же здравые мысли 9. Даже у отца Михайловского можно найти совершенно правильные замечания, например, о важности нянь, их главнейших свойствах и о некоторых других предметах.
Усвоение и распространение подобных идей нужно поставить в прямую заслугу упомянутым авторам, так как усвоение новых идей западной педагогии шло туго. Например, "Педагогический журнал" просуществовал всего два года и перестал издаваться вследствие полного равнодушия педагогов к такому изданию, да и к идеям, излагавшимся в журнале. А журнал был хороший, обстоятельно знакомил с западной педагогией. Педагогические журналы, появившиеся в 50-х годах, существовали также недолго, и отношение педагогов к идеям, которые проповедовались в журналах, было не всегда благоприятным. Так, один из педагогических журналов 50-х годов — "Журнал для воспитания" проповедовал такие новые истины: способ преподавания должен быть приспособлен к индивидуальности учащегося; не сообщение той или иной суммы сведений есть главное в преподавании, а вообще умственное и нравственное развитие ученика, укрепление и усовершенствование его способностей; в учении необходимо предоставить ученику как можно более свободы и самостоятельности, чтобы он привыкал сам наблюдать и мыслить, потому что всякая сила развивается только от упражнения, а от бездействия глохнет; механическое заучивание уроков по книжке никуда не годится, потому что убивает мыслительные силы учащегося, приучая его относиться к предмету пассивно и лишая его случая попытать собственные силы; одно теоретическое учение без практики малополезно, как и практика без теории, а потому всякое сведение немедленно должно прилагаться к практике и т. п. "Вообразите себе удивление наших педагогов, — говорит педагогический обозреватель "Учителя" (1864, ноябрь), — когда они услышали все эти диковинные вещи! Они сначала ушам своим не верили (мы были свидетелями многих случаев, подтверждающих эти слова); иные сомнительно покачивали головами и, думая, что все, что ни пишется в "Журнале для воспитания", принадлежит самому редактору, спрашивали друг друга: "Да уж он не того ли?" — и при этом многозначительно указывали себе на лоб. Как бы то ни было, однако ж эти неслыханные вещи, вычитанные нашими педагогами из "Журнала для воспитания", возбудили в их головах непривычный для них процесс мышления. Мало-помалу они стали смекать, что и действительно оно как будто бы лучше делать так, как советует "Журнал для воспитания", новые воззрения готовы были перейти в действительность, приложиться к делу!..."