"С первых шагов они начинают ребенка стращать "грозным, мстительным" Богом, превращая таким образом имя Божие в орудие авторитарного воспитания. Как часто в храме можно слышать от старушек обращенные к резвым детишкам угрозы: "Вот Он – Бог (показывают на икону), вот Он сердится... Он тебе ужо!" Конечно, малыш должен приучаться к мысли, что любой дурной поступок есть грех, который должен быть раскаян, но не лучше ли при этом постараться разъяснить ребенку суть Отцовско-сыновних отношений Творца и Его созданий, дать понять, что плохими поступками мы не просто прогневляем, а безконечно огорчаем всемилостивого Создателя? А иначе от подобного воспитания он, повзрослев, может легко убежать к сектантам, которые будут сладко петь ему под гитару о том, как Иисус нас любит". (В. Зоберн, М. Кравцова, "Здоровье ребенка", изд-во "Русская миссия", 2000).
"Душа дитяти обращена к Богу, но... взрослые прячут того Бога, который так нужен нежной душе".
Какое представление о Боге вселяют в нее? С какими свойствами знакомят?.. Строгим хозяином над всем и всеми рисуют Его детям. Страх перед Ним воспитывают прежде всего: "Бог накажет". И ребенок глубоко в это верит: ведь Бог все может, а Он – строгий...
"Не дай Бог – ушибешься; не дай Бог – захвораешь"... И, бывает, действительно – ушибся, захворал. Значит, Бог дает всевозможные бедствия, болезни, ушибы, различные наказания – это лет с трех детям внушают. И перед этим грозным далеким Владыкой трепещет детская душа...
И тяжелая драма зарождается порою в детской душе – тоска по Боге Кротком, Любящем, Близком... И поселяется первое разочарование, первая, пожалуй, безысходная грусть. И дальше, в зрелом возрасте – речи о "мрачном христианстве". Богочеловека боятся показать детям. Приблизьте ребенка ко Христу – и начинаются страхи каких-то соблазнов, кощунства. Это – вечное опасение со стороны особых ревнителей страха перед Богом: ребенок вдруг вздумает молиться за нежно любимого котеночка, за птичку с больным крылом, чтоб она полетела; ребенку хочется думать, что Христос радуется, как расцвел его любимый цветок, как удался первый рисунок. А в минуту горькой обиды 3 - 4-летний христианин вдруг в слезах бросит угрозу какой-нибудь строгой старой бабушке, что он расскажет все Христу, что Христос его знает и поверит, что он не виноват.
Все это наводит ужас, а мне кажется, что именно это – трогательные проявления истинно христианской близости ко Христу, которой можно только радоваться. А дело взрослых тут осторожно, бережно направлять по настоящему пути, но никак не отпугивать" (Ольга Прохаско, "Приведите ребенка ко Христу", 1914).
Невозможно не согласиться с этими рассуждениями, и, исходя из вышесказанного, можно сделать вывод, что, рассказывая маленьким детям о Боге, необходимо сформировать в их сознании Его образ именно как Образ Христа, Самого Господа и в то же время – близкого каждой душе Человека. У той же Ольги Прохаско можно прочитать, как она огорчилась, когда на ее вопрос: "Это Бог?" (девочка указывала на икону Спасителя) - ответили: "Нет, это Сын Божий". Сознание ребенка не восприняло тогда Сына Божия как Создателя и Творца, и своего Защитника. Только повзрослевший ребенок, способный уже к абстрактному мышлению, может вынести для себя какие-то понятия о Пресвятой Троице. Однако же вряд ли на вопросе о трех Божественных ипостасях следует заострять внимание ребенка дошкольного возраста.
И уж совершенно недопустимо то, что в приведенной выше цитате именуется "мрачным христианством". Святая Государыня Мученица Александра Федоровна писала в дневнике: "Просто преступление – подавлять детскую радость и заставлять детей быть мрачными и важными... Их детство нужно, по мере возможности, наполнить радостью, светом, веселыми играми. Родителям не следует стыдиться того, что они играют и шалят вместе с детьми. Может, именно тогда они ближе к Богу, чем когда выполняют самую важную, по их мнению, работу". "Радость и счастье нужны детям не меньше, чем растениям нужен воздух и солнечный свет". А между тем как стараются иные родители, чтобы заставить ребенка слушаться, воспитать в нем "страх Божий", запугивают нечистой силой, поминая ее к месту и не к месту, стращают адскими муками, а то и додумываются до прямого "цитирования" Бога – "Господь гневается на тебя!" Как будто бы мы можем знать доподлинно про Божий гнев на маленького непоседу или даже хулигана.
Очень простыми, доходчивыми словами говорится о подобном воспитании в одном из старинных рассказов, опубликованных в сборнике "Райские цветы с Русской земли". Рассказ называется "Дед Лука", в нем старый дед ведет разговор о Господе и благочестивой жизни со своим юным пятнадцатилетним другом:
"Помню себя с трех лет. Меня учили вежливости: кланяться и подавать руку. Учили наряжаться, т. е. хвалили на мне все новое и модное, даже заставляли глядеться в зеркало, учили плясать, петь песни, чтобы похвастаться моим искусством перед гостями. Учили и молиться Богу, но как?.. За вежливость платили ласками и поцелуями, за щегольство похвалой, за песни и пляску аплодисментами, а за молитву только выговорами, что не так складываю пальцы, не так кланяюсь. Мне часто рассказывали сказки, занимательные сказки; я их помню и до сих пор, такое сильное впечатление производили они на меня в детстве. Но почему-то ничего не рассказывали о Боге, о Его безграничной любви к людям, в особенности к детям, ничего такого, что бы заставило так восторженно трепетать детское сердце, как от сказки. Когда заставляли молиться Богу, то говорили так: "молись хорошенько, а то Бог убьет камешком". Такое наставление представляло ребенку Бога, как существо в высшей степени строгое, которого нужно бояться, потому что почти каждый ребенок знает, что такое камешек, если им побьют. Но так как Бог камешком ни разу никого не побил, то и ложный страх прекратился со временем. Потом, учили и закону Божию, но как? В зубрячку. Хорошо вызубрил урок, получай хорошую отметку и беги, гуляй. Любить Бога не учили. А ведь мы только того и не оскорбляем, кого любим. Только тому и повинуемся охотно, кого любим. Результат такого воспитания: холодность к Богу и всему святому и стремление ко всему суетному, что не только бесполезно для человека, но и вредно".
Конечно же, никто не говорит о том, что малышей надо воспитывать в том убеждении, что все их проступки будут всегда сходить им с рук из-за Божьей милости. Конечно же, еще до семи лет надо открывать перед ребенком, что такое покаяние, в доступной форме, и не только в связи со случаями из жизни самого ребенка. Дети должны знать, что мы всегда стремимся к Божьему прощению, когда впадаем в тот или иной грех. И все-таки не зря, наверное, Церковью установлен возраст христианина, с которого он может приступать к исповеди, – семь лет. Именно приблизительно с этого возраста можно говорить о формирование самосознания ребенка. До этого он познает скорее внешний мир, чем самого себя. И он должен понимать, что значит этот мир для сотворившего его Бога – и что Бог значит для мира.
Огромной осторожности требуют разговоры об аде, о нечистой силе. И даже о мучении святых и Самого Иисуса Христа. Именно у детей до семи лет на этой почве могут развиться устойчивые страхи, которые вполне могут привести к неврозам. И не только душевному здоровью ребенка, но и духовному может быть нанесен непоправимый вред. Супруга священника Георгия Митрофанова рассказывала в беседе с автором программы "Семья" Людмилой Зотовой: "В четыре года я прочитала ей – (дочери Маше – М. К.) житие Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Ребенок заплакал и сказал, что не хочет быть христианином. Мне пришлось очень долго говорить, что каждому Бог дает по силам и что раз у тебя силенок мало, тебе никто такое испытание не пошлет".
И действительно, жития святых, особенно святых мучеников, необходимо адаптировать для детского понимания и возрастного восприятия.