Человечность, как и всякая идеология, становится конкретной только тогда, когда учитывает меняющиеся обстоятельства ради достижения конечной цели - практического воплощения человечности в любых обстоятельствах. Только при таком целенаправленном учёте она может быть застрахована от превращения в свою противоположность. Это значит, что всегда полезно задаться вопросом: что бесчеловечно, а что человечно именно в данных обстоятельствах? Что приближает, а что отдаляет нас от нашей цели - поступить именно человечно? Соблюдение или нарушение каких именно правил, норм поведения это обеспечивает? Правда, есть риск оказаться в положении сороконожки, задумавшейся, с которой ноги она ходит, и до сих пор решающей этот великий вопрос, оставаясь на месте...
На практике очень часто этот выбор приходится делать по принципу "наименьшего зла". И тогда проблему приходится переформулировать: не что человечно в данных обстоятельствах, а как человечнее поступить, по отношению к кому - и за счёт бесчеловечности по отношению к кому. Абстрактная претензия быть всеобщим благодетелем весьма опасна, иногда - смертельно опасна. Порой самым человечным возможным вариантом оказывается действие по принципу: не до жиру - быть бы живу! Типичный бытовой пример: очень и очень не лишне задуматься, стоит ли хронический алкоголик того, чтобы, пробуя спасти его от него самого, принести в жертву своему альтруизму и собственное здоровье и жизнь, и здоровье и жизнь других членов семьи. Бывает так, что всех не спасёшь, и тогда приходится выбирать, кто вам дороже, кто достоин ваших спасательных усилий, а от кого безопаснее и человечнее всего как можно скорее избавиться. Иными словами: кого, собственно, от кого спасать? Алкоголика - от самого себя, или семью - от алкоголика? А если вы хотите и невинность соблюсти, и капитал приобрести, то взвесьте всё же свои силы, справитесь ли вы с алкоголиком, не пропадут ли все ваши усилия втуне, не усугубят ли ситуацию...
Но человечность может быть абстрактной не только в смысле догматизма, неадекватности обстоятельствам и подмены целей. Она может быть абстрактной и просто в смысле недостаточности опыта практической, конкретной человечности, просто в силу неумения быть человечным. И тогда процесс формирования человечности, процесс превращения человечности из фактора развития/саморазвития (одного из многих) в сущность, основной принцип образа жизни, - этот процесс идёт в точном соответствии с диалектическим законом восхождения от абстрактного к конкретному, то есть представляет собой непрерывное, пожизненное уточнение, пожизненную корректировку своих представлений о том, что человечно, а что бесчеловечно, непрерывное "повышение квалификации" во всём действительно человечном. Сороконожка не стоит на месте, выбирая, с какой ноги пойти, а идёт и наблюдает за тем, как идёт. И решает, как лучше идти. И в такой абстрактности человечности нет ничего плохого, такая абстрактность совершенно естественна, неизбежна и необходима, как этап роста, этап развития/саморазвития.
Человечность предъявлена (задана) изначально в духовной культуре человечества и в повседневном общении между людьми как один из многих факторов личностного становления, в ходе которого человечность должна интериоризироваться, то есть превратиться, воплотиться, в сущность, закон, смысл образа жизни личности. В ходе этой интериоризации - врастания извне вовнутрь, воплощения родового достояния в достояние становящегося родового существа, - представления о человечности неизбежно, особенно первоначально, более/менее приблизительны, неточны, и в этом смысле абстрактны. Только у догматика-моралиста, спутавшего содержание человечности с её формой, с теми или иными правилами, нормами поведения, хватит самонадеянности заявить, что он знает окончательные ответы на вечные вопросы жизни. А вопрос о том, что действительно человечно в данной единичной ситуации, относится к таким вечным вопросам. Уточнение, конкретизация ответов на этот вопрос, повторюсь, и представляет собой процесс восхождения от абстрактного к конкретному, который может и должен быть пожизненным.
Речь идёт о восхождении от наивных, первоначально весьма туманных, смутных, и в этом смысле абстрактных, представлений о человечности - к развитому, более/менее детально продуманному гуманистическому мировоззрению, к более/менее разработанной гуманистической системе убеждений, то есть к наполненному глубоким теоретическим содержанием понятию человечности. Я бы предложил следующие три этапа этого восхождения.
1. Изначальная стихийная практика человечности.
Ребёнок чувствует человечное - для него это значит доброе - к себе отношение, и в силу стихийного чувства справедливости считает вполне честным платить той же монетой. На мамину любовь я ответил взаимностью, и если мне случалось перед мамой провиниться, я долго этим мучился, казнил себя за это, чему способствовало и то, что мы с мамой вынуждены были всё время разлучаться, - то она на работе, а я в яслях и в детском саду, то я в школе-интернате для слепых детей, то в Загорском детдоме для слепоглухонемых, а потом университет, жизнь и работа в Москве, а мама ещё долгое время оставалась на моей географической родине, в Кыргызстане. Эти разлуки сыграли свою положительную роль, обостряя мою любовь к маме и чувство вины перед ней за любой, казалось бы, "пустяк". Я глубоко чувствовал мамину человечность и тяжело переживал каждый случай собственной бесчеловечности по отношению к ней, а тогда уж и по отношению ко многим другим людям, - происходил перенос типа отношений с мамой на отношения с другими людьми. Всё это и было моей первоначальной, стихийной, практикой человечности, накоплением первоначального опыта человечности и бесчеловечности. Я был одинок среди детей, много конфликтовал с ними и, следовательно, страдал, и это тоже вынуждало искать как можно более человечный тип поведения.
2. Осознание стихийной практики человечности вплоть до уровня формирования гуманистической, антропокосмической картины мира, с соответствующими этическими выводами из неё.
Работа мысли: поиски ответов на вопросы, что такое человечность, откуда бесчеловечность, зачем быть человечным. Отталкиваясь от собственного стихийно накопленного опыта, поиски этих ответов в художественной литературе, затем в научно-популярной и, наконец, в строго научной и философской. Теоретический этап.
(Антропокосмизм - термин, предложенный академиком Н.Г. Холодным для обозначения космической ответственности человечества за сохранение вселенной.)
3. Сознательная реализация сложившегося (и непрерывно эволюционирующего, конкретизируемого) гуманистического мировоззрения в собственном образе жизни, в межличностном общении, во взаимодействии личности со всем окружающим и включающим её в себя миром.
То есть новый практический этап, но на сознательном, а не стихийном уровне, с опорой на выработанное и непрерывно уточняемое гуманистическое мировоззрение.
Поэтапность эта охватывает всю жизнь, а не только время детства. Между этапами нет четких возрастных границ, они могут накладываться друг на друга, задачи разных этапов могут решаться одновременно. Попытки осмыслить накапливающийся стихийный опыт человечности не отсрочиваются до начала следующего этапа, а предпринимаются немедленно; попытки сознательно формировать свой образ жизни на началах человечности, с опорой на уже имеющиеся, уж какие есть, мировоззренческие установки, тоже не откладываются. Это этапы, потому что осмысление не может начаться до стихийной практики человечности - нечего осмысливать; а сознательное формирование своего образа жизни с опорой на мировоззренческие установки не может начаться раньше, чем эти установки, сколь угодно несовершенные, появятся. Но когда есть что осмысливать и есть что сознательно воплощать на практике, этапы превращаются в стороны, аспекты одного, всю жизнь идущего, процесса. Так что привязать намеченные этапы к каким-то определённым возрастам довольно сложно, и я не уверен, что нужно.
Важнее понять диалектическую сущность процесса: здесь человечность - и на стихийном, и на сознательном уровне - практика, а гуманизм - теория. И человечность, то есть практика, служит одновременно и источником, и конечной целью, и критерием истинности гуманистического мировоззрения, то есть теории. И речь идёт о челночном движении от практики, через её осмысление, снова к практике и к новому её осмыслению. Так - всю жизнь. Это и есть пожизненная конкретизация, пожизненное уточнение первоначально абстрактных, наивных представлений о том, что человечно, а что бесчеловечно. И одна из наших психолого-педагогических сверхзадач - помочь детям "запустить" этот пожизненный процесс всё более конкретного осмысления своей этической практики, всё более сознательного воплощения своих этико-мировоззренческих установок в новой практике.
С самого начала конкретизация представлений о человечности упирается в фундаментальный эмпирический факт, ставящий личность по мере её становления перед всё более мучительным выбором, - факт эмпирической данности в человеческих отношениях двух несовместимых, но сосуществующих в образе жизни одних и тех же людей типов или механизмов человеческих отношений: человечность по отношению К СЕБЕ ЗА СЧЁТ_ бесчеловечности по отношению К ДРУГОМУ - или человечность по отношению К ДРУГОМУ ЗА СЧЁТ бесчеловечности по отношению К СЕБЕ; паразитизм и дополняющая, предполагающая его жертвенность, ОДНОСТОРОННЯЯ человечность и дополняющая, предполагающая её СТОЛЬ ЖЕ ОДНОСТОРОННЯЯ бесчеловечность, с одной стороны, - и взаимное бескорыстие, взаимное доверие, взаимная помощь, взаимная человечность, с другой стороны. От того, какой из этих двух типов или механизмов будет реально выбран, реально предпочитаться и преобладать в образе жизни личности, зависит уровень или форма реализуемой личностью человечности. Этих уровней и форм у меня выделено три (в результате бесед со специалистом в области этики, доктором философских наук Виктором Тимофеевичем Ганжиным).