Смекни!
smekni.com

Отражение и отыгрывание негативных чувств на символическом уровне в раннем детстве (стр. 2 из 2)

Психоаналитики утверждают, что плод в утробе матери представляет собой величайший интерес для ребенка. Фантазия о внутриутробном существовании агрессивное желание вынуть плод из тела матери, тело как первый объект философских вопросов ребенка были описаны Фрейдом и Кляйн. По мнению Кляйн, страх наказания за фантазии о нападении на мать может превратить все тело во "вместилище ужасов". Если я хочу напасть на вас изнутри и вывернуть все содержимое наизнанку, то вы можете хотеть сделать со мной то же самое (проективная идентификация). Отсюда появляется детский страх перед грабителями и взломщиками. В своей фантазии ребенок внедряется в тело матери для того, чтобы нанести ему ущерб или выкрасть его содержимое. Импульс у ребенка превращается в страх перед взломщиками, которые могут придти в дом за ним. Подобные идеи могут возрождаться в подростковом возрасте, можно найти возвращение вытесняемого среди часто встречающихся тем в фильмах ужасов. Маленькие дети и подростки смотрят фильмы ужасов, чтобы испугавшись, вновь обрести контроль над своими страхами. Такие навязчивые страхи всплывают в снах и наполняют детские игры. Игра позволяет ребенку выразить и тем самым локализовать свой стрех, сделать его приемлемым ("разбойники", "Робин Гуд").

Детский страх грабителей и воров-домушников отличается от боязни реальных грабителей. Теория Кляйн помогает понять смысл этих беспокойств, когда ребенок в своих фантазиях вторгается в тело матери - свой первый дом, чтобы причинить ему ущерб или совершить там кражу, отсюда и страхи возмездия - грабители, залезающие в окно, чтобы зарезать или утащить ребенка. Такие навязчивые виды поведения порождают страхи, когда ребенок вытряхивает все содержимое маминой сумочки или залезает между родителями в их кровать, когда они ласкают друг друга. Это отражено в детской песенки "Баю баюшки баю, не ложися на краю, придет серенький волчок и укусит за бочок". Материнское тело является вместилищем ужасов, становится также нашим первым домом и нашим первым источником безопасности. Подсознательное припоминание внутриутробного существования создает ощущение сверхъестественности, т.к. оно является частью нашего предшествующего опыта, завлекая нас в желанное и опасное место, полное ужасных удовольствий и изысканного мучения. Часто в фильмах ужаса материнская утроба символизирует нечто вроде гроба или тематики замуровывания. Так изображается ужас и очарование внутриутробной жизни. Воображение маленького ребенка может привести к идее появления младенца из ануса (по представлению Фрейда и других психоаналитиков). Такое воображение, строящаяся по образцу их собственного телесного опыта, отложившись в бессознательном может привести на символическом уровне к страху перед колодцами - как страх быть запертым в прямой кишке - воплощающей все "плохое и отвратительное". Часто дети во время игр любят лазать по узким проходам, туннелям и т.п.

Символический образ обладает одновременно интрапсихическими и межличностными функциями. Выполняя интрапсихические функции, символы являются средством выражения ярких чувств; временно снимают проблему амбивалентности; выражают тревогу в понятной форме и дают возможность контролировать ее; стабилизируют и легитимизируют бурную фантазию. Символам присущ прогрессивный аспект. В них содержится образное представление тех явлений, которые человек должен преодолеть для того, чтобы стать более зрелым.

Велика роль формирования символа на шизоидно-параноидной стадии развития, но не менее значима его роль и на эдиповой стадии, в тот период, когда едва возникшее Супер-Эго начинает проявлять себя. Свободное выражение либидинальных и агрессивных желаний становиться не приемлемым, ребенок начинает опасаться последствий своих эмоциональных проявлений. Символ может вести себя как беспристрастное независимое Супер-Эго, регулирующее хаотические и фрагментарные эдиповы импульсы ребенка, угрожая наказанием. Так же, как игрушка может служить средством отыгрывания темных эмоций и запретных желаний или используется в процессе игры для воспроизведения травмирующей ситуации, так символический образ (или ситуация в игровом пространстве) одновременно выражает эмоцию и сдерживает ее. Например, в считалке "Вышел немец из тумана, вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить, все равно тебе голить" символизм связывает внутренний мир ребенка с внешним, соединяя поток подавленных желаний и идей с родительским фактором.

Так обряд прыганья через огонь, лазанья на шест несут в себе символизацию инициации, а также позволяет отыгрывать эдипово-фалические аспекты развития.

В свою очередь озорные соревновательные игры "футбол", "волейбол" отражают интеграцию полярных эмоций, фалическое соревнование и отыгрывают фантазии борьбы, обладания, подчинения материнского чрева (мяч). Подобные игры с соревновательным эффектом и элементами агрессии предоставляют своего рода страховку: родители не превращаются в чудовищ; амбивалентные чувства не разрывают ребенка на части; реальный мир снова становится безопасным. Здесь возникает конфликт между силами, которые помогают развитию и силами, замедляющими его развитие. Игровую символизацию можно рассматривать как результат противоборства между этими конкурирующими тенденциями. Игровое пространство не допускает реальность слишком близко, давая возможность ребенку взрослеть со свойственной ему скоростью.

В заключении можно предположить, что отыгрывание чувства вины, страха, разлуки с объектом и тревоги в раннем детстве осуществляется через игровое пространство посредством игр, считалок, обрядов, стихов, сказок, фильмов и т.п. где символы в качестве переходного объекта или игровой ситуации служат развитию ребенка. Гибкое, развитое игровое пространство способствует творчеству, успешной сепарации-индивидуации и интеграции частей объекта. Нарушение игрового пространства ведет к нарушению развития ребенка и нарушению символизации. При нарушениях символизации ребенок не способен включаться в игровую ситуацию. Даже вынужденный в ней участвовать он ощущает себя неловким, неуклюжим и изолированным, часто не понимая и не принимая содержание игры. Отсюда уровень тревоги и страха еще больше повышается. Ему трудно взаимодействовать с ровесниками, что говорит в пользу нарушения объектных отношений. Эмоциональный мир такого ребенка сужен и заморожен. Аутичность при сохранности интеллекта часто позволяет такому ребенку использовать защиты второго порядка, объясняя себе и другим, что ему просто не хочется, не интересно играть в такие "детские" игры.

Развитие символизации способствует правильному развитию индивида, помогает справиться с тревогой, взять под контроль беспокойство и страхи. Это развитие объединяет внешнее и внутреннее пространство (реальный и фантазийный мир) ребенка.

Чем раньше и глубже нарушен процесс символизации, тем ярче просматриваются тяжелые личностные расстройства, а невозможность контроля над страхом выливается во всевозможные его виды. Приступы паники наблюдаются, когда индивид не в силах обуздать страх и чувствует, что его захлестывают неосознанные, безымянные эмоции, которые часто ведут к психическим расстройствам.