Чернышева М.М.
Обыденным и психологическим сознанием вина рассматривается как чувство, как результат безнравственного поступка, то есть предметное сознание пытается каким-то образом обозначить, определить вину. М. Хайдеггер рассматривает вину не на уровне предметного «наличного» понимания, а на уровне «присутствующего» понимания. Вина у Хайдеггера онтологична, она не имеет предикатов.
Философ считает, что обоснованием бытия является непосредственность его экзистенциального переживания, которое может состояться только в «вот-бытии» или «присутствии» человека. Самая ранняя мысль, мысль о единстве мира, о мире как о «белом свете» принадлежит человеку.
Человек, отмечает М. Хайдеггер, заложник бытия, он отдан бытию и мысли. Мысль в какой-то момент заявила свою претензию на то, чтобы быть и пытаться мыслить – удел человека. Человек – существо, суть которого состоит в «вот-бытии». «Вот-бытие» – изначально «понимающее бытие», «толкующее» себя бытие. Понимание – это способ бытия человека в мире и оно носит онтологический характер. Хайдеггер, пишет: «Понимание как раскрытие затрагивает всегда всю в целом фундаментальную устроенность бытия в мире» [1, 5]. Понимание как экзистенциал позволяет возвыситься над сущим и «схватить» смысл, «значимость» «присутствия». Значимое «вот-бытие» – это у Хайдеггера изначально «бытие-в-мире», бытие-вместе-с вещами. «Вот-бытие» как понимающее – это всегда «бытие-возможность»; бытие как то, чем оно могло бы быть. В возможности «вот-бытия» проявляется «забота». «Вот-бытие» «озабочено» тем, что оно есть, и «забота» позволяет ему быть открытым миру. Через «заботу» «вот-бытие» соприкасается с «бытием – при – внутри – мировом сущем». Поскольку человек и мир постоянно экзистенциально соприкасаются, то «забота» является важнейшим экзистенциалом существования человека. Хайдеггер подчеркивает, что благодаря «заботе» человек сам себя порабощает, ставя перед собой цель за целью, но в этом самопорабощении проявляется свобода человека. Если сущность человека – «вот-бытие», то человек является существом радикально «заброшенным» в бытие. Философ, отмечает: «Набросок наиглубочайше – личного можествования препоручен факту брошенности в здешность» [1, 9]. «Вот-бытие» как «понимающее бытие» и как «бытие-возможность» всегда «набрасывает» себя из своих возможностей, оно как бы «допускает» некоторые свои возможности. «Набросок» позволяет проявиться смыслу, сути «вот-бытия», позволяет «вот-бытию» осуществить себя. По мнению Хайдеггера: «... бытие здешности ..., понимая, может сказать себе самому: «Будь тем, что ты еси» [1, 6]. «Набросок» может проявиться в разных вариациях, и их осуществление может быть как подлинным, так и не подлинным, «осмысленным или бессмысленным», где смысл – это один из экзистенциалов бытия. В «наброске» вещь может показаться или как «подручная» вещь, вещь как средство, как вещь «для того, чтобы» или как «наличная» вещь. «Наличие» – это совокупность физических и технических вещей. «Наличие» стремится представить мир в виде интеграции причинно-следственных связей. Быть в «наличии» – это быть «сосчитанным», быть подвергнутым счету. Человеческое понимание постоянно соблазняется этим исчислением бытия, потому что, «наличное» бытие непосредственным образом касается бытия «присутствия». Суть соблазна в том, что человек пытается приблизиться к сути через исчисление бытия, но техническое, научное знание проскальзывает, не заметив бытийных основ «присутствия». Истолкование своей сути через «наличность» приводит человека к ускользанию от истины бытия, а, следовательно, к ускользанию от себя самого. «Забота» как экзистенциал позволяет сделать такой «набросок», в котором вещь открывается, проявляет свою «загадочность». Бытие «присутствия» разрывает физическую и техническую замкнутость вещей. Это значит, что человек отказывается от радикальной опредмеченности мира и пытается сосредоточиться на «свете», в котором видны эти предметы. Человек большей частью сосредоточен на том, что такое вещь как «наличность», тогда как существо вещи состоит в ее «бытии-в-мире». Вещь включена в контекст, Dasein – это и есть экзистенциальный контекст возможности вещи. Как «наличная» она застывает в своей научной и технической воплощенности, в ней угасает человекоразмерный процесс. В окружении «света» вещь помещается в вечный «поток» становления, и тогда это уже не вещь – это «произведение», так как «произведение» создается для воспроизведения самого процесса и раскрытия истины. «Произведение» и процесс друг без друга не существуют. Важно войти в этот «круг» понимания вещи, чтобы она осуществила подлинно, чтобы проявилась свое «потаенное».
У М.Хайдеггера читаем: «В художественном творении истина сущего полагает себя в творении» [1, 72]. Говоря о четырех причинах, которые оказывают влияние на результат созидания (1. материале, из которого что-то создается; 2. форме, которую принимает этот материал; 3. цели, которая определяет форму и материал создаваемого; 4. мастере, который создает создаваемое), Хайдеггер подводит к мысли, что каждая из причин виновна в том, каким будет создаваемое. «Четыре причины – четыре связанных между собой вида виновности», – подчеркивает он [2, 223].
И мастер здесь главный виновник, так как «... от него начинается и через него достигается...» готовность создаваемого. Но эти четыре вида вины не только виновны в «наличии» созданного, они виновны и в его раскрытии «потаенного».
Вина – это «повод» осуществиться, «повод» «...чему-то еще не явленному прийти к присутствию» [2, 224], а, значит, проявиться целостно, стать «произведением».
Человека Хайдеггер определяет не как вещь среди других вещей, так как сущность человека – бытие в разрыве, в «просвете», в том, что он «заброшен» в бытие.
Человек – единственное существо, которое может принять мир как целое и себя как целое, как «произведение», поэтому человек сам виновен в том, будет или не будет он «творением». Человек виновен изначально – он виновное бытие. Совесть есть то, что позволяет осознать изначальность вины – долг перед самим собой, отказ от неподлинного существования. Совесть не средство искупления вины, а способ подлинного существования. В совести существование открывается самому себе. Совесть – это разглядывание человеком своих душевных состояний, это добровольный уход в тревогу. Совесть – это то, что беспокоит, это источник «заботы». Если человек не осознает, что он виновное бытие, что он «заброшен» в бытие и что от него зависит, будет ли он «произведением», то тогда он обозначает только свое «наличие» и от этого страдает. Страдает, так как он разорван, нецелостен. «Наличие» не позволяет проявиться «потаенному», истине, только «...творение раскрывает присущим ему способом бытие сущего. В творении совершается это раскрытие – обнаружение, то есть истина сущего» [1, 72].
Только принадлежность человека к человеческому сообществу не делает его субъектом, считает Хайдеггер. Для того, чтобы быть человеком, нужно принять на себя «заботу» о «собирании» бытия и прежде всего своего бытия. Нужно пустить в себя бездонное, нечеловеческое, «ничто» как бытие-к-смерти. Пустив в себя «ничто», человек ощущает себя как чистую, абсолютную возможность. Возможности человека, который принял на себя «заботу» о бытии, безграничны. Если человек ступил на путь «собирания» своего бытия, на путь становления себя как «произведения», тогда личное, частное растворяется , маски снимаются, «потаенное» прорывается, и остается бытийственное, безграничное. Человек как «наличное» бытие ничего не решает, решение он принимает только как бытие «присутствия». Только бытие «присутствия» позволяет ему сделать выбор и осуществить свою свободу. И среди возможностей, которые есть у человека, есть возможность упустить себя. Очень часто он решает так, как решают все люди, человек поддается соблазну существования только «в наличии». Человек сам виновен в том, будет ли он «произведением», «явит» ли он свое «потаенное», войдет ли в вечный «поток» становления. Никто за него это не сделает, это его выбор.
И если виновен я сам, то бессмысленно искать вину невозможности осуществить себя как «творение» в ком-то или в чем-то другом. Обвиняя других, человек снимает ответственность с себя. Но человеку страшно осознать «вот-бытие» в себе, поскольку это приводит его к осознанию «ничто», пустоты, к осознанию бытия-к-смерти. И ему легче уйти от этого осознания, приняв на себя какую-либо роль. Спасением от масок и ролей является вина и совесть, которые не дают прекратиться человеческой «заботе» о бытии. Хайдеггер различает «заботу» и «попечительство». «Попечительство» – это преследование бытия, этим занимается наука и техника. «Попечительство» не дает человеку быть. «Забота» же не препятствует бытию раскрываться. Бытие говорит с человеком, это говорение беспрерывно. Говорение бытия можно услышать, а можно заговорить и не услышать. Голос бытия слышит тот, кто умеет сосредоточиться, так как бытие говорит в тишине. Человек, который откликается на голос бытия, должен двигаться в сторону этого зова. Тишина только кажется пустой, эта пустота – есть пустота бытия, которое открывается человеку. И он, если услышит голос бытия, может заполнить пустоту собой. Зов бытия позволяет услышать «озарение», которое не поддается рациональному осмыслению. «Озарение» – это то, что делает человека уже «присутствующим» в бытие. Хайдеггер считает, что для того, чтобы ступить на путь становления себя как «творения», нужно совершать поступки, направленные на «собирание» человеком себя в бытийном контексте. Кроме того, необходимо быть мужественным, решительным, чтобы удержать себя на уровне «присутствующего» понимания, чтобы «ничто» вошло в бытие человека. Решительность вырывает существование из безличного и делает его подлинным. Решительность приводит к истинному пониманию и помогает проявиться «потаенному», помогает человеку раскрыться. И если он упускает эту возможность, то виновен в этом только он. «Быть или не быть» решает сам человек. Вина непредикативна, она указывает ни на какую-то предметность, она указывает на саму экзистенциальную сущность человека.