Пивоваров Роман
Идея аутентичности (подлинности, истинности, неподдельности) проходит, по сути, красной нитью через большинство, если не все, концепций, относимых к корпусу экзистенциальной психологии.Тем временем, не во всех из них она приобретает понятийное оформление или становится термином теории. Общим местом для экзистенциально мыслящих психологов и философов является сосредоточенность на актуальном бытии человека в мире, его экзистенции, которую можно определить как конкретную, биографическую, воплощенную жизнь конкретных людей, характеризуемых уникальностью и незаменимостью. «Экзистенциальная феноменология изучает экзистенции в терминах личностного вовлечения в ситуации в мире. Она направлена на пробуждение к особому способу жизни, обычно называемому аутентичным существованием (экзистенцией)» [1] . Таким образом, аутентичность – ключевая тема экзистенциальной психологии.
Возможно, наиболее полное освещение и теоретическую разработку аутентичность получила у Сальваторе Мадди, который поставил ее в центр представлений об идеальном развитии личности, и следовательно, в центр идеальных устремлений терапевта.Анализируя развитие личности, формирование жизненного стиля на позднем периоде развития молодого человека, С. Мадди выделяет несколько этапов. Под первым понимается «эстетизм», где освободившиеся от родительского давления и гнета молодые люди рвутся познать все прелести жизни.Однако не связывая себя обязательствами, он начинает вскоре чувствовать одиночество и стремится к совершенству в отношениях, собственных устремлениях и возможностях.Это, по С. Мадди, второй этап – стиль «идеализма».Наконец, «возникает идеальный в экзистенциальном смысле стиль жизни – аутентичность, или индивидуализм, который углубляется всю оставшуюся жизнь» [2] .Это происходит в результате принятия того неудачного опыта, с которым связано разочарование от несовершенства мира в конце второго этапа («идеализма»).В сердцевине экзистенциальной теории личности С. Мадди лежит различение аутентичного и неаутентичного человека.Под аутентичным человеком понимается неконформная, но, вместе с тем, ответственная личность.Определяя аутентичного человека и тем самым противопоставляя ему человека неаутентичного, С. Мадди отмечает следующиее их характеристики (в т.н. «Двадцати пяти тезисах экзистенциальной психологии»): «ценности аутентичной личности определены и нестандартны, а ценности неаутентичной личности размыты и стереотипны», «аутентичная личность подходит к межличностным отношениям дифференцированно, ищет и рассматривает разные их варианты, в то время как личность неаутентичная предпочитает не дифференцировать свои отношения с людьми», «аутентичные люди стремятся к близкому социальному взаимодействию, неаутентичные предпочитают поверхностные и дистанцированные отношения», «аутентичные люди активны и оказывают влияние, а неаутентичные – пассивны и подвержены воздействиям», «мысли и чувства аутентичных людей носят цельный и планомерный характер, у неаутентичных же – характер фрагментарный и бесцельный», и т.д. [3]
Знакомясь с этими определениями, содержащимися в «25 тезисах», трудно отделаться от желания подытожить высказывания Сальваторе Мадди словами о том, что есть люди плохие и хорошие; последние и зовутся аутентичными.Действительно, создается впечатление, что типология личности С. Мадди носит не столько психолого-теоретический, сколько ценностно-этический характер.Нетрудно заметить, что в образе аутентичной личности по Мадди заложены чаяния и устремления современной западной протестантско-демократической культуры мышления и жизни.Многих аутентичных личностей можно встретить в голливудских кинолентах: это честные, социально-адаптированные личности-герои, уважающие себя и других, готовые и близким и ответственным отношениям, равно как и испытаниям судьбы.Первый пример, который приходит в голову, – это герои американского киноактера Тома Хэнкса. Его герои в кинофильмах «Изгой», «Вам письмо», «Вечером в Сиэттле», «Зеленая миля» – конечно же, не рэмбо и не терминаторы, наоборот, люди со слабостями, но знающие и понимающие их, с глубоко индивидуальной и четко определенной иерархией ценностей, и проч., и проч., и проч.Таковы герои, пожалуй, во всех фильмах, за исключением, разве что, «Форрест Гампа». Здесь главного героя вряд ли можно назвать аутентичным по Мадди.Он заторможенный (неаутентичный), испытывает вину (неаутентичный), обращен в прошлое (неаутентичный) и имеет ограниченное социальное окружение (опять-таки неаутентичный).К аргументам, почему Форреста Гампа все же можно считать аутентичным, мы вернемся ниже.
В каких бы культурно-детерминированных формах идея подлинности не возникала бы, ее сущностные (в противовес дескриптивным, внешним) характеристики все-таки следует считать постоянными величинами.Для Виктора Франкла аутентичность, подлинность возникала как результат обретения смысла.По А.Н. Леонтьеву, именно личностные смыслы являются «строительным материалом» образа мира человека [4] , «по мнению Д.А. Леонтьева, «структурными составляющими личностями выступают следующие смысловые структуры: личностный смысл…; смысловая установка…; смысловая диспозиция…» (Д.А. Леонтьев. Структурная организация смысловой сферы личности. Автореф. дисс. … канд. психол. наук. М., 1988)» [5] .
Стало быть, смысл (в широком смысле смысла: осмысленность, структура личностных смыслов, смыслообразование и т.д.) – важная составляющая аутентичности.Но просто ли смыслы человека задают (определяют, вносят вклад в) его подлинность?«Осуществляя смысл, человек реализует сам себя.Осуществляя же смысл, заключенный в страдании, мы реализуем самое человеческое в человеке» – пишет Виктор Франкл [6] .Несколькими страницами ниже он приводит цитату из Ясперса: «Человек становится тем, что он есть, благодаря делу, которое он делает своим» [7] .Позволю себе сделать следующий мыслительный скачок: смысл тогда ведет к подлинности человека, когда выходит за пределы этого человека. Обрести себя аутентичного – не в смысле лучшего, а в смысле подлинного – можно только, потеряв себя.Здесь можно обратиться к текстам М.К. Мамардашвили, А.А. Пузырея, но, раз уж мы начали цитировать Виктора Франкла, обратимся к его работе еще раз: «Если человек хочет прийти к самому себе, его путь лежит через мир» [8] .Такой же линии мышления придерживался Мартин Хайдеггер, полагая трансценденцию как путь к аутентичности:«Хайдеггер призывает сменить «вычислительный» способ мышления на рефлексивный, даже медитативный (Gelassenheit). Возможность личностного роста, аутентичного (со-)участия зависит от разрешенности базовых экзистенциальных вопросов, в первую очередь, отношения к смерти. Хайдеггер говорит о качественной трансформации во время аутентичных моментов и «движений» в личной экзистенции. Тем самым он выходит за рамки рационального видения мира и вводит в рассмотрение трансперсональный контекст» [9] .
Тема подлинности, аутентичности получила широкое отражение в художественной литературе.Разумеется, в большей степени это относится к тем писателям, которых принято называть экзистенциалистами.Герои Р.-М. Рильке и Ж.-П. Сартра искали себя в бесконечном и давящем на них бытии.Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский, по сути, в каждом своем произведении задавались вопросом о человеке.Но мне бы хотелось остановится на малоизвестном романе Милана Кундеры «Подлинность» – отчасти именно из-за того, что его заглавие напрямую соотносится с темой данного текста.
В этом тексте Милан Кундера следует своей давней формуле, которую он реализует и других своих текстах.По сути, роман для Кундеры – определенная площадка, на которой ставится эксперимент, название которого и выносится в заглавие произведения (ср. другие романы: «Шутка», «Неспешность», «Бессмертие» и т.д).На этот раз автор исследует человеческое лицо, настоящее и ненастоящее. Герои романа, немолодая любовная пара, впадает в серию развенчаний образов друг друга.Для каждого из них разрушается «подлинность» другого, но вместе с ней и собственная «подлинность». И оказывается, что эти «подлинности» вовсе не «подлинности», а «кажимости».
Любопытно, что в оригинале (роман написан на французском языке) книга носит название L`identite, что, наверно, вернее перевести на психологический язык как «идентичность» (хотя, по-видимому, не следует обвинять переводчиков в неточности: слово «идентичность» вряд ли можно считать общеупотребимым; это скорее, в русском языке, все же лишь психологический термин, и называть им художественный роман вряд ли стоит).И разрушается у героев не подлинность, аутентичность, а именно идентичность.Различия идентичности и аутентичность существенны.В исследованиях, посвященных первой проблеме, часто можно встретить фразы «конструируемая идентичность», «социальная идентичность», «этноидентичность» и др.В отличие от этого, аутентичность вряд ли предполагает какое-либо определение, стоящее перед ним.Aутентичность, подлинность – это нечто, стоящее за процессами и результатами самоидентификации; нечто, находящееся за пределами образов «я» и их представленности другим.Именно поэтому, на мой взгляд, аутентичности не следует быть категорией оценки.Идентичность еще может быть оценена на предмет ее стабильности, силы, социальной репрезентабельности, измерена в тех или иных степенях свободы и т.д.Можно говорить, что человеку тесно в его идентичности, или наоборот, его идентичность превышает его самого, его мир оказывается для него слишком объемным, он в нем теряется.Аутентичность как некая доподлинность человеческой жизни вряд ли размерна.Возможно, это некий привкус жизни, сама живость.И в свете этих размышлений, возвращаясь к обещанному Форресту Гампу, именно он и становится живым, аутентичным, в то время как его бодрые и позитивные «соседи по кино», открытыеи решительные, оказываются в большей своей части довольно иллюзорными.