(на примере соматоформных, депрессивных и тревожных расстройств)
"После того как психотерапия занималась влиянием когнитивных и поведенческих процессов, прояснением бессознательных конфликтов, изменением способов коммуникации и системными интеракциями, пришло время неотлагательно и более интенсивно заняться эмоциями".
(Н.Петцольд, 1995, с.12)
Приведенное высказывание одного из ведущих западных психотерапевтов не является типичным для современной западной литературы по психотерапии и психологии. Звучащий в нем призыв, скорее, отражает просто реальный дефицит внимания к эмоциям как одному из измерений человеческого существования. Между тем представляется, что именно эмоциональная сфера, как во времена З.Фрейда сексуальная, становится наиболее патогенной зоной в современной культуре. И это наблюдение можно встретить у некоторых авторов, прежде всего психотерапевтов, работающих в тесном и глубоком контакте с другими людьми и наблюдающими меняющиеся тенденции их внутренних конфликтов и проблем: "Я считаю, что так называемые негативные чувства слишком часто вытесняются, что приводит к личностным проблемам, физическим недомоганиям и латентным депрессивным состояниям. Патриархальные установки, реализуемые в нашей культуре, заставляют многих людей бессознательно прибегать к героическим средствам для переработки травмирующего опыта и героическим решениям возникших в результате этого опыта проблем. По этой причине болезненные переживания зачастую слишком быстро исчезают из нашего сознания, и мы перестаем осознавать наше страдание. По моему опыту и убеждению, нам нужно научиться принимать так называемые негативные чувства и эмоции и разрешать себе выражать их. Мне кажется, что мы должны вновь приучить себя к материнскому принимающему отношению к своей эмоциональной боли, только это принесет и облегчение, и изменение" (Asper, 1986, с.2).
Эмоции и психотерапия
Традиционно, начиная с Фрейда, психотерапия выполняла функцию "лейкоцита культуры", и сексуальная революция во второй половине XX века во многом произошла благодаря революционным работам Фрейда, доказавших патогенную роль сексуальных запретов в происхождении неврозов. "Сексуальная революция уменьшила вытеснение сексуальности в целом, а противозачаточные таблетки способствовали женской эмансипации и позволили женщинам претендовать на большее сексуальное самоопределение. Как и предсказано психоаналитической теорией, стало меньше случаев заболеваний истерией. Похоже, что конфликты сегодня, скорее, проявляются на эдиповом уровне, а не развиваются в структуры "Сверх-Я" (Томэ, Кехеле, 1997, с.81).
Однако, освободив человечество от тяжелых истерических расстройств, ортодоксальный психоанализ в немалой степени способствовал формированию новой "невротической личности нашего времени". Вернув человеку его сексуальность, он помог ему освободиться от чувств. Сексуальность, выпущенная из Тартара бессознательного, уменьшила число сексуальных неврозов, зато печальная участь вытеснения все больше теперь постигает эмоции как класс явлений внутренней жизни, важнейшую и неизменную часть человеческой сущности. Пренебрежение эмоциональным воспитанием и эмоциональными аспектами жизни ведет к все большему распространению расстройств так называемого аффективного спектра: соматоформных, депрессивных, тревожных, нарушений пищевого поведения и т.д.
Но каким именно образом психоанализ способствовал формированию homo-razionalicus? Можно выделить несколько установок психоанализа, роль которых в этом отношении оказалась решающей.
Отказ от собственных чувств терапевта в виде беспощадной борьбы с ними в форме контрпереноса. "Требование преодолеть невротические конфликты, и особенно их проявления по отношению к пациенту в контрпереносе, привело к откровенно фобическому отношению аналитиков к своим собственным чувствам" (Томэ, Кехеле, 1997, с. 132). Если, к тому же, учесть, что психотерапевт всегда является до некоторой степени моделью для своего пациента, то выводы напрашиваются сами собой. Позднее, вопреки сопротивлению наиболее ортодоксальной части своего профессионального сообщества, психоаналитики приложили определенные усилия для реабилитации контрпереноса, так как пришли к выводу, что "...фобическое избегание чувств, которое предполагала теория Фрейда, имело несчастливые последствия, за исключением собственных случаев Фрейда, так как последний применял свои правила гибко" (там же, стр.147). Однако и поныне приходится сталкиваться с аналитиками, подчеркивающими свою дистанцированность, сдержанность и контроль над чувствами.
Трактовка большинства эмоций в качестве трансферентных и ценность освобождения от этих чувств самого пациента, как связанных с переносом. В ортодоксальном психоанализе отрицается реальность отношений, возникающих между пациентом и психоаналитиком: они рассматриваются в виде модели детских отношений пациента, что и находит отражение в понятии переноса. Подобная направленность работы ведет к формированию подсознательной убежденности, что всякие эмоции и чувства вторичны, сравнительно с ранним детским опытом, поскольку они возникают лишь вследствие переноса. Выдвинув на первое место в выздоровлении пациента его осмысление старых отношений на основе переносных чувств к аналитику, ортодоксальный психоанализ явно недооценил роль нового эмоционального опыта, возникающего в процессе лечения.
Именно это последнее – сверхценность рацио и рассмотрение аффектов как чего-то такого, от чего следует избавиться, переоценка интрапсихических отношений в работе и недооценка интерпсихических, также в немалой степени способствовали элиминированию эмоций из жизни современного человека.
Конечно, современный психоанализ отошел от столь ортодоксальной постановки вопроса, которая здесь намеренно заострена. Прекрасный учебник Томэ и Кехеле по современному психоанализу содержит богатую, тонкую и смелую критику многих положений ортодоксального анализа. Авторы подчеркивают ошибочность, и даже опасность, трактовки всех эмоций и наблюдений пациента только лишь как результатов переноса. Ведь определенная часть такого рода переживаний может соответствовать реальности, и тогда отрицание их психоаналитиком способно привести к расшатыванию чувства реальности у пациента и утрате им ощущения, что его эмоции – не иллюзия и не связаны с трансфером. "Пациент не только чувствует, что тот или иной вопрос может не приветствоваться, – его критические и реалистические наблюдения нередко действительно не приветствуются. Нельзя должным образом работать с этими проблемами, если собственный нарциссизм препятствует признанию правдоподобности реалистических наблюдений" (там же, стр.126). Вообще-то, упрощая суть вопроса, следует согласиться с авторами, что лечит правда, – о роли подлинных чувств и их полного принятия много писал К.Роджерс. Хочется выразить сожаление, что сам психоанализ как научная школа развивается, зачастую игнорируя реальность в виде существования других психотерапевтических школ и направлений. Этот упрек, кстати, находит подтверждение в исследовании португальских психотерапевтов (Васко, Гарсиа-Маркес, Драйден, 1996). Полученные ими данные убеждают, что из всех направлений психотерапии труд нее всего справляются с ситуацией расхождения между профессиональными ценностными ориентациями и установками базовой школы именно психоаналитики, которые, в отличие от представителей других школ, не решаются идти по пути интеграции и частичного изменения своего подхода.
Образ психоаналитика как человека рационального, самодостаточного, всезнающего и всемогущего долго служил эталоном для многих поколений больных и здоровых потребителей психоанализа. И хотя данный образ постепенно меняется в современном психоанализе, происходит это не столь уж явно для стороннего взгляда. В нашей же стране, возрождающей психоанализ в государственном масштабе (см. указ Б. Ельцина о возрождении и развитии психоанализа в России), при явном дефиците современной литературы и горького, но необходимого опыта осмысления ошибок, существует реальная опасность заучивания дурного старого образца этого учения.
Мы не случайно столь подробно остановились на негативном влиянии самой психотерапии и психотерапевтов в плане формирования современной невротической личности. Было бы несправедливо приписывать это влияние целиком и полностью психоанализу в его классическом варианте. В гораздо большей степени игнорирует эмоциональную природу человека классическая бихевиоральная терапия, сводящая процесс воспитания и лечения к (+) и (–) подкреплению. Фобическое отношение к эмоциям отца бихевиоризма Д.Уотсона, проявившееся, в числе прочего, в воспитании собственных детей, хорошо известно (Шульц, Шульц, 1998). Книга Б.Уотсона "Психологическое воспитание ребенка" произвела значительный эффект на культуру воспитания в Америке. Однако именно потому, что влияние психоанализа на эмоциональную жизнь современного человека далеко не столь однозначно, мы решили остановиться на нем подробнее. Так или иначе, невротическая личность нашего времени, нарцистически и индивидуалистически настроенная, с трудностями открытого доверительного эмоционального контакта, со стремлением к силе и совершенству, отчасти вызревала и под влиянием существующих психотерапевтических практик в их наиболее негибких вариантах.
Психологические факторы в эпидемиологических тенденциях нашего времени
Авторы данной статьи начали заниматься проблемой эмоций в контексте психического здоровья в 80-х годах и постепенно пришли к выводу о важной роли, которую в эпидемиологических тенденциях последних десятилетий играют дезадаптивные установки по отношению к эмоциям. Печальное следствие этих установок – резкое возрастание количества аффективных расстройств, в том числе в современном их обличий – в виде различных соматических масок (Гаранян, Холмогорова, 1994; 1996; Холмогорова, Гаранян, 1996; 1996).