Страх (стр. 1 из 2)

Страх есть боязнь чего-то опасного, происходящего прямо сейчас, – в отличие от тревоги, которая есть боязнь чего-то плохого в будущем, даже недалеком. Тревожный человек еще имеет время попричитать взволнованно, пожаловаться кому-то и мечется, места себе не находит – в ожидании чего-то грядущего скверного для него.

Страх обычно острее тревоги. Он, бывает, так сильно напрягает организм, кровеносные сосуды, что у человека пожилого, телесно хрупкого может случиться телесная катастрофа в виде инфаркта или инсульта. Но молодой человек с подвижно-гибкими сосудами обычно легко выносит это напряжение-испытание страхом. И еще спасается им, поскольку наполняется в страхе бесценным организмическим «горючим», на котором помчится с такой скоростью и перепрыгнет такую пропасть, что без страха это было бы для него совершенно невозможно.

Наша природа разнообразно защищает нас от напряжения страхом. Один человек, в соответствии со своей природой, в опасности немеет душой при ясном течении мысли. Все происходящее вокруг него, например в драке с бандитами, как бы отодвигается за безопасную прозрачную занавеску, и он способен в этой природной душевной анестезии хладнокровно защищаться с расчетом и наносить удары. Другой человек, тоже природно защищенный от душераздирающей напряженности онемением души, впадает одновременно и в легкий мышечный ступор. Он может при этом жить какие-то секунды сложной духовной жизнью, но трудно ему спасительно отбежать от снаряда, который может вот-вот разорваться (как это происходит, например, с некоторыми толстовскими героями). Третий в обстоятельствах битвы, драки приходит в состояние вдохновенного азарта, обнаруживая в эти мгновения необычную для него сметку-смекалку и ловкость, необходимые для победы. У четвертого суживается сознание, вытесняя из себя страшное, угрожающее, и он может остолбенеть с опустошенной душой или охваченный яркими истерическими галлюцинациями (видения родного дома, картин детства, близких людей и всякого другого подобного), как бы уводящими его от опасности в покой-безопасность, – всем этим он нередко не спасается, а лишь помогает своему врагу. Пятый, тоже в суженном сознании, станет бессмысленно метаться-биться в «двигательной буре», подобно рыбе, выброшенной на берег. И т. д.

Природа – всегда стихия. Ее защита нередко превращается в свою противоположность. Все на свете диалектически противоречиво в нашем человеческом естественно-научном размышлении. Лишь мы сами сознанием-знанием-пониманием способны поправить и в себе самих несовершенство Природы. Для этого и важно знать закономерности своего, свойственного своей природе, переживания в опасности, особенности своей душевной защиты, неразрывно связанные с биологическими сдвигами в нашем организме. Эти особенности возможно достаточно глубоко-подробно понять-прочувствовать, изучая в жизни и по книгам характеры, известные в науке душевно-телесные типы людей.

В сущности, физиономия нашей жизненной защиты, являющая себя в побеге от врага (в широчайшем смысле – побеге порою сложно-психологическом, философском) или нападении на него (так же широко понимаемом); есть физиономия нашего типа, нашего (обычно врожденного в своей основе) сложного душевно-телесного способа существования.

Это все, конечно же, естественно-научный подход к страху, к жизни вообще. Другие известные подходы – психоаналитический, экзистенциальный, религиозный. И еще есть подходы. Каждый выбирает свое, созвучное своему характеру, и проникается своим пониманием Природы, Космоса, Человечества, себя самого в этой жизни, своей дорогой, своим смыслом существования во Вселенной и на Земле.

Поначалу, дабы лучше понимать себя в мире, важно хотя бы знать: страх мой (как природно-нутряной и душевный, общечеловеческий сигнал опасности) легче превращается во мне в ярость или в ужас? В ярости-гневе звучит агрессия, прибавляющая нападательные силы. В ужасе звучит-кричит капитуляция, дефензивность (пассивная оборонительность), упадок сил, опускаются бессильно руки и слабеют колени перед грубой агрессией. Ярость, как известно, «работает» на ином биологическом «горючем», нежели страх и ужас (см. «Введение в психофизиологию» Дж. Хэссета в переводе с англ. – М.: Мир, 1981, с. 70). Можно, конечно, пытаться воспитывать в себе посильное переплавление своего страха в ярость, но Природа всегда ограничивает наши желания-возможности нашим природно-наследственным складом. Ей нужны и несмелые – для разнообразных духовных, чувствительных, неагрессивных дел, отношений, сохраняющих в целости Человечество. Так, не способный к полноценной «волчьей» ярости-агрессивности «человек-олень», в отличие от «человека-волка», оказывается нередко способным к творчески одухотворенной красоте мысли и переживания, нравственно соединяющей людей в их чувствах для справедливой жизни вместе.

Человеческая слабость-дефензивность имеет, таким образом, свою психологическую, философскую гармонию-силу – как и благородная агрессивность, защищая эту слабость, земную справедливость от безнравственности.

Больной, патологический страх возникает и без обстановки опасности для человека (опасности – в самом широком смысле слова, включая сюда и страх потери чего-то важного для себя, страх экзамена, спортивного и иного выступления перед людьми). Этот болезненный страх нередко поначалу беспредметный, «животный» – неизвестно перед чем. Но отличается он часто внезапностью, необыкновенной остротой-растерянностью с нередким переходом в ужас, чувством вселенской катастрофы или неминуемой смерти от какой-то зловещей поломки в организме, неслыханно гулкими-сильными ударами сердца, высокими цифрами артериального давления, нехваткой воздуха, жуткой «трясучкой» тела и т. п.

Не только острый, но и хронический более или менее мягкий беспредметный страх, возникающий вне психологически понятной опасности, как и мучительный страх, причиненный событиями, – серьезный повод обратиться к психотерапевту. Есть сегодня немало лекарств и психотерапевтических приемов для существенной помощи страдающим страхами.

Привожу здесь из своей практики примеры именно таких, как правило, депрессивных, страхов, с которыми необходимо обратиться за советом и помощью к психотерапевту. Это пациенты, которых лечил или только консультировал в разные годы.

И., 47 лет, женщина-юрист. То и дело усиливается, нарастает обычно беспредметная, беспричинная напряженность-угнетенность в душе. С нею нередко уживается безразличие-равнодушие. Порою охватывает острый страх перед будущим: словно что-то ужасное может случиться в семье или на службе. Мучает чувство острой неполноценности, неуверенности в себе, – при том, что понимает: нет для этого оснований. Одновременно боится толпы и испытывает сильный «страх перед ограниченностью помещений». Среди большого количества людей (в метро, на многолюдной площади и т. п.) делается остро страшно (до растерянности), что не выберется из этой толпы. Колотится и колет сердце, прошибает пот. Страх охватывает ее даже тогда, когда рядом кто-то из близких, на кого можно опереться. Нет понятной зависимости от обстановки, которая могла бы побуждать к страху. Так, нет страха, когда одна в своей маленькой комнате, но накатился ужас, когда, гуляя в парке, вдруг увидела забор («ограниченность»).

Эти страхи толпы и «ограниченности» появились впервые в 12 лет, когда попала в тесноту заполненного людьми вагона поезда. Охватил тогда «животный ужас» без конкретного содержания, и в течение тридцати лет эти страхи мягко, «терпимо» беспокоили время от времени. В последние годы состояние ухудшилось – сформировалась клиническая картина, описанная выше. Последние года два трудно собраться с мыслями, стала рассеянной-забывчивой; неприятная вялость без физической усталости. Сейчас монотонно-тревожна, с застывшим беспомощным взором, без живых вопросов о своем будущем (1975 год).

И., 30 лет, медсестра. Заболела на двадцать втором году жизни, когда студенткой во время экзаменов вынуждена была подрабатывать и сильно утомлялась. Возник тогда внезапно «дикий», «животный» страх, что случилось что-то жуткое, небывалое, она сходит с ума, умирает, перехватило дух – будто провалилась куда-то. Через час-другой эта острота сошла, но возникло чувство, будто ее переживания - это не ее переживания. Лишь головой понимала, что это не так. Ходила как в полусне, в «оцепенении». В голове «все вертелось», и одна мысль «накатывала» на другую, не могла сосредоточиться. Постоянная тревожная напряженность, раздражительность с дрожанием рук, сменяющиеся тягостным тоскливым безразличием. Среди всего этого уже девять лет время от времени возникают знакомые страхи с привкусом «дикого», «животного», с чувством, что внутри все «течет», горит, – но страхи эти уже не такие острые. В последние месяцы появились навязчивые страхи высоты, при том что студенткой отважно занималась в парашютной секции. Боится сойти с ума и боится покончить с собой (для нее это просто сделать, потому что жить стало невмоготу). С однотонным страданием рассказывает об этом (1990 год).

И., 31 г., программист. Заболела в возрасте двадцати двух лет – утром ни с того, ни с сего сделалось дурно в метро, необычно гулко заколотилось сердце, стал душить ком в горле, не хватало воздуха, задыхалась, открылся острый беспредметный «дикий» страх, какого никогда прежде не было. Через час-другой стало легче, но в тот же день, к вечеру, на несколько часов снова сделалось очень плохо в том же духе: острый страх, и все не хватало воздуха, хотя и вдыхала в легкие воздух из сада, открыв окно, полной грудью. С тех пор эти расстройства в смягченном, притупленном виде возвращались и возвращались. Кое-как отвлекалась от них. В 23 года вышла замуж, через год забеременела. На седьмом месяце беременности возник знакомый, почти такой же сильный «приступ», с которого 2 года назад все начачось. Все вскоре опять улеглось. Но когда еще через 3 года забеременела вторым ребенком, уже в первый месяц беременности смягченные прежде болезненные расстройства обострились, стали сгущаться-углубляться. С тех пор уже эта обостренность не проходит: удушье, сердцебиения-перебои («сидишь-сидишь – и вдруг стукнет»). Все это проникнуто страхом, чаще беспредметным. Занята теперь только здоровьем, «забыла мужа, детей». Уже полгода нет близких отношений с мужем: «как полутруп», «все боюсь, где вдруг стукнет, где шарахнет, куда тогда бежать». Принесла на консультацию ворох заключений специалистов о том, что все эти ее расстройства – нервные (1991 год).