Тем не менее, приходится признать, что такие связи культуры и психологии (то есть направление от культуры к психологии, потому как обратным движением занимается психология культуры, в частности психология искусства) пока исследованы лишь в очень малой степени.
В рамках научной психологии одним из первых сосредоточил внимание на этом вопросе применительно к художественной литературе Б.М. Теплов. "Глубоко убежден, - писал он, - что художественная литература содержит неисчерпаемые запасы материалов, без которых не может обойтись научная психология". (Теплов, 1985, с.306) Здесь акцент делался на использование богатейшего описательного материала, содержащегося в художественной литературе. С несколько другой стороны подошел к этому вопросу В.П. Зинченко, выпустивший небольшую книжку под названием "Возможна ли поэтическая антропология?", где показывается, насколько поэтические метафоры и открытия могут помочь развитию наук о человеке, прежде всего психологии. Трудно переоценить значение этих трудов, открывающих для нас новую область психологического исследования. Также представляется целесообразным расширить обсуждаемую область с художественной литературы до культуры вообще, так как такие ее проявления как массовая культура (например, современная песенная лирика) обладают, пожалуй, не меньшим гуманитарно-психологическим потенциалом.
В контексте же применения потенциала культуры в психологической практике, можно говорить о существовании психотерапевтического потенциала культуры. Этот потенциал выражается в таких проявлениях культуры, как, например, различные обряды, связанные с прохождением критических периодов человеческой жизни (рождение, взросление, свадьба, смерть). Другой такой областью является искусство, с "исцеляющей силой" которого так часто можно столкнуться в повседневной жизни. Речь здесь идет как о включении накопленного в культуре опыта в психотерапевтический процесс (т.е. создание новых психотерапевтических техник), так и об использовании его в построении общих психотерапевтических систем.
Подводя итоги, можно снова вспомнить культурно-историческую теорию и сказать, что исследования психологического потенциала культуры составляют зону ближайшего развития психологической науки.
Обращения к культуре долгое время находились на периферии психологического исследования, так как не входили в логику "естественнонаучной" парадигмы. Истоки этого положения дел можно найти на рубеже XIX и XX веков в выделении психологии из философии в качестве отдельной науки, в выборе новой терминологии, методологии и единиц анализа; в развитии физиологической, эмпирической, экспериментальной психологии. В этом и состоял позитивный заряд того времени (см., например, Братусь, 2000), хотя многие более сложные объекты исследования практически выпали из поля зрения психологов. Но то, что было необходимо сто лет назад, стало сейчас тормозить психологию, ведь тем самым выбрасывается из рассмотрения (или не учитывается) огромный пласт человеческой жизни. Снова и снова обращают на себя внимание факты, которые невозможно описать той наукой, которую мы имеем сейчас. И большинство таких явлений прямо связаны с областью культуры и искусства. В то время как научная психология лишь начала их исследовать, в практике, прежде всего в психотерапии их уже активно используют. Таковы, например, терапевтические методы Г. Назлояна (маскотерапия, портретный метод, бодиарттерапия и др.), пока лишь в очень малой степени доступные научному объяснению. (Назлоян, 2001)
Значение культуры для научного понимания человека, разумеется, - вовсе не внезапное психологическое "прозрение" последних лет. Оно с давних пор неоднократно подчеркивалось различными мыслителями. Так, например, известнейший русский философ С.Л. Франк еще в 1917 году писал в своем труде "Душа человека": "Для того, чтобы в настоящее время уяснить себе человеческую жизнь, нужно изучать произведения искусства, письма и дневники, биографию и историю, но никак не научную литературу психологии" (Франк, 1917, с.5).
Все приведенные размышления постепенно подводят к вопросу: как психология должна рассматривать культуру, которая может и должна оказать на нее такое большое влияние. То есть, другими словами, какой психологический статус мы можем дать культуре? По данному поводу существует несколько точек зрения.
Первый взгляд, выраженный, например, в учебнике Юлии Борисовны Гиппенрейтер "Введение в психологию" разделяет все психологическое знание на житейское и научное, отношения между которыми "подобны отношениям Антея и Земли; первая, прикасаясь ко второй, черпает из нее свою силу" (Гиппенрейтер, 1988, с.16). При этом к житейско-психологическим знаниям относятся и все те психологические богатства, которые можно найти в культуре. Разумеется, житейское знание владеет огромной россыпью данных, но, как отмечал П.А. Флоренский, эта россыпь настолько несистематизирована, что доступ к ней практически закрыт. "Житейскою мыслью все объяснено уже, и она ни в чем более не нуждается. Однако объяснено - где-нибудь и как-нибудь, - где же и как именно - найдешь лишь случайно. Такое жизнепонимание подобно огромной библиотеке, не только не имеющей каталога, но и не расставленной по плану" (цит. по Савина, 2000, с. 15) (везде выделено П.А. Флоренским).
Согласно другой точке зрения, выражаемой, например, Олпортом, можно выделить "два принципиальных подхода к детальному изучению личности: литературный и психологический" (Олпорт, 2001, с. 27) При этом литературные (т.е. культурные) знания абсолютно не сводимы к житейским. Это качественно новая форма знания. И психологам еще предстоит долго учиться, чтобы хоть как-то приблизиться к таким высотам. Хотя сказанное, разумеется, отнюдь не умаляет достоинств научной психологии: "Я согласен, что психологи, изучающие личность, по существу стараются сказать то, что литература всегда говорила, и они по необходимости говорят это гораздо менее художественно. Но о том, в чем они продвинулись, пусть пока немного, они стараются говорить более точно и с точки зрения человеческого прогресса - с большей пользой" (Олпорт, 2001, с. 34).
Сходную позицию высказывает и Б.С. Братусь, рассматривания возможности применения художественного знания в психологии на примере психологии личности: "... примеры из художественной литературы можно встретить на страницах солидных общетеоретических исследований. Однако использование художественного образа как метода психологического исследования, определение его возможностей и ограничений не нашли должного отражения в научной литературе, в том числе в той, которая непосредственно обращена к психологии искусства. Обычно в подобного рода работах делается попытка раскрытия тайн литературного творчества, искусства вообще с помощью гипотез научной психологии. Нас же интересует сейчас обратная задача - понять, чем и с какой стороны накопленные в литературе образы и описания могут быть полезны для психологии" (Братусь, 1985, с. 55) В результате делается закономерный вывод, что "анализ литературных данных не может быть основным, а тем более единственным в познании живого движения личности человека. Его необходимо пополнять, а вернее делать его дополнительным к собственно психологическим методам исследования реального развития личности. Поиск этих методов - одна из насущных и реальных задач современной психологии личности" (там же, с. 61).
Здесь также можно привести цитату М.К. Мамардашвили, говорившего о такой важнейшей составляющей культуры как искусство, что оно - "не пришлепка к жизни" (Мамардашвили, 1976). То есть искусство, культура - не некие артефакты, побочные продукты жизни человека, а, напротив, ее важнейшие составляющие. Культура не может быть сведена к схемам и теориям, в том числе и психологическим. Она, напротив, питает и поддерживает многообразие психологического знания, а не вытекает из него, она развивает как психологию, так и творящих ее психологов.
Здесь мы приходим к тому выводу, который сделал А.А. Пузырей: "...можно настаивать на том, что каждая вещь искусства есть в каком-то смысле особого рода "орган" нашего психического и духовного развития. Орган или "приставка", которые мы присоединяем к себе и посредством которых мы можем осуществлять свое собственное развитие как людей" (выделено автором) (Пузырей, 1986, с. 55) А культура может являться "источником развития" не только психологии (см. выше), но и психологов-специалистов. Так, искусство как часть культуры "на столетия опережает науку, особенно в познании человека. На его основании можно было бы написать учебник психологии XXI века и последующих веков. Только мы плохо умеем читать искусство..." (Зинченко, 2000, с. 30). Это значит, что искусство, да и всю культуру, нужно учиться читать, отдать ей большую часть своего времени.
Другой особенностью культуры является то, что она по отношению к науке выступает в качестве живого знания, предоставляя при этом путь к выходу за узкие научные рамки. Продолжая метафору с культурно-исторической теорией развития высших психических функций, можно назвать культуру важнейшим фактором социальной ситуации развития психолога как специалиста. Содержание культуры бесконечно шире любых научных взглядов, следовательно, необозримо количество информации, которую из нее можно почерпнуть для науки.