В качестве примера «безматеринской» культуры можно привести данные М. Мид по манус (Новая Гвинея), отличающихся, с ее точки зрения, «исключительной прагматичностью» [47. С. 30—40, 48 ].
Женщина у манус занимается воспитанием младенца лишь до года, а затем ребенок практически полностью уходит под влияние отца, принимая участие во всей его деятельности, вплоть до социальных занятий. При этом даже может оспариваться само материнство наподобие условности отцовства — для манус важнее, каким духам (фратрии) принадлежит ребенок — а принадлежит он духам клана отца. Даже чужой ребенок, родившись при мужчине, не являющемся биологическим отцом, становится его желанным сыном безо всяких оговорок. В результате недостаток «правополушарной» связи с матерью вынужденно компенсируется различными способами, что и определяет специфику культуры этого этноса.
Воспитание детей здесь поэтому чрезвычайно упрощено и привязано к выживаемости и привитию традиционных навыков. Любопытен факт постоянной имитации действий и движений, мимики собеседника; повторяемость называемых слов ребенком и его взрослым собеседником — до 60 раз; при этом ребенок только что выученным словом называет все предметы, связанные с ситуацией, когда он это слово услышал, — вплоть до произнесшего его человека [47. С. 200— 210 ]. Вместе с тем, Мид отмечает отсутствие у манус богатого образного языка, обилия легенд и преданий и поэзии, а дети манус не любят сказок, считая, что «это для стариков».
У них практически не существует имитационных игр — они сразу занимаются полезной деятельностью, только посильной. Детям выдают сразу всю модель религиозных персонажей в виде генеалогического дерева. Здесь нет профессиональных возрастных объединений,
1 Так, например, жители Дагестана в нормальных условиях кормили до двух лет, но мальчиков кормили грудью дольше, чем девочек, что, видимо, было вызвано меньшей адаптивностью мальчиков. Любопытно, что принято было в первый раз давать правую грудь, поскольку считалось, что если дать левую, то это чревато несчастьями [2; 7]. Еще в прошлом веке делались совершенно справедливые, с нашей точки зрения, попытки выделения этапов детства по степени развития языка, хотя и не всем этот подход казался понятным и правомерным. Так, Зеньковский критикует предложившего подобную классификацию Штумпфа [15. С. 58—59].
Мид совершенно справедливо полагает, что умственное развитие детей определяется формой той культуры, в которой они были воспитаны [47. С. 214 ]. Она отмечает, что игры детей манус воспитывают в них прежде всего свободу, представляют собой великолепные упражнения для их тел, прививают им быстроту реакции, ловкость, физическую инициативность. Но они не несут никакого материала для мысли, никаких моделей поведения взрослых, вызывающих восхищение, и никаких форм такого поведения, которые порождали бы острое презрение у детей.
Затянувшийся период лактации тормозит развитие ребенка, бло-кируя каким-то образом левополушарное развитие его поисковой активности и самостоятельности за счет доминирования правополушар-ных адаптивных функций1. Прекращение лактации как бы запускает механизм развития левополушарных функций. Однако присутствие матери носит чрезвычайно важное значение вплоть до б—10 лет, до завершения формирования базовых дополовых психических функций ребенка. У манус традиционное отстранение матери в воспитании ребенка, начиная с года, создало, по мнению Мид, весьма специфическую популяцию с достаточно ограниченным культурным потенциалом. У коми-зырян, напротив, — при том, что кормление грудью перестает быть регулярным, начиная с 3—5 месяцев, младенец передается на воспитание бабушке — знатоку народной мудрости. При этом мать продолжает играть очень важную роль в формировании детей и в содержании дома, практически наравне с мужем, храня традиции народной педагогики, стоящей на формировании нравственных качеств и усвоении общепринятых моральных норм. Благодаря такой ситуации дети воспитывались самостоятельными и ответственными, становились хорошими работниками. И главное, методы воспитания в семье коми не ставили своей задачей вырастить безропотного человека, наоборот, родители стимулировали активность ребенка. Чрезмерная покорность считалась ущербной [34. С. 22].
Первые игры младенца носят сугубо адаптивный, правополушар-ный, и потому замкнутый в идеале на мать, характер: подражание улыбке, копирование эмоций, повторение движений, концентрация взгляда, которая развивается к 6—8 месяцам [15. С. 83 ]. Всего этого лишены так называемые «дикие» дети, описанные нами выше.
Ритм и речь. Яркие погремушки и трещотки являются первыми игрушками ребенка, вырабатывающими навык концентрации взгляда и слуха, обучающими воспринимать ритмический шумовой ряд, что предшествует и сопровождает формирование речевого ритма. Поражает обилие способов изготовления и вариантов наименований этой игрушки в русских деревнях [5. С. 19—20 ].
Следующим важным этапом адаптивных игр становится в возрасте б—9 месяцев повторение слогов и ритма материнской речи, что закладывает основы культуры, присущие этносу, в котором растет ребенок: ритм играет большую роль в артикуляции, в формировании фонем, интонаций и модуляций речи. Отрабатываются фонемы и комбинации фонем (слоговой ряд), свойственные лишь данному языку.
Известно, что физиологический ритм свойствен всей жизнедеятельности организма, а сердце является особенно отзывчивым на музыкальный ритм органом. Поэтому нет ничего удивительного, что— словесная ритмика воспринимается и усваивается раньше речи. Нервная система и мускулатура обладают высокой степенью усвоения ритма, что проявляется как акустикомоторный рефлекс. При этом звук входит в ассоциативные отношения с проприоцепцией (кинестезией) [21. С.174 ].
Таким образом, можно предположить, что еще в доречевом периоде не только начинается формирование общечеловеческого фенотипа1, но и закладывается ритмика и фонетический набор определенной лингвистической культуры.
Любопытный пример специального игрового языка дает этнография таджиков, у которых «на смену различным звукам, адресуемым взрослым маленькому человеку, приходят слова, специально придуманные для детей. Они немногосложны, после их освоения ребенка обучают другому языку — родному, который у таджиков называется «материнским» языком. Этот язык создает предпосылку для познания окружающего мира вещей и явлений, служит основой для приобщения к социальным и культурным ценностям, созданным в семье» [32. С.38].
Именно поэтому расхожий комментарий о том, что няня Арина Родионовна сделала из Пушкина великого русского поэта, обретает особый смысл, поскольку, рассказывая русские народные сказки и напевая колыбельные песенки, няня «заложила» в будущего гения программу ритмики русского языка. И можно даже утверждать, что национально-культурная принадлежность каждого человека предопределяется ритмическим фоном той среды, которая воздействует на него тогда, когда он еще не умеет говорить. Даже при смене культурно-лингвистического фона заложенная первоначальная «программа» продолжает существовать, становясь, по всей видимости, основой для восстановления речевой функции при различного рода травмах и стрессах. Так, например, известны случаи, когда человек в результате заболевания (или травмы головы) начинает говорить на «неизвестном языке», который иногда даже опознаваем как некий «древний» язык наподобие шумерского. Причем опознают язык люди, не имеющие никакого отношения к специальной лингвистике, которые, несмотря на всю нестандартность ситуации, почему-то не находят возможности сделать запись для последующей профессиональной оценки. В тех случаях, когда запись делается, оказывается, что речь идет о языке, в среде которого этот человек провел первые годы своей жизни.
При некоторых поражениях мозга восстановление речи у человека начинается с ритмических присказок, которые отпечатались в его мозгу в младенчестве. Так, например, пациенту, к которому начинает возвращаться речь, показывают изображение звонка, а он называет его «колокольчики-бубенчики»; показывают петуха, а он называет его «петушок — золотой гребешок», т.е., восстанавливаясь, речь как бы заново повторяет в соответствующих элементах основные этапы раннего онтогенеза (наподобие тестирования программ при перезагрузке компьютера). Просто ритмизация речи проявляется в данном случае как способ компенсации пароксизмальных нарушений восприятия речи. Этот феномен проявляется в особой упорядоченности звучания речи во времени — ритмичности: речь собеседника больные воспринимали то как музыкальные мелодии, то как рифмованную [18. С. 256 ].
Видимо, подобная ритмизация речевой деятельности напрямую связана с архаическим (правополушарным) способом организации речевого пространства, что ярко и универсально проявляется на уровне филогенеза в фольклоре, а на уровне онтогенеза — в так называемом "детском фольклоре", которые включает как творчество самих детей, так и текстов, создаваемых для детей.