Одна из излюбленных игр — догонялки и отнимание мелкого предмета, который по несколько раз переходит из рук в руки. (Следует упомянуть, что подобную игру мы наблюдали также у молодых вра-новых птиц [10]).
Вольные шимпанзе используют в манипуляционных играх не только природные материалы, но и предметы, связанные с деятельностью человека. Лагерь в Гомбе неоднократно подвергался нашествиям «соседей», которые охотились не только и не столько за лакомствами, но интересовались всеми предметами походного обихода [2 ].
Сходный интерес к экспедиционному оборудованию проявляли и молодые гориллы. По наблюдениям Д. Фосси [34], один из детенышей, при первой же возможности потрошивший ее рюкзак, особое пристрастие питал к оптике. По-видимому, он не просто подражал действиям человека, но и действительно внимательно разглядывал в бинокль окружающие предметы, иногда шевеля пальцами прямо перед окулярами. 300-миллиметровый объектив он использовал как подзорную трубу, направляя на удаленные предметы или других членов группы. Самое удивительное, что он обращался с этими своими игрушками очень бережно и не подпускал к ним конкурентов.
Гудолл подробно описывает возрастные особенности игры живущих на свободе детенышей шимпанзе, а также игры матери с детенышем — тот аспект игрового поведения, который можно полноценно исследовать именно в природных условиях (или в крайнем случае в колониях).
От матери получает первый опыт социальной игры, когда та нежно покусывает его зубами или щекочет пальцами. Сначала игровые эпизоды длятся недолго, но около 6 месяцев детеныш начинает отвечать матери игровой мимикой и смехом, тогда продолжительность игры растет. Некоторые самки играют не только с младенцами, но вплоть до достижения детенышем зрелого возраста. Одна из обезьян играла и в 40 лет — детеныши бегали вокруг дерева, а она стояла и делала вид, что пытается схватить их или хватала тех, кто пробегал близко. Ее дочь Мими также играла со своим потомством в течение довольно долгого времени. Однако большинство мамаш-шимпанзе не отличается особой склонностью к игре с подрастающими детенышами. Вообще для игр взрослых, шимпанзе характерна очень большая индивидуальная пластичность.
Когда младенец достигает возраста 3—5 месяцев, мать позволяет другим детенышам играть с ним. Сначала это старшие братья и сестры, но с возрастом этот круг растет, а игры становятся продолжительнее и энергичнее. К 3 годам они часто кончаются агрессией. Наиболее активно играют детеныши от 2 до 4 лет. Во время отучения детенышей от груди интенсивность игр с ними снижается, и лишь отдельные взрослые особи ее сохраняют (Гудолл, Clerk).
Частота участия малыша, в играх с другими детенышами зависит от «личности» его матери, а также от демографических факторов, например, от числа детенышей в группе. Степень уверенности, с которой детеныш ведет себя в играх, в значительной мере зависит от общественного ранга его матери. Тем самым уже на этом этапе онтогенеза игра способствует становлению будущего социального ранга детеныша.
Следует отметить также особый аспект игрового поведения, который Характерен, по-видимому, в основном для человекообразных обезьян. Наблюдения за шимпанзе показывают, что они могут использовать приглашение к игре как средство манипулирования поведением сородичей. Н.Н. Ладыгина-Коте (1935) пишет, что, подобно тому как игра заставляет ребенка забыть боль, съесть нелюбимую еду и т.д., с помощью игры удалось приучить Иони к спокойному сидению за столом (благодаря использованию подвижных игр в качестве подкрепления) . Этот прием иногда применяли и вольноживущие самки-шимпанзе — некоторые из них использовали игру как средство управления непокорным детенышем. Вовлекая его в игру, они или заставляли непослушного следовать за собой, или отвлекали от попыток сосать грудь в период отлучения от молочного вскармливания. Некоторые самки с помощью игры отвлекают старшего отпрыска от новорожденного.
Сходное использование игры отмечено и у «говорящих» шимпанзе. Так Р. Футе (см. Ю. Линден [20]) наблюдал, как молодой самец Бруно, пытаясь отвлечь своего товарища Буи от лакомства, знаками амслена звал его играть (щекотать друг друга).
Приглашение к игре используется как средство манипулирования поведением не только детенышей, но и взрослых обезьян. Об этом говорят следующие наблюдения. В описанной де Ваалем (deWaal, 1978) Арнхеймской колонии, обитавшей на довольно большой, но все же ограниченной территории, шимпанзе использовали приглашений к игре как средство урегулирования социальных конфликтов. Один из самцов применял такой способ для предотвращения гнева доминанта. Например, когда альфа-самец проявлял признаки агрессии, к нему подходил самец, занимавший в иерархии 3-е место, и, поднявшись на задние ноги, начинал пятиться от него с «игровым выражением» лица. И хотя альфа-самец не всегда обращал на него внимание, эта тактика часто переводила его активность в другое русло.
Дж. Гудолл отмечает, что, в отличие от обезьян этой колонии, у вольных шимпанзе она никогда не наблюдала ничего подобного.
Как она предполагает, дело здесь в том, что колония, содержащаяся в неволе, не имеет средств для разрядки агрессии, которые имеют животные на воле. На воле самцы могли покидать свою группу, могли уходить в сторону от доминанта, могли увести самку и спариться с ней, не привлекая ничьего внимания и т.д. В отличие от них, шимпанзе в неволе не имеют возможности «разрядить» напряженность и потому вынуждены прибегать к особым, более изощренным приемам «социального маневрирования», таким, как утаивание намерений, поддержание тесных связей с союзниками, а также примирение после конфликта. Поэтому в неволе и можно наблюдать некоторые формы социальных взаимодействий, которых нет или мало у шимпанзе на воле. Возможно, так же обстоит дело и с игрой — в условиях неволи она более изощренная и лучше выявляет их потенциальные возможности. По-видимому, одна из таких потенциальных возможностей — приглашение к игре как отвлекающий от агрессии прием.
Игра у некоторых животных-неприматов.
Сравнительный анализ показывает, что за исключением отдельных наблюдений нет доказательств способности к игре у кого-либо кроме млекопитающих и некоторых видов птиц. Не ставя задачи дать исчерпывающую характеристику игры позвоночных-неприматов, остановимся еще на некоторых ее проявлениях.
Выше, при рассмотрении форм игровой деятельности, мы уже обращались к некоторым аспектам игры грызунов и хищных. Укажем еще на некоторые факты.
Установлено, что существуют значительные различия в интенсивности и характере игры у разных видов грызунов. Она очень характерна для молодняка большинства видов хомячков (Лоренц [21 ];
Фабри, Мешкова [31 ]), а также крыс [25] и полевок [9 ]. В характере социальных игр четко отражается видовая специфика поведения взрослых животных. Как отмечает К.Э. Фабри [29], у одних видов грызунов (морские свинки) игровая борьба отсутствует, а социальные игры сводятся к сигналам «приглашения». В отличие от них, у большинства других грызунов распространены именно игровые схватки. Так, общеизвестно, что для онтогенеза крыс характерны разнообразные и интенсивные преследования и схватки, тогда как у мышей возможность локомоторных и социальных игр была доказана сначала на диких видах. Однако в настоящее время важная роль социальных игровых контактов для развития поведения мышей привлекает все больше внимания и широко исследуется на лабораторных линиях [50 ]. Особенно отчетливо игровые взаимодействия грызунов проявляются в физически сложной среде обитания [25; 26 ].
Как мы уже упоминали выше, исследования игры грызунов очень разнообразны, и здесь мы остановимся лишь на одном аспекте исследований, непосредственно развивающем представления Д.Б. Эльконина и К.Э. Фабри о природе игры и связанном с анализом специфической проблемы.
Речь идет об исследовании психологических механизмов, лежащих в основе синурбанизации — изменения поведения видов, приспосабливающихся к жизни в условиях антропогенной трансформации среды. На основе наблюдений за животными-синурбанистами и сравнения их с животными из природных популяций Н.Н. Мешкова и Е.Ю. Федорович [25 ] показали, что, будучи одной из основных форм поведенческой активности в ювенильный период, игра обеспечивает в дальнейшем саму возможность психической ориентировки в изменчивых ситуациях, которые во множестве возникают перед животным в городской среде. Авторы высказывают предположение, что в условиях суперизменчивой урбанизированной среды можно ожидать усиленного прогрессивного развития игровой деятельности у видов синурбанистов, особенно эусинантропов, по сравнению с близкими видами, менее склонными или вовсе не склонными к синантропизму. Предполагается, что чем более богата и разнообразна по внешним проявлениям их игра, чем продолжительнее игровой (ювенильный) период онтогенеза (и в целом пребывание в семье), тем большим адаптационным потенциалом поведения обладает вид — синурбанист. В подтверждение такой точки зрения авторы приводят ряд данных, в которых действительно обнаруживается тенденция к усилению развития игры у некоторых видов грызунов-синантропов по сравнению с близкими видами экзрантропами [9 ] или же видами с меньшей степенью синантропизации [13 ].
Игры составляют важную характеристику поведения представителей всех семейств отряда хищных млекопитающих, которые проводят много времени в игре друг с другом и с предметами. Для большинства типичны все варианты подвижных социальных игр (преследования, схватки). Наличие четких специальных сигналов — приглашений к игре — делает игровую агрессию безопасной, и во время схваток и преследований животные не наносят друг другу реальных повреждений. Как уже упоминалось, хищные активно играют с предметами, а у многих видов их матери активно играют с детенышами (кошки, волки, медведи, гиеновые собаки, шакалы).