Как раньше неврастеник не мог избавиться от детства, так сейчас он не может расстаться со своей юностью. Он избегает печальных мыслей о приближающейся старости и, понимая невыносимость открывающейся перспективы, всегда стремится жить в прошлом. Подобно тому, как незрелую личность, детство которой затянулось, страшит неизвестное в этом мире и в человеческом существовании, так и взрослого человека страшит вторая половина жизни. Словно его ожидают неведомые и опасные задачи или будто ему угрожают жертвы и утраты, которые он не желает принять, или как будто прожитая жизнь показалась ему вдруг столь прекрасной и ценной, что он не может расстаться с ней.
Может быть, подо всем этим скрывается страх смерти? Это не представляется мне слишком вероятным, потому что, как правило, смерть еще далеко в будущем, и, следовательно, является чем-то абстрактным. Опыт показывает нам, что основную причину всех трудностей этого переходного состояния скорее следует искать в глубоких и весьма особенных изменениях внутри психики.
Чтобы охарактеризовать это состояние, я хотел бы взять для сравнения суточное движение солнца, но только такого солнца, которое наделено человеческими чувствами и ограниченным сознанием. Утром оно поднимается из ночного моря бессознательного и взирает на обширный яркий мир, который простирается перед ним в пространстве, постоянно расширяющемся по мере того, как оно поднимается по небесному своду. В этом расширении своего поля деятельности, вызванного собственным подъемом, солнце обнаруживает свое значение: достижение максимально возможной высоты и максимально широкое распространение света и тепла видится ему целью. В этом убеждении солнце движется своим путем к невидимому зениту — невидимому, потому что его маршрут уникален и индивидуален, и кульминационную точку нельзя вычислить заранее. По достижении полудня начинается заход, а заход означает пересмотр всех идеалов и ценностей, лелеемых с утра. Солнце начинает противоречить самому себе. Получается, что оно должно не испускать лучи, а втягивать их. Свет и тепло уменьшаются и, наконец, исчезают.
Все сравнения неубедительны, но данное сравнение, по крайней мере, не хуже других- Французский афоризм обобщает это цинической констатацией:
"Si jeunesse savait, si vieillesse pouvait" - Если бы юность хотела, если бы старость могла (фр.).
.К счастью, мы не солнца восходящие и заходящие, иначе это негативно сказалось бы на наших культурных ценностях. Но внутри нас есть что-то подобное солнцу, и разговоры о заре и весне, о сумерках и осени жизни — это не просто сентиментальные слова. Таким образом мы выражаем психологические истины, и более того, физиологические факты, потому что изменение воздействия солнца после полудня влияет даже на организм. В частности, среди южных рас можно наблюдать, что у пожилых женщин голоса становятся глубокими и грубыми, начинают пробиваться усики, появляются другие признаки огрубления, характерные для мужчин. С другой стороны, внешность мужчин оттеняется такими женственными чертами, как полнота и смягчение выражения лица.
В этнологической литературе имеется интересное сообщение об индейском воине-вожде, которому в среднем возрасте явился во сне Великий Дух. Дух объявил ему, что отныне он должен сидеть среди женщин и детей, носить женскую одежду и питаться женской пищей. Вождь последовал наказу, не утратив при этом своей авторитет. Это видение является истинным выражением революции в психике, происходящей в середине жизни человека, когда она начинает клониться к закату. Ценность мужчины и даже его тело пытаются измениться в свою противоположность.
Можно сравнить мужественность и женственность, включая их психические компоненты, с неким запасом веществ, которые в первой половине жизни расходуются не одинаково. Мужчина расходует большую часть мужских веществ и у него остается лишь небольшое количество женских, которые должны теперь быть задействованы. У женщины, наоборот, остается не использованный запас мужественности, который идет в дело и активизируется.
Эта перемена даже более заметна в психической, чем в физической сфере. Как часто случается, что мужчина в сорок пять или пятьдесят лет свертывает свой бизнес, а его жена засучивает рукава и открывает небольшую лавку, где ее муж, в лучшем случае, выполняет обязанности чернорабочего. Имеется много женщин, у которых социальная ответственность и общественное сознание пробуждаются лишь после сорока лет.
В современной деловой жизни, особенно в Америке, стали весьма обычным явлением нервные срывы в возрасте между сорока и пятьюдесятью годами. Если изучить, кто стал их жертвой, обнаруживается, что у них произошел надлом мужского стиля жизни, преобладавшего до сих пор, после чего остаются женоподобные мужики.
И наоборот, можно наблюдать женщин в тех же самых областях деловой активности, у которых во второй половине жизни развивается необычно жесткое мужское мышление, задвигающее на второй план чувства и сердечность. Часто такие перемены сопровождаются несчастьем в браке, потому что нетрудно представить, что происходит, когда муж проявляет нежность чувств, а жена — остроту мышления.
Хуже всего во всем этом то, что интеллигентные и воспитанные люди проводят жизнь, даже не подозревая о возможности подобных метаморфоз. Абсолютно не подготовленные, они вступают во вторую половину жизни. Или, может быть, у нас есть школы для сорокалетних, которые готовят их к наступающей жизни и се требованиям, подобно обычным школам, прививающим молодым людям первоначальное знание о мире? Нет, совершенно неподготовленными мы вступаем во вторую половину жизни, хуже того, мы предпринимаем этот шаг с ложной уверенностью, что наши истины и идеалы будут служить нам и впредь.
Но мы не можем проводить сумерки жизни в соответствии с программой ее зари, ибо то, что было здорово на заре, становится мелким в сумерках, а утренние истины вечером становятся ложью. Слишком многих людей преклонного возраста я лечил и консультировал как психолог, и слишком часто заглядывал в тайники их душ, чтобы остаться равнодушным к этой фундаментальной истине.
Стареющим людям следует знать, что их жизнь вступила в период не подъема и расширения, а сужения, подталкиваемого неумолимым внутренним процессом. Для молодого человека почти что грех или, по крайней мере, опасность — быть слишком занятым самим собою, а для стареющего человека уделять себе серьезное внимание является долгом и необходимостью. Искупав в своем свете весь мир, солнце отводит свои лучи, чтобы озарить себя. Вместо того, чтобы поступить аналогичным образом, многие пожилые люди предпочитают быть ипохондриками, скрягами, педантами, восхвалителями прошлого или даже вечными отроками — заменяя таким прискорбным образом работу по самоозарению.
Такая участь неизбежно вытекает из заблуждения, что вторая половина жизни должна направляться принципами первой половины.
Я только что сказал, что у нас нет школ для сорокалетних. Но это не совсем верно. Наши религии всегда были такими школами в прошлом, но сколько людей считает их таковыми в настоящее время? Сколько нас, пожилых людей, было воспитано в таких школах и действительно было подготовлено для второй половины жизни, для старости, смерти и вечности?
Человек определенно не перешагнул бы семидесяти- или восьмидесятилетний рубеж, если бы такое долголетие не имело значения для него как биологического вида. Так и закат человеческой жизни должен иметь свое собственное значение, а не быть просто жалким придатком к заре жизни.
Значение рассвета человеческой жизни несомненно заключается в развитии личности, укреплении позиций во внешнем мире, размножении нашего биологического вида и в заботе о наших детях. Это очевидная цель природы. Но когда эта цель достигнута и более чем достигнута, будут ли добывание денег, расширение приобретений и продление жизни постоянно переступать все границы благоразумия и здравого смысла?
Тот, кто несет в сумерки закон утра или цель природы, расплачивается за это ущербом для своей души точно так же, как и подрастающий юноша, пытающийся перенести свой детский эгоизм во взрослую жизнь, заплатит за эту ошибку неудачей в обществе. Добывание денег, общественные достижения, семья, потомство — все это не что иное, как чистая природа, но не культура. Культура располагается за пределами природных целей. Может быть, культура каким-то образом и является целью второй половины жизни?
В первобытных племенах мы видим, что старые люди почти всегда являются хранителями тайн и законов, и именно в них сосредоточено культурное наследие племени. А как обстоит дело у нас? Где мудрость наших стариков, где их ценные секреты и видения? В большинстве своем наши пожилые стремятся соревноваться с молодыми. В Соединенных Штатах Америки считается почти идеалом для отца быть братом своим сыновьям, а для матери, по возможности, быть младшей сестрой своей дочери.
Я не знаю, насколько эта путаница вызвана отторжением ранее имевшего место чрезмерного восхваления достоинств пожилого возраста и насколько — ложными идеалами. Несомненно, такие лжеидеалы существуют, и цели тех, кто их лелеет, вовсе не прогрессивны. Вот почему они всегда норовят повернуть назад. Можно согласиться с ними в том, что, действительно, трудно понять, какие еще цели могут иметься во второй половине жизни, если не хорошо известные цели ее первой половины.