Из этого положения вытекают довольно важные следствия. В частности, мысль о том, что законы, посредством которых строится топология социального субъекта, могут быть лишь жесткими, "мертвыми". "Мягкость" закона не позволяет его интериоризовать и разрушает четкость границ ответственности. С феноменологической точки зрения "закон" – это не то, что написано на бумаге, пусть оно и называется "конституцией", а в первую очередь именно его неумолимость, пусть нигде не записанная, ибо я могу превратить в зонд лишь негибкие, однозначно предсказуемые вещи. В этом смысле древние были правы, говоря, что "dura lex, sed lex" [прим.8]. Это свидетельство не ограниченности, а, наоборот, проницательности. Размывание карательных функций власти, обязанной быть гарантом неукоснительности исполнения закона, приводит к коррозии морали и нравственности именно потому, что "необъективность" законов, возможность их неоднозначной интерпретации – путь к деструкции топологии социального субъекта. Нестабильность закона-зонда - что прежде всего нестабильность меня.
Интуиция важности стабильных ограничений рождала специальные практики, позволявшие примирить жесткость морали с ее нарушениями. Исповеди и индульгенции имели глубочайший смысл, заключавшийся в возможности сохранить жесткость налагаемых христианством правил, создавая легитимный канал, в котором естественное для грешной души человека стремление к нарушению строгих запретов не подтачивало самого факта обязательности наиболее важных моральных скреп. Для согрешившего человека как бы оставалась возможность "начать все сначала", ибо иначе он либо должен был жить с ощущением безнадежности, либо подвергнуть сомнению сами скрепы [прим.9]. Отказ от закона не может происходить безнаказанно для субъекта; законы могут нарушаться, но не могут отменяться. Моральная деструкция общества, осуществленная энциклопедистами, совершавшими ревизию "ненатуральных" законов (Маркиз де Сад, 1992), не преодолена до настоящего времени. Из совершенно правильной мысли о том, что в мире не существует никаких неподвижных объективных моральных законов, ими был сделан совершенно неправомочный вывод о возможности их полной отмены.
И мир, и тело, и сами феномены сознания равно становятся реальностью как сопротивляющаяся субстанция, как то, что не может быть раз и навсегда учтено, а требует постоянного приспособления. Содержание сознания существует как не "растворенный" им остаток. Оно рождается из необходимости преодолеть непрозрачность не-сознания, репрезентируя его в качестве эмоций, чувственных ощущений, абстрактных конструкций, языка, мышления, памяти, совести, вины, морали и пр. Качество предметности связано не просто с отнесенностью вовне-сознания - предметным может быть и само сознание. Явление объективируется самим фактом представленности в сознании. Уровень же отнесенности определяется "длиной зонда" сознания и в зависимости от границы автономности может простираться до любой точки связки "сознание – тело – мир". Членение диады "субъект – объект" проходит по линии напряженного взаимодействия, непрозрачная граница между элементами которого и рождает необходимость субъективного образа объективной реальности. Сам субъект может появиться лишь в этом разрыве, точке непрозрачности, порождающей одновременно и субъекта и то, что называлось в средневековой философии "иным". Граница этого разрыва создает топологию субъекта, не являющуюся постоянной и однозначной, но рожденную предшествующим индивидуальным опытом и наличной ситуацией. Топология субъекта не совпадает с эмпирическими границами его тела: она может быть как вынесена вовне, так и погружена внутрь тела и даже в само содержание сознания.
В рамках идеи зонда возможно переосмысление метапсихологии психоанализа. Я и Сверх-Я можно интерпретировать как превращенные, окаменелые формы объективации истинного субъекта психоанализа – Оно. Во всяком случае данная модель обладает преимуществами экономии: она постулирует не три автономных психических образования, а только одно, предлагая к тому же вполне конкретным и универсальный психологический механизм экспликации его производных форм взамен метафорических конструкций классического психоанализа.
Предложенная модель построения топологии субъекта имеет не только чисто теоретическое значение. Она, на мой взгляд, позволяет по-новому поставить целый ряд достаточно актуальных вопросов: от понимания психопатологических феноменов и телесности до проблем коммуникаций, обучения, воспитания, власти, наслаждения, смерти, ответственности, вины и свободы.
Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. 424 с.
Бахтин Н. М. Форма как ступень обреченности // Независимая газета. 20.04.93. С. 7.
Блум Ф., Лейзерсон А., Хофстедтер Я. Мозг, разум, поведение. М.: Мир, 1988. 248 с.
Бор Н. Квант действия и описание природы//Избр. науч. труды. М.: Наука, 1971. Т. 2. С. 56-62.
Витгенштейн Л. О достоверности // Вопр. филос. 1991. ї 2. С. 67- 120.
Гомер. Одиссея. М.: Тип. И. Д. Сытина, 1913. 224 с.
Грегори Р. Л. Разумный глаз. М.: Мир, 1972. 215 с.
Декарт Р. Избранные произведения. М.: Политиздат, 1950. 712 с.
Джемс У. Психология. Спб.: Тип. М. П. Сойкина, 1901. 408 с.
Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. М.: Гослитиздат, 1958. Т. 1. 420 с.: Т. 2. 536 с.
Леонтьев А. Н. Деятельность, сознание, личность. М.: Политиздат, 1975. 304 с.
Маркиз де Сад. Жюстина. М.: Ник, 1992. Т. 1. 540 с.: Т. 2. 542 с.
Наиссер У. Познание и реальность. М.: Прогресс, 1981. 230 с.
Нюттен Ж. Мотивация // Экcпepиментальная психология / Под ред. П. Фресс, Ж. Пиаже. М.: Прогресс, 1975. С. 16-99.
Петроний Арбитр Т. Сатирикон. М.; Л.: Госиздат, 1924. 289 с.
Тищенко П. Д. Психосоматическая проблема (объективный метод и культурологическая интерпретация) // Телесность человека: междисциплинарные исследования. М.: Изд. Философского общества, 1991 а. С. 26-36.
Тищенко П. Д. Что значит знать? М.: Изд. Российского открытого университета, 1991 б. 64 с.
Фрезер Дж. Золотая ветвь. М.: Политиздат, 1983. 703 с.
Фрейд З. По ту сторону принципа наслаждения// //Я и Оно. Тбилиси: Мерави, 1991. С. 139-192.
Фрейд З. Я и Оно. Л.: Academia, 1924. 62 с.
Частная сексопатология // Под ред. Васильченко Г. В. М.: Медицина, 1983. Т. 1. 302 с.
Якубик А. Истерия. М.: Медицина, 1982. 342 с.
Becesy G. von. Sensory Inhibition. Princeton: Prins. Univ. Press, 1967.
Bexton W. Н. Effects of decreased varyation in the sensory environment // Canad. J. Psychol. 1954. ї 8. P. 70-76.
Brentano F. Psychologie. Vom empirische Standpunkt. Hamburg: Meiner, 1924. 270 S.
Foucault М. Surveiller et Punir: Naissance de la prison. Paris: Gallimard, 1978. 318 p.
Husseri E. Zur Phanamenologie der Inter-subjektivitat Text aus dem Nachlass. Erster Toil: 1905-1920 // Husserliana. Haag: Nijhoff, 1973. Bd. XIII. 360 S.
Lacan J. Ecrit. Paris: Seuil. 1988. 657 p.
Malcolm N. Moor and Wittgenstein on the Sense of "I Know" // Malcolm N. Thought and Knowledge, Ithaca – London: Cornell Univ. Press. 1977. P. 170-198.
Moor S. G. E. A defens of common sense // Contemporary of British philosophy, 2-nd ser. Oxford, 1925. P. 62-108.
Sartre J.-P. L'Etre et ie Neant. Essai d'antologie. Paris: Gallimard, 1988. 724 p.
1. закономерностям и всегда равной самой себе (независимо от того, чувствуем ли мы сердце или печень, они работают, в них происходят биохимические процессы, которые никак в своем прямом виде не могут быть доступны человеческому сознанию), и "телом", как реальностью субъективной и не равной своему объективному корреляту – организму ("тело" может включать неорганизменные компоненты: протезы, зонды и пр., иллюзорные органы или части: фантомные ощущения, псевдогаллюцинации и пр. – или, напротив, не включать объективно существующих частей "организма"; игнорирование частей тела, недоступность сознанию многих реально происходящих процессов или функций).
2. Например, феномен "остановившегося эскалатора". По внезапно остановившемуся эскалатору, ничем фактически не отличающемуся от обычной лестницы, очень трудно идти. Это может быть объяснено только резким изменением стереотипа.
3. Существование подобных скрытых опосредующих инструментальных зондов. отчетливо вскрывается при резком переходе к непривычной системе измерений, например, для европейца, попавшего в США, температура по Фаренгейту, длина в футах и милях, вес в фунтах лишены непосредственного чувственного содержания температуры, веса и размера.
4. Это позволяет понять высокую эффективность терапевтических приемов, связанных со снятием ответственности; например, временных "запретов" полового акта.
5. Ср.: "В грудь он ударил себя и сказал раздраженному сердцу: Сердце, смирись..." (Гомер, 1904). Здесь отчетливо видны объективация эмоционального состояния ( он не равен "раздраженному сердцу", а "говорит" ему) и смешение эмоции и телесного ощущения ("раздраженное сердце").
6. По сути дела, современные психиатры, использующие анксиолитики и антидепрессанты, воздействуют именно на физиологический субстрат эмоций, однако почему-то совершенно не уделяют внимание созданию необходимого когнитивного контекста.
7. Та же интуиция лежит в основе разделения на мертвое и живое. Мертвое не должно нарушать принцип инертности, а если я сталкиваюсь с его непредсказуемостью, то начинаю приписывать ему качество жизни. З. Гиппиус, описывая восприятие кинематографа в начале века. очень точно передает ощущение ужаса от действия автомата, имитирующего жизнь. В норме именно границы допустимых изменений задают интуиции живого-неживого, а их нарушения – одушевление природы. Дикарь, населяющий мир духами и богами, на самом деле дает наиболее очевидное, простое и ясное объяснение непонятному происходящему.
8. Закон суров, но это закон (лат.) (Прим. Д.С.)
9. Отсюда же вытекает вопрос Алеши Карамазова о том, что если нет бога, то возможно любое преступление, ибо нет верховного гаранта, а следовательно и нет неотвратимого наказания (Достоевский, 1958).