Краевский Володар Викторович, докт. пед. наук, профессор, академик РАО
К числу «вечных», выходящих за рамки одного какого-либо социального или профессионального слоя общества, принадлежат проблемы образования - чему и как учить молодежь. На крутых поворотах истории эти проблемы переходит в разряд общенациональных. По вполне понятным причинам как никогда важны они сейчас, в период идущей у нас с переменным успехом Реформации. Как учим – так и живем. Как будут учить наших детей, так они и будут жить. "С кого делать" жизнь? Где искать пример для подражания, жизненный и воспитательный идеал?
Для поколений людей в нашем отечестве таким идеалом был русский интеллигент, человек, по общим представлениям, многое знающий, глубоко чувствующий и сочувствующий, защитник обиженных и оскорбленных. Может быть, интеллигенцию и следует принять за идеал воспитания?
Дело обстоит не так просто. Прежде всего, необходимо иметь достаточно твердые основания для решений в такой чувствительной социальной сфере, как образование. Само слово "интеллигенция" неоднозначно. Оно на другие языки не переводится, поскольку, по более или менее общему признанию, отражает специфическую российскую реальность. Имеющиеся в литературе дефиниции всегда окрашены в цвета эпохи и в явной или неявной форме выражают субъективную эмоционально-ценностную ориентацию авторов. Л.А.Фадеева в небольшой, но весьма содержательной статье об интеллигенции, вспоминая слова Н.К.Михайловского о праве русского человека "иметь термины и понятия, Европе неизвестные", отмечает: "По прошествии 115 лет интеллигенция представляется кому-то утешительным, кому-то прискорбным явлением…". ( Фадеева Л.А. Это странное слово «Интеллигенция» // Мир образования. 1997. - № 3. - С.17).
При всем разнообразии дефиниций и оттенков, которые в них отражаются, большинство сходятся на том, что в него включаются, кроме высокой степени развитости интеллекта, такие качества, как порядочность, высокая нравственность, приверженность общечеловеческим ценностям и стремление их распространять в обществе. В этом случае интеллигент выступает как представитель, по словам Д.Овсянико-Куликовского, "образованной части общества, созидающей и распространяющей общечеловеческие ценности". Такое сочетание порождается особыми социальными условиями, в которых формировалась и существовала русская интеллигенция, по словам самих ее представителей: когда "в окружающей жизни мало простора" (А.Изгоев), когда "демократизация высшей культуры встречает непреодолимые препятствия" (Д.Овсянико-Куликовский), когда интеллигенции приходилось просить "дозволения говорить вслух" (Н.Михайловский).
По-видимому, в этом направлении следует искать истоки непереводимости слова "интеллигенция" на другие языки – в нормальном современном обществе нет необходимости в специальной социальной группе "борцов за правду и справедливость". Там эту функцию берут на себя политические партии, пресса, правоохранительные органы и другие учреждения социальной защиты. Интеллигенция – не "образованщина", не ассамблея людей умственного труда. Интеллектуалы не составляют еще интеллигенцию. Вполне актуальна модель П.Н.Милюкова, представившего интеллигенцию и образованный класс в виде двух концентрических кругов, где интеллигенция обладает инициативой и творчеством, образуя тесный внутренний круг, а большой круг образованного слоя является средой непосредственного воздействия интеллигенции.
Русскую интеллигенцию прошлого можно сравнить с пружиной. Чем меньше пространства – тем туже она сжималась, яснее проявляла себя в словах и действиях. Можно определить интеллигенцию и ее дело, отправляясь от противного. Русская интеллигенция формировалась в противостоянии известной формуле: "православие, самодержавие, народность". По-разному можно модернизировать ее, но суть за многие годы не изменилась. По мнению ряда авторов, и менять не надо.
Много лет уже идет реформирование образования, которое теперь называют модернизацией, но противодействие переменам не сдает свои позиции. Обратный ход в образовании в силу его социальной природы неизбежно сказывается на общественном прогрессе в целом, способствует архаизации общественных отношений. Иногда вместо провозглашаемой Правительством РФ модернизации образования впору говорить о его «демодернизации». Одним из проявлений этой тенденции является попытка возрождения в сфере образования идеологического наследия николаевских времен, представленного в установках, авторство которых принадлежало известному своим консерватизмом министру просвещения С.С.Уварову (1786-1855).
Вот что было напечатано недавно в сборнике, посвященном формированию личности молодого человека: «В самое последнее время делаются попытки… найти свой, российский стратегический путь, свои главные ценностные ориентации, свою национальную идею. С этих позиций формула С.С.Уварова «православие – самодержавие – народность» представляется хорошей основой. Хотя автор этой концепции, выдвигая ее, ссылался на «монаршую волю», на самом деле это была своевременная и (на мой взгляд) удачная попытка кратко и емко выразить то, что веками вызревало в российском социуме. Подчеркивались: 1) особая, ни с чем не сравнимая роль православия в жизни россиян; 2) представления о единой, неделимой и любимой стране-родине, цементировавшейся монархом-самодержцем; 3) определенное единство всего народа при безусловно признаваемых и весьма больших различиях в сословном статусе, материальном благосостоянии, уровне образования и культуры. Прошедшие сто семьдесят лет делают необходимой определенную, но не принципиальную ревизию формулы С.С.Уварова» (Н.Д Никандров. Формирование личности молодого человека в школе и вузе: ценностный подход // Формирование личности молодого человека в школе и вузе (материалы научно-практической конференции) - Владивосток, 2000. - С. 13).
Не принципиальную! О принципах можно судить по вполне соответствующему этой формуле отношению С.С.Уварова к свободе просвещения, образования, к свободе вообще и к объективному научному знанию, выраженное такими словами: «Только правительство имеет все средства знать и высоту успехов всемирного образования и настоящие нужды отечества».
Редактор «Журнала Министерства Народного Просвещения» А.Н.Пыпин (1833-1904) называл уваровское триединство теорией официальной народности. Главное возражение, которое он противопоставляет односторонности славянофильства и теории «официальной народности» заключается в том, что «национальность, как стихия историческая, способна к видоизменению и усовершенствованию, и в этом именно возможность и надежда национального успеха» ( Виктор Чумаков, Арсений Замостьянов . Старейший журнал России. 1803-2003. - М., «Народное образование» - 2003. - С. 92).
В том же ряду – отношение графа к А.С.Пушкину. Странно и как-то неловко читать о том, с каким вельможным высокомерием Уваров говорил своему другу и попечителю столичного учебного округа князю А.М.Дондукову о Пушкине и пушкинских днях. А.А.Краевский, автор вдохновенного некролога Пушкину, выслушал саморазоблачительный выговор Дондукова (известного пушкинского персонажа «князя Дундука»: «Я должен вам передать, что министр (Сергей Семенович Уваров) крайне, крайне недоволен вами! К чему эта публикация о Пушкине? Что это за черная рамка вокруг известия о кончине человека не чиновного, не занимавшего никакого положения на государственной службе? Ну, да это еще куда бы ни шло! Но что за выражения! «Солнце поэзии!!» Помилуйте, за что такая честь? «Пушкин скончался в средине своего великого поприща»! Какое это такое поприще? Сергей Семенович именно заметил: разве Пушкин был полководец, военачальник, министр, государственный муж?! Наконец, он умер без малого сорока лет! Писать стишки не значит еще, как выразился Сергей Семенович, проходить великое поприще! Министр поручил мне сделать вам, Андрей Александрович, строгое замечание и напомнить, что вам, как чиновнику Министерства народного просвещения, особенно следовало бы воздержаться от таковых публикаций» (Русская старина, т. 20, с. 536).
Удивительно, но факт - единомышленников графа сегодня, по истечении стольких лет, приходится искать не в министерстве, что было бы, по крайней мере, логично, а в научных кругах.
Формулу Уварова можно конкретизировать более близкими к реальности словами: клерикализм, авторитаризм, национализм. Клерикализм (не религиозность!) – покушения на принцип отделения церкви от государства, в частности, "размывание" светского характера образования, беспошлинная торговля "дьявольским зельем" – табаком, невмешательство в бесчинства властей или участие в них, анафема в адрес интеллигенции (вспомним отлучение Льва Толстого от православия), нетерпимость к представителям иных конфессий. Авторитаризм – искоренение свободомыслия, безнаказанность беззакония, гонение на прессу, явная или скрытая цензура. "Народность" в форме национализма - соединенные с самолюбованием нелюбовь к другим странам и народам, неуважение к их обычаям. Всё это обозначено метками "народный", "русский", "национальный" в названиях публикаций и партий, начиная с баркашевской РНЕ: "Национальная газета", "Я - русский", "Славянин". Ревнители такой "народности" одаривают нерусских кличками: чурки, черномазые (есть и словцо покрепче), косоглазые, жиды, обезьяны и т.д. Более эффективного средства для распада империй и федераций пока еще не придумали.
Между тем, если уж говорить об объединяющей идее, то она лежит, можно сказать, на поверхности. Просто немыслимо ее оспорить. Ее не придумал, а лишь озвучил не оцененный, как водится, по достоинству современниками наш соотечественник, государственный деятель и мыслитель огромного масштаба А.Н.Яковлев. В своей недавно вышедшей книге он пишет об этом так: «Поскольку Бог любит Троицу, а русское мышление триадно, национальная идея по форме и содержанию должна, на мой взгляд, быть трехсловной, как у Уварова. «Свобода. Достаток. Законность» ( А.Н.Яковлев . Сумерки. – М., 2003. С. 646). В различии двух «триадных» формулировок и заключена суть проблемы. Нелегок путь тех, кто выбрал вторую из них. Им «сегодня приходится вести борьбу, по крайней мере, на три фронта – с наследием тоталитаризма, с нынешней диктатурой чиновничества и с собственным раболепием» (Там же. С. 18).